земля, Ваня почувствовал, как он голоден. Но ничего съестного на этот
раз он не захватил, так как не собирался далеко. И который раз за
сегодняшний день вспомнился ему отец, часто повторявший: "Идешь в море
на день, бери хлеба на неделю".
Ваня только вздохнул, отряхнул одежду и пожаловался медвежонку:
- Ну, мишенька, попали мы с тобой в переделку!
Боясь заблудиться в тумане на неизвестном берегу, а еще больше
опасаясь встречи с моржами или ошкуем, мальчик решил пока остаться в
лодке. "Накрою "Чайку" парусом - и дом с крышей будет, а развиднеет
когда, что ни есть на обед раздобуду".
Ваня быстро поставил в лодку шелемки - три пары связанных по верхним
концам палок, перекинул через шелемки с носа на корму ремень и накрыл
все это парусом. Получился шалаш.
Такой шалаш поморы часто делают на промысле. Только вместо паруса
натягивают специальный чехол - буйно. Кроме того, зверобои берут с собой
большое овчинное одеяло. Вытащив лодку на лед и устроив шалаш,
промышленники кладут на лед железный лист или насыпают на толстую доску
песок и разжигают огонь. Для варки пищи на лодке всегда есть тренога -
варило, котелок и дрова.
На "Чайке", кроме шелемок и паруса, ничего не было Мальчик и медведь
улеглись в шалаше голодные, мокрые.
Пригрелся Ваня у теплой мишкиной шкуры, забыл все тревоги в сладком
сне. Отошли прочь думы-смутницы. И приснилась ему родная Мезень... Весна
на дворе. Еще снег не весь стаял, а Ваня уже месит весеннюю грязь босыми
ногами. Зазябнут ноги - на бугорок скорее. Отойдут чуть-чуть на
пригретой солнышком земле окоченевшие пальцы, и поскакал дальше... Жарче
солнышко, снега уж не видно нигде. С табунком таких же, как и он,
белобрысых мальчишек, с берестяным кузовком за плечами, бежит Ванюха на
болото за морошкой. Бегут ребята по зеленому крутому берегу, и по всей
деревне колокольчиками звенят их озорные голоса. Бегут мальчишки мимо
высоких-высоких крестов, стоящих на берегу, рядом с крестами,
почерневшими от старости, покрытыми лишаем, стоит совсем новый, еще
пахнущий смолой Новый-то крест Егор Кузнецов в прошлом году ставил,
после седьмой зимовки на Матке. А старый неподалеку его прадедом
Химковьш Василием Тимофеевичем поставлен. А вот совсем уж древний крест:
покосился, замшел весь, на подпорках только и держится. Отец говорил,
поставил его кормщик, который первым из мезенцев на Грумант ходил. В
Большой слободе тогда домов с десяток, не боле, было... Вот и деревне
конец - изба бабки Мочалихи, что на самом краю, у оврага живет; стоит
ветхая старушка у крыльца, прикрылась ладонью от солнца, смотрит на
ребятишек... За околицей - рощица, а тут уж и болото близко. Стала
морошка попадаться. Но здесь еще мало ее. Мальчики знают места, где ягод
росло столько, будто их насыпали на лужайку. И морошка знатная: крупная,
что орех грецкий... С полным кузовком золотисто-красных ягод
возвращается Ваня домой. В сенях пахнуло вянущим березовым листом.
Зелено над головой. Это мать сушит березовые веники, зимой хвощиться в
бане. Мать всегда за работой. Вот и сейчас сидит она в горнице у стола:
шьет, согнулась над детской рубашонкой. Да еще люльку покачивает.
Поскрипывает старая люлька, баюкавшая еще Ваню. В люльке безмятежно
спит, причмокивая во сне, младший Ванин братишка - Федя... С гордостью
ставит мальчик на стол тяжелый кузовок. Мать поднимает на Ваню усталые,
добрые глаза, гладит сына-помощника по упрямым вихрам. Набегался Ваня по
лесу, есть хочется. Надо бы спросить ячменный колобок или шанежку с
рыбой, да как-то слова не идут с языка: так бывает во сне. А материнская
ласковая рука все гладит вихрастую Ванину головку...
На этом и проснулся мальчик. Проснулся потому, что лицо его усердно
лизал своим большим розовым языком медвежонок. Ему тоже есть хотелось,
вот и решил он потревожить друга.
Хлопнул сердито Ваня ладонью по мишкиной морде и совсем очнулся, все
вспомнил. Беспокойно заныло сердце. "Как дальше быть? Что делать?
Суждено ли еще мать, отца увидеть?" Но гонит мальчик-помор тоску-печаль:
"Коли в мореходы пошел - нечего по земле тужить. Это еще что, хуже
бывает", - старается он подбодрить себя.
Глянул Ваня из-под паруса, - туман. Но сидеть и ждать тоже стало
невтерпеж: ведь вторые сутки без пищи.
"Пойду по берегу, может чайку подшибу али песца встречу". Потрогав
нож на поясе, мальчик взял багор, вылез из - лодки и решительно зашагал
в противоположную моржовой залежке сторону.
Туман все еще не редеет, но ветер усилился. Океан с шумом катил на
берег ряды высоких волн. Пена белым кружевом расползалась на плотном
песке, обмытом и укатанном приливами.
По самой кромке прибоя кучами лежали морские водоросли,
распространявшие гнилостный запах. Местами на желтом мокром песке
отчетливо вырисовывались следы птичьих лапок. Вот маленький куличок
выпорхнул прямо из-под ног и скрылся в тумане.
Сжимая в руке острый камень, Ваня осторожно шел дальше. Вот опять
куличок - морской песочник. Птичка деловито расхаживает по берегу,
заглядывая под каждый камешек и роясь в кучах водорослей. Волны не
мешали ей: куличок всегда успевал отпрыгнуть в сторону от пенящегося
потока или взлететь над прибоем.
Выпив дюжину гагачьих яиц, Ваня повеселел.
Улучив момент, Ваня метко швырнул камнем и подбил птицу.
Волоча крыло, куличок пытался скрыться, но мальчик не собирался
упускать его.
Однако птичка была совсем маленькой, надо добыть что-нибудь
посущественнее, и Ваня бредет дальше, пристально вглядываясь и
прислушиваясь.
Внезапно дорогу преградили возникшие из тумана черные груды камней,
покрытых мхом и лишайником. Мальчик обрадовался: в таких камнях любят
гнездиться гаги, крупные нырковые утки. И впрямь, его зоркий глаз вскоре
приметил торчавшую из расщелины голову птицы. Утка даже не шелохнулась,
когда Ваня приблизился к гнезду. Свернув гаге шею, мальчик наскоро выпил
яйца, оказавшиеся совсем свежими, и продолжал поиски.
Через какой-нибудь час у пояса охотника висел десяток жирных птиц:
гаги, видимо, только что начали высиживать птенцов. Эти птицы - завидная
цель охоты: они дают нежное мясо, вкусные яйца и тонкий шелковистый пух.
Выпив дюжину гагачьих яиц, Ваня повеселел. Его положение теперь не
представлялось уже таким мрачным. Вот бы еще просушить одежду, погреться
у костра...
Мальчик повернул к лодке, но не успел сделать и шагу, как заметил три
темных пятнышка, как бы висевших в тумане. Пятна шевелились.
Присмотревшись, он остолбенел: перед ним совсем - совсем близко стоял
огромный белый медведь. В молочной пелене тумана он был почти незаметен,
только кончик носа да глаза удивительно резко выделялись черными
точками.
Опасность была велика, но годы, проведенные на острове, приучили Ваню
ко всяким неожиданностям и опасностям, воспитали в нем решительность и
выдержку.
"Убегать нельзя, все равно настигнет ошкуй. Не буду трогать, может и
он не заденет. А нападет - всажу багор в брюхо, как Федор, - решил
мальчик.
Зверь и человек так и стояли друг против друга, не двигаясь с места.
Крепко сжав багор, напрягшись всем телом для схватки за жизнь, Ваня
смело смотрел на медведя.
Не выдержал человеческого взгляда ошкуй: отвернул морду, отступил.
Вот он остановился, еще раз оглянулся на мальчика и, раскачиваясь
тяжелым телом, быстро растаял в тумане.
Только тут Ваня почувствовал, как у него заныли кисти рук и странно
ослабли колени.
Добравшись к "Чайке", Ваня не нашел там своего мишки. "Куда бы он мог
деваться?" - забеспокоился мальчик. Однако идти в такую погоду на поиски
было бессмысленно, и он устало сел на борт осиновки, свесив ноги. Свой
промысел Ваня поделил: две утки оставил себе, остальные - своему другу.
Так прошло с полчаса. Вдруг мальчик услышал какой-то шорох и
схватился за положенный было в лодку багор. Но тревога оказалась
напрасной. Из тумана показался медвежонок. Он волочил по песку тушу
молодого моржа, изрядно объеденную.
Как досталась мишке первая победа над зазевавшимся зверем, осталось
тайной, однако ран у него не было. Часть моржа проголодавшийся
медвежонок, видимо, уничтожил прямо на месте охоты, наевшись так, что
еле двигался; однако он не бросил добычу, - позаботился о Ване.
Сытые, довольные тем, что нашли друг друга, мальчик и медвежонок
снова мирно задремали под защитой паруса.
Проснулся Ваня от сильных порывов ветра, сотрясавших "Чайку". Он
выглянул из шалаша и радостно вскрикнул: тумана как не бывало. На море
шли крутые волны.
Взобравшись на ближайший утес, мальчик попытался разобраться, где же
он находится и в каком направлении становище.
С высоты нескольких десятков саженей он увидел, что его вынесло на
совсем небольшой островок. Ближайшая часть острова была каменистой,
поодаль тянулась низкая мшистая равнинка. По равнинке степенно двигалось
сразу несколько медвежьих семейств.
- Да как их много! - Ваня насчитал девять взрослых медведей и трех
медвежат. - Хорошо, я на медведицу с пестунами не наткнулся!
Обводя глазами соседние острова и горизонт, мальчик вдруг заметил
вдали дым.
"Отец, товарищи на Крестовом мысе огонь зажгли, дорогу мне
указывают!"
Мальчику хотелось в ту же минуту сесть в лодку, но море так
расходилось, что плыть на скорлупке-осиновке было страшновато.
Ваня стоял на утесе в нерешительности. Может быть, он и переждал бы
непогоду, но в это время на горизонте, со стороны моря, показалась
белая, чуть приметная полоска. Это был лед.
Колебаться было нельзя. Ваня понимал, что значит, если льды преградят
дорогу. Тогда мало надежды добраться домой.
Мальчик усадил медвежонка в лодку и, выждав волну послабее, столкнул
"Чайку" на воду. Но впереди набухает новая большая волна, она угрожает
выбросить лодку обратно на берег. По колено, потом по грудь в холодной
воде, Ваня изо всех сил удерживает "Чайку". Зашипев пенящимся гребнем,
волна накрыла мальчика с головой и прошла мимо. Ваня вскакивает в лодку
и успевает сделать несколько взмахов веслами. От берега оторвался
благополучно...
Хлопнул парус, и "Чайка" вихрем понеслась, черпая бортом пену. Ваня
ляскал зубами от холода, но уже не боялся за свою осиновку: она
прекрасно держалась на волне. Мореходность суденышка заметно улучшал
медведь: расположившись на самом днище, он служил отличным балластом.
Все шло как нельзя лучше. "Чайка" смело резала грозные волны, с
каждой минутой, с каждым часом приближая путешественников к дому.
За Летним мысом определяться стало гораздо легче: направление - на
хорошо видный теперь черный дым зимовья. Казалось, до него совсем
близко.
Ваня уже представлял себе сытный ужин и хороший отдых у жаркой печи,
но тут случилось другое. Когда "Чайка" проходила мимо большого айсберга,
сидящего на мели, мишка, привлеченный шумом прибоя, внезапно бросился к
борту, и лодка перевернулась.
Пустой бочонок, шелемки, весла - все всплыло возле "Чайки", торчавшей
из воды вверх килем. То скрывалась, то вновь показывалась над волнами
голова мальчика. Тут же в воде метался виновник кораблекрушения -
медвежонок.
Ваня перебросил ремень через киль и уперся ногами в борт, стараясь
перевернуть лодку.
Испугайся, растеряйся Ваня - и конец бы. Недолго может продержаться в
студеной воде человек. Но мальчик в эту минуту даже не думал о себе.
"Лодка! Как спасти лодку!"
Ухватившись за крен?, Ваня нырял по волнам вместе с осиновкой.
"Что делать!.. Падун! Скорее за падун, за ним, как за островом, поди,
тихо совсем",- пронеслось в голове при взгляде на айсберг.
