глубину - берег был близко. Оказалось около двадцати саженей.
Через несколько минут отдали якорь. Лодья остановилась и, плавно
покачиваясь, стала приходить на канат, разворачиваясь по ветру.
Клим уже заканчивал свои приготовления. Он наполнил бочонок ворванью
и кусками протухшего нерпичьего жира. Поморы знали: пахучий жир - самое
лакомое блюдо для акулы.
- Ну, бросай, Степан, бочонок в море-то, да не мешкай, - торопился
старик, - а я удило налажу.
Из бочонка, расплываясь по воде, потянулась струя жира.
- Смотри, Ванюха! - крикнул Степан.- Потекла лайва-то! Теперь акула к
нам враз пожалует.
Но Ваня был уже в другом месте. Он помогал Климу насаживать на крючок
приманку - пудовый кусок мяса.
- Дядя Клим, а как мы знать будем, что акула наживу возьмет? -
волновался Ваня.
- Сам увидишь, не мешай с разговором. Подай лучше жердь, вон там, у
борта, лежит.
Тонкий конец поданной Ваней жерди старик выдвинул наружу, а комель
крепко привязал к бортовому брусу. Потом он бросил крючок с наживой в
море и, потравив изрядно веревку, ловко накинул петлю на конец жерди.
- Теперь, Ванюха, все в порядке. Тут тебе и удило, и леска, и крючок.
Не прошло и пяти минут, как хищная рыбина отыскала приманку и вмиг
проглотила ее вместе с крючком. Толстую сосновую жердь согнуло в дугу.
Только этого и ждали охотники.
- Сюда, ребята! - весело крикнул Степан.
Двое поморов взялись за веревку. Акула свободно давала тащить себя,
почти не сопротивляясь. Вот она совсем близко, тянули уже за железную
цепь. Наконец из воды показалась тупая голова акулы. Свирепо глянули на
людей круглые глаза, фосфорически вспыхнули яркозеленые зрачки.
Ваня заметил, что челюсти хищника с некрупными, но острыми зубами
судорожно двигались, как две пилы. Акула старалась перегрызть железо.
Федор Веригин, великан с широченными плечами, держал наготове
полупудовый деревянный молот - кротило. Как только акулу подтянули к
борту, он сильным ударом оглушил ее, и мореходы, набросив цепь на ворот,
быстро вытащили добычу.
- Смиренна акула-то! - говорили мореходы, окружив распластавшуюся на
палубе двухсаженную рыбину.
Действительно, полярная акула, "морская прожора", страшна только в
воде. Вытащенная на палубу, она, в противоположность своим южным
сестрам, совершенно безопасна.
Несколько человек, ухватившись за цепь, протащили акулу еще на
два-три шага, на более удобное для разделки место. От шершавой акульей
кожи на палубе остался заметный след: как будто дерево оцарапали
стальной гребенкой. Это оттого, что акульи чешуйки снабжены как бы
мелкими, загнутыми назад костяными гвоздочками.
Острый нож в руках богатыря Веригина с трудом брал крепкую кожу.
Сделав широкий надрез на брюхе, Федор ловко отделил печень. Вот она,
большая, желтая вывалилась наружу.
- Ужо натопим воюксы1 - пуда три, не меньше, - заметил Степан.
Затем вспороли акулий желудок. Все знали, что иногда там можно
обнаружить самые неожиданные предметы На этот раз, кроме двух небольших
нерп, в брюхе ничего не оказалось.
Перед тем как выбросить акулу за борт, Клим через тон кую
тростниковую трубочку надул воздухом рыбий желудок. Это было старое
поморское правило.
- Вишь, удило-то вдругорядь поставили,- объяснял старик Ване,
завязывая разрез куском веревки. - Ежели акулу так бросить, не надувши,
она враз затонет и другие акулы ее жрать начнут. А приманку тогда не
тронут, и не жди.
Напоследок старый Клим вырезал кусок шершавой акульей кожи пригодится
в хозяйстве, а тушу, дружно поднатужась, мореходы спихнули обратно в
море.
_______________________
1Жир из рыбьей печени употреблялся как приправа в пищу
- Смиренна акула то, - говорили мореходы, окружив
распластавшуюся на палубе двухсаженную рыбину
Вторая акула также быстро была поймана и разделана. Размером она была
не меньше первой, в желудке у нее оказалось около двух десятков крупных
рыб.
Свежая еще треска-то, хоть уху вари, - пошутил кто-то.
Федор Веригин, потрошивший акулу, брезгливо поморщился и выбросил
треску за борт.
Тем временем морские хищники, привлеченные запахом нерпичьего жира,
окружили судно со всех сторон. Бесшумно двигались их черные тени в
прозрачной воде.
- Смотри, оплыла лодью акула-то. На маленьком карбасишке ежели -
страшно. Бывает, акула и опружить1 карбас может. Вместо лысуна2 попадешь
прожоре в брюхо, - с опаской поглядывая на воду, сказал Степан.
Охота закончилась Промышленники развлеклись и весело подымали паруса,
выкатывали якорь. Под удалую песню большой ворот медленно навивал шлаг
за шлагом мокрый канат.
Наполнив паруса ветром, снова тронулась лодья в дальний путь. Палубу
убрали и начисто вымыли. И опять пошла своим чередом жизнь мореходов.
Ваню интересовало на судне все. Он был неутомим и вездесущ. Его
видели то на мачтах, то на носу лодьи, то он лазил в трюм, осматривая
каждую бочку. Мальчик успел разговориться и с рулевым, упросив доверить
ему на минуту массивный румпель.
А сейчас он стоял у отвала3 поглядывая на потемневшее море, и
тихонько напевал про себя.
Вдруг Ваня насторожился. Недалеко от лодьи промелькнуло что-то белое.
Вот совсем близко от борта, сразу в нескольких местах, в воде появились
чьи-то уродливые, горбатые тела. Странных изжелта-белых существ с каждой
минутой становилось все больше.
"Богатое наше море,- думал Ваня, - сколь в нем рыбы да животины
всякой плавает!"
Он не выдержал и окликнул стоявшего неподалеку Веригина:
- Федор, а Федор, глянь-ка, опять зверье разгулялось, да сколь их!
Неторопливо обернувшись и прикрыв глаза ладонью, промышленник
посмотрел на море.
_____________________________________
' Опрокинуть, перевернуть.
2Гренландский тюлень.
3 Кормового среза.
Белухи это. Чует ветер зверье. Целым юровом1 выплыли. Множеством
своим воду сушат.
Неприятно и резко хрюкая, точно свиньи, звери вспенивали море. То
ныряя, то неуклюже всплывая на поверхность подышать воздухом, они
выплескивали небольшие фонтанчики из маленького отверстия на шее.
Некоторые держали во рту только что пойманную, еще трепетавшую рыбешку.
Ваня стал различать идущих бок о бок с массивными телами белух
небольших яркосиних зверьков. Это были детеныши-сосунки длиною около
пяти футов. В стаде Ваня заметил и серых, голубых белушат.
- Белуха, она с годами светлеет. Белым зверь только на четвертый год
делается, - пояснял Ване Федор. - А родятся синие, ровно крашеные,
сосунки-то.
Но вот над стадом появилась чайка, потом другая, третья. Надоедливо
горланя, они сотнями закружились над морем.
- Теперь смотри, Ванюха, потеха будет: ограбят чайки зверя. Чисто
морские разбойники!
Как бы в подтверждение этого, одна из птиц распласталась и стала
спускаться к воде, зорко следя за белухой. Мгновение - и чайка, тяжело
махая крыльями, летела с рыбой в клюве, отнятой у нерасторопного зверя.
Поморы с интересом наблюдали эти сцены, отпускали веселые шутки и
смеялись каждому ловкому маневру птиц. Кто-то заметил:
- Шутка шуткой, а белуха-то не меньше двенадцати пудов сала дает. Да
шкура... Вот и считай, сколько барыша хороший промысел принесет.
- Кожа-то на ней гладкая, без шерсти, а зверь-то, почитай, не менее
восьми аршин длиной будет, да и более того нередко.
- Сказывают, еще в новгородские времена белуший промысел богатым был,
- вступил в разговор Клим Зорькин.- Сетями наши поморяне зверя добывали.
Примолкли мореходы, провожая глазами удалявшееся стадо белух. Скоро
только чайки, кружившиеся в небе, указывали его путь.
Вечерело. Покачиваясь, судно чертило на вздымавшейся чуть-чуть груди
Студеного моря бесконечную нить, тянувшуюся далеко-далеко, куда только
хватал глаз.
Огненный шар незаходящего солнца медленно клонился к западу.
Бесчисленные искорки, вспыхивавшие на морской глади, слепили глаза. А
вдали, у самого горизонта, кудрявились белоснежные облачка.
- Экая благодать! В такую-то пору сутки выстоишь у руля, с палубы
уходить жаль, - говорил Степан, сменяясь с вахты.
Солнце опускалось все ниже и ниже. Вот уже пылающий край его коснулся
легких облачков, и вдруг широкая искристая дорога легла через весь
океан.
Лодья с оранжевыми в потоках вечерних лучей парусами, как волшебная
птица, неслась по сверкающему пути навстречу огненному светилу.
Все оставались наверху в этот летний вечер на тихом, мирно дремавшем
море.
Под нескончаемое журчание воды, пенящейся под форштевнем, снова
начались песни и разговоры. Говорили о промысле, о погоде, о невестах,
оставленных на родине, о детях, женах и о многом другом, что помнится
мореходам в долгие дни плавания.
__________________________________
1 Стадом.
Глава вторая
"РОСТИСЛАВ" ОТКЛОНЯЕТСЯ ОТ КУРСА
Был август 1743 года. Уже несколько дней "Ростислав" под всеми
парусами шел курсом на Грумант. Погода стояла хорошая, ясная, дул
обедник - попутный ветер с юго-востока.
Благополучно миновав гребнистые валы Святоносских сувоев, вечно
враждующих между собой, лодья направила свой бег к северо-западу.
Неприступный с виду Мурманский берег выходил к морю грядами гранитных
утесов и отвесных, выступавших из воды крутобедрых скал. Местами скалы
были покрыты серым лишайником и мхом. И только изредка по берегу
попадались уродливые низкорослые березы с маленькими, словно
нераспустившиеся почки, листьями, зеленые пятна трав.
"Ростислав" шел на Грумант проторенной морской дорогой, проложенной
русскими в незапамятные времена. Глазам мореходов то и дело открывались
плотно уставленные поморскими судами заливы и бухточки, в глубине
которых виднелись древние церквушки, окруженные кучками изб. Множество
высоких деревянных крестов и пирамид из дикого камня указывали судам
вход в становища - поморские порты.
Что представлял собою "Ростислав"?
Это было судно длиной восемьдесят футов и шириной около трети своей
длины - двадцать пять футов. Оно могло принять в трюм около двенадцати
тысяч пудов груза.
Судно было обшито, как и все поморские лодьи, досками вгладь, то -
есть ребром доска к доске, хорошо проконопачено мхом и осмолено. Сверху
судно было покрыто палубным настилом и тоже проконопачено. Корпус
окрашен в коричневый цвет.
Лодья делилась на три помещения с несколькими люками: носовое -
поварня, где жили промышленники, с кирпичной печью для готовки пищи.
Рядом был трюм с двумя своими люками - большим и кормовым. На самой
корме в небольшой каюте помещался кормщик. Кормовая каюта освещалась
тремя окнами: двумя на срезе кормы, сзади, и одним, верхним, на палубе.
Внизу, в трюме, чтоб не подмочить груза, были настланы доски -
стлань. Глубина трюма "Ростислава" равнялась одиннадцати футам. Судно с
полным грузом погружалось в воду на девять футов.
Оснастка лодьи была проста и легка в обслуживании. Три мачты - фок,
грот и бизань'- были сделаны каждая из одного целого дерева и имели по
одному парусу. На фок и грот-мачтах стояли прямые паруса, а на бизани -
между гиком и гафелем2 - обыкновенный парус. К прямым парусам при слабых
ветрах дополнительно крепились специальные полотнища - прищепы.
Для лучшей поворотливости парус передней мачты иногда вытягивался к
бушприту3 или на наветренный конец блинда-рея4 и служил лодье кливером5,
риф-сезней6 на поморских судах не было - их заменяли прищепы. Спускались
паруса прямо на палубу и подымались с палубы, что очень упрощало работу
в условиях сурового климата Ледовитого океана.
Корпус был выпуклым по бортам, с широким днищем. Как и все суда этого
