живет зверь! До Крестового берега друзья добрались благополучно. Еще
издали Ваня увидел могучую фигуру Федора, стоявшего на берегу.
"Беспокоится, видно, крестный: не сказал я ему, куда собрался".
- Лови! - закричал Ваня, бросив на берег ременный конец, и Федор,
легко перебирая ремень сильными руками, вытащил лодку на береговой
песок.
Ваня бросился к хмурому Федору и, глотая слова, стал рассказывать
свои приключения.
Федор молчал, слушая его рассказ. Он не одобрял поступка мальчика,
нарушившего запрет отца. Непослушание старшему - большая вина. Это знал
и Ваня и решил задобрить крестного.
- Вот тебе, Федор, ларчик, - заглядывая в глаза, тихо произнес он.
Федор внимательно осмотрел маточку, светильник и, сам искусный
мастер, особенно долго любовался затейливой резьбой на старинкой
шкатулке.
- Хорошая работа и древняя. Ларчик, Ваня, не будем открывать, Алексея
подождем, - сказал он.
Рассказал мальчик и о странном поведении моржа, катавшегося по
берегу, и про птиц, что-то клевавших там, где возился морж.
- Это, Ваня, морские клопы его кусали, большие, как жуки, ростом-то.
Никто моржу в Студеном море не страшен, а клопа он боится. А на берегу
любит морж лежать потому, что там клоп его меньше ест. А птицы клопами
лакомятся. Другой раз прямо из шкуры их таскают. От птиц моржу только
польза.
Перед сном Федор сказал мальчику:
- По-настоящему бы, Ванюха, за ослушание тебя вицей отодрать надо. От
души говорю... Разве что простит отец, помилует за находки.
Федор попал не в бровь, а в глаз. Ваня и сам все время думал о
встрече с отцом, но, не желая признаваться в этом даже Федору, ничего не
ответил и нарочно громко захрапел.
Глава семнадцатая
ЗАГАДКА ЛАРЧИКА
Только через два дня возвратились Алексей со Степаном. Они принесли
на плечах свою добычу - по две оленьих туши.
- Новое пастбище нашли. Оленей много и недалеко совсем, вот только
через ту гору перевалить, - довольный сказывал Химков.
Улучив момент, когда отец, сытно поев, был в отличном расположении
духа, Ваня повинился в самовольной отлучке.
- Ишь ты, неслух! - Жалко розог нету, не растут на острове, а то
бы...
Алексей побранил сына, но только для виду, в глазах у него загорелись
лукавые огоньки; он, видимо, был доволен мальчиком. За маточку
поблагодарил и бережно поставил драгоценный прибор на полочку у своей
койки.
- Ну, показывай ларчик свой, посмотрим, чем еще удивить нас собрался.
Вскрыв ящик лезвием топора, Алексей вынул оттуда кусок синего шелка,
сильно поблекшего от времени, на котором были изображены какие-то
святые. В одном углу золотом был вышит диковинный зверь, а под ним
написано славянской вязью: "Господин Великий Новаград".
- Да это, братцы, стяг новгородский, видишь, с правой стороны древко
было. Вот и следы остались, раньше-то древко всегда с правой стороны
бывало.
Все залюбовались тонкой работой, расписное шелковое знамя, как
скатерть, закрыло стол. Это было большое полотнище, срезанное сбоку,
углом, аршин пяти в длину и шириной в два аршина.
- Думаю я, стяг этот из самого Новгорода привезен. Вышивать
новгородцы мастера были, - сказал Алексей, разглаживая толстый шелк
знамени.
- Значит, верно старики сказывают, что наши поморяне со спокон веков
на Грумант плавали, - обратился к Химкову Федор. - Ведь вот еще Великий
Новгород салом, да шкурами, да моржовой костью с заморскими странами
торговал. Охотники наши в Студеном море для него промышляли. Трудами
дедов и прадедов наших богатым и сильным Новгород стал.
- А я, Алексей, слыхал, - перебил Шарапов, - дед Никифор сказывал, -
знаешь Никифора-то, мезенский наш? - дацкий король на Грумант собрался
ехать - это при Грозном царе было, - да дорога ему неведома оказалась.
Так он письмо написал, чтобы нашего промышленника Павла Никитина
сыскали. Наслышан был король-то, что Никитин на Грумант, почитай, каждый
год плавал, все места там знал...
- А вот Амос Корнилов прошлую зиму в Петербурге у Михаилы Васильича
гостил, и Ломоносов ему карты аглицкие да немецкие показывал. Там
Грумант-то наш Шпицбергеном прозывается. Сказывал Амос, будто галанский
корабельщик Баренц один раз Грумант издали увидел да Шпицбергеном
прозвал, и с тех пор так его называть стали.
- Ну-к что ж, знатный, видать, галанец-то был, потому и остров звать
стали, как он приказал, - вмешался Степан. - Русские-то наши все простые
мужики, разве их послушают короли да князья!
- И еще Амос сказывал: мало писали поморяне книг о плаваньях-то
своих, - продолжал Алексей. - Иноземцы, те все подробно описывали да еще
и врак полный короб прибавляли. Ежели бы им такие плаванья, как наши
деды ходили, вовек бы в песнях не напелись и в колокола не назвонились.
- А может, русские книг потому не писали, что не считали за диковинку
на Грумант ходить, - не то спрашивал, не то отпевал Федор. - Справляли
поморяне свою работу, обычное дело - и все. Тут и писать нечего. А
иноземцам в Студеном море редко бывать приходилось, вот и писали. Да и
бумаги в те времена мало было. Чертежи, и те, случалось, на березовой
коре рисовали.
- Правильно говорите, братцы, - удовлетворенно сказал Алексей. -
Русские ни в каком деле иноземцам не уступят, а наипаче в
кораблеплавании во льдах грумаланских. Нет мореходов таких, чтобы с
нашими поморами в один ряд пошли, оттого и иноземцы отказаться не могут.
Слушайте дале: видал еще Амос у Михаилы Васильича карты римские або
францужанские. Море-то наше Студеное там Московским морем названо -
русским то есть. Тут уж, видно, францужанам отступиться некуда было...
Горячо обсуждали поморы свои плавания. Вспоминали своих предков,
древних русских мореходов, делали предположения, как могла попасть сюда,
на остров, лодья с новгородским флагом и когда она погибла.
Наговорившись вдосталь, снова обратились к ларчику. Вынули с
пригоршню монет, поглядели на деньги Великого Новгорода, чеканные, со
зверями да воинами в латах.
- А это что? - Ваня вынул из ларчика большой сверток бересты и кусок
пергамента.
Алексей развернул пергамент и долго его рассматривал. По листу
тянулась извилистая линия с большим числом надписей и пометок.
- Да ведь это Грумант наш тут нарисован... и путь лодьи этой...
Мореходы склонились над пергаментом, изучая старинную карту Груманта.
- Вот берег Большого Беруна, ишь, сколь северно лодья-то забралась. А
вот и Малый Берун - наш остров. Вот остров, у которого лодья погибла, -
твой Моржовый остров, Ваня. Хорошо чертеж сделан, по тем временам лучше
и нельзя было.
Химков отложил в сторону карту и стал разбирать записки на кусках
березовой коры.
- Братцы, да ведь записи эти кормщик Тимофей Старостин вел... вот тут
указано. Слыхали, может, род Старостиных древний, многим известный. Да
сколь их тут! - воскликнул Алексей, перебирая согнутые полоски березовой
коры, густо исцарапанные угловатой скорописью. - Как свободнее будет -
займемся, почитаем.
- Отец, посмотри, вот еще бумага... Печать какая большая на ней
поставлена и год...- мальчик как будто споткнулся и, пораженный,
произнес несколько неуверенно: - Тысяча четыреста шестьдесят восьмой
год!
Алексей распрямил большой свиток и долго мучился, стараясь понять
текст: многие буквы выцвели, расплылись. Трудно было уловить смысл в
старинных витиеватых фразах. Наконец он поднял голову:
- Ну и ну! Нашел ты, Ваня, грамоту посадницы новгородской боярыни
Марфы Борецкой. Прописан в ней приказ сыновьям Антону да Феликсу...
Осмотреть-де должны сыновья поморскую землю от Колы и до самых Холмогор.
И Грумант-остров осмотреть им было велено... На промыслы разбойные, на
добычу морского зверя, значит, посадница книги приказные завести велела.
Все становища в эту книгу записать. Шкуры, сало да кость моржовую велела
Марфа без остатка купцам новгородским продавать. Да еще писано в грамоте
про рыбу великую - кита. Хотела, видно, посадница китовый промысел на
Груманте завести... Тут много еще написано, только разобрать не можно...
Да вот еще: в поход велела две лодьи снарядить, каждому сыну свою лодью
иметь. Сыновья, ежели что, помогу друг другу оказывать должны...
- Ишь, куда добралась правительница новгородская! Видать, деньги
шибко нужны были, ежели сынов своих за шкурами да клыками в море
погнала, - усмешливо сказал Степан.
- Слыхал я и про это, - пробасил Федор. - На Груманте Антона да
Феликса бог спас, а в Двине утонули. Марфа, сказывают, много горевала по
сыновьям-то. Храм построила на гробах ихних, в Карельском устье стоит,
видел я.
- Хитрая баба была Марфа Посадница, - говорил Алексей.- Зазналась,
выше Москвы стать хотела. Воевать Москву собиралась. Только народ
русский не пошел противу своих-то. Наши, двинские, еще раньше под
великим князем Московским быть хотели. Отдались было под его руку. Да не
дала знать новгородская, отбила Двинские земли в обрат. Людей сколь
сгибло, по приказам новгородским замученных за верность Москве. Былины
про то сложены.
Химков повернулся к сыну. - Вот, Ваня, видел теперь, какие деды наших
дедов лодьи строили? Не хуже теперешних. Д Грумант-то остров - древняя
землица русская. И эта лодья не первая, сюда много раньше корабли
поморские хаживали.
Отложив в сторону Ванины находки, Алексей задумался, глядя куда-то в
сторону.
- А скажи, сынок: как лес-то на лодье - не вовсе загнил? Годный
будет, ежели карбас большой ладить из того леса?
Федор и Степан взглянули на мальчика, и глаза их загорелись надеждой.
- Да так, отец, думаю я, лес-то крепок еще. Если лодью ту разобрать
да добавить плавника малость, то и карбас может выйти.
- Тогда вот что: поедем на тот остров, поглядим вместе да и решим,
как быть.
____________________________________
' Правительницы.
Глава восемнадцатая
СНОВА НА МОРЖОВОМ ОСТРОВЕ
Рано утром промышленники стали собираться на Моржовый остров.
Собирались быстро. Каждому хотелось как можно скорее своими глазами
увидеть остатки древней лодьи. Каждому хотелось убедиться в возможности
постройки карбаса.
На "Чайку" погрузили инструменты и оружие, тушу освежеванного вчера
оленя. Снова перенесли огонь в глиняный очаг на носу суденышка.
Когда зимовщики все приготовились к отплытию и собирались уже
столкнуть лодку в воду, Алексей посмотрел на Моржовый остров и сказал:
- Кабы знать, сколько верст до него Можно было бы рассчитать, скоро
ли в обрат будем. Ты, Ваня, хоть по солнцу бы, что ли, приметил, сколь
от острова выгребался. Мореход всегда должен за временем следить.
Мальчик смутился.
- Торопился я, отец. Гору на берегу смерил, а.
- Тогда молодцом, - перебил его отец. - Больше нам ничего и не нужно,
раз высоту острова знаем. Два ремня, говоришь, гора-то? Ну-ко, Степан,
смеряй ремень...
В ремне оказалось двадцать семь саженей. Значит, высота острова
составляла пятьдесят четыре сажени.
Химков остругал щепочку и нанес на ней несколько четвертьдюймовых
делений. Подойдя к берегу и вытянув руку, он навел свой дальномер на
остров. Гора заняла на щепке почти точно одно деление.
- Значит, одна четверть дюйма, - вслух стал вычислять Алексей. - Гора
в дюймах - четыре тысячи пятьсот тридцать шесть; от глаза до щепки -
тридцать дюймов...- Он составил несложную пропорцию и тут же багром
начертил на песке ее решение.
Как решил задачу Химков? Высота горы относится к расстоянию до
острова, как отметка по дальномеру относится к длине руки. Таким
образом, расстояние до острова равнялось:
