- Ну, съел бы ошкуй вместо нас яичницу и меня вместе с ней! - говорил
Ваня, возбужденно смеясь. - А там мне не до смеху было. Ошкуй-то, видно,
давно меня поджидал. Не оглянись я, задержись хоть чуть-чуть - и конец
мне. Спасибо, Степан, быстро ты меня вытянул!
- Птицы, Ванюха, тучей, носятся, я и тебя-то не всегда видел. А ошкуя
и вовсе не заметил. Увидел бы зверя, без сигнала вытащил бы тебя наверх.
А ты смотри, ошкуев-то остерегайся: уж второй раз на тебя зарятся.
Третьему разу, говорят, не миновать.
Оживленно беседуя, товарищи стали спускаться с Птичьей горы.
Больше всего в мешке у мальчика оказалось яиц кайры.
- Совсем как куриные, и вкус такой же, - находил Ваня. - А
скорлупа-то какая: толстая да пестрая!
- Ты заметь, Ванюха, - сказал Степан, - у кайры яйца, как груша, с
виду. Поэтому и держатся они на голом камне. На самом краю лежат, а не
падают. Куриные бы давно в море были.
...Быстро проходили дни и ночи, озаренные незаходящим солнцем. На
острове делалось все оживленнее. Лето вступало в свои права.
Однажды, выйдя рано утром из избы, Алексей услышал знакомый,
скрипучий клекот гусей. Над головой в розовых лучах солнца, низко
стоявшего над горизонтом, он увидел летящих с юга птиц. За одним углом
плыл другой, третий... Перелет водоплавающей птицы с юга на север
начался.
"Ну, значит, совсем лето",- подумал Алексей и громко позвал:
- Ваня, Степан, Федор, выходите смотреть, как гуси летят.
Все выбежали из избы. Стая за стаей пролетали гуси. В светлом небе
были видны отчетливыми точками отдельные птицы. В безмолвии наблюдали за
ними поморы.
- Гуси-лебеди с родимой землицы-матушки летят. Эх, как бы вы, птицы
милые, письмецо дорогое из дому принесли! - воскликнул Степан.
Это восклицание навеяло на всех печаль. Но вместе с тем поморы
почувствовали сильнее, чем когда-либо, возможность своего освобождения
из плена. Вслед за стаями гусей поплывут по Студеному морю и лодьи
промысловые.
Так гуси-лебеди принесли надежду на освобождение.
Глава двенадцатая
КИТ НА ГУСИННОМ ОЗЕРЕ
В июне начались туманы и частые дожди, разлились бесчисленнее речушки
и ручейки, шумливо несущие с гор мутные талые воды. Все меньше
оставалось снега на острове и заметно рыхлел морской лед.
Все живое спешило использовать кратковременное полярное лето.
По защищенным от холодных ветров южным склонам, по западинкам и
небольшим лужайкам на серо-зеленом мягком ковре из лишайников и мхов
пестрели яркие крупные цветы. Белые и желтые камнеломки, синие
столистницы, голубые колокольчики, кисти каких-то красных цветов, словно
дымкой окутанных белой шерсткой, желтые лютики, голубые незабудки, мак,
гравилат... Некоторые из цветов издавали тонкий аромат.
Все эти растения приобретали здесь особый облик. Они были
низкорослыми, жались к земле, как бы ища защиты от холода. Листики их
расстилались внизу, и среди мхов поднимались только красочные венчики
цветов. Большинство цветов и других растений было многолетними. И
понятно: семена их редко вызревали за одно короткое лето. Многие
развивались бессемянным, вегетативным путем - от корневищ.
Нарядная пестрота тундры веселила взор. Но стоило только солнцу
закрыться тучами - и яркий день сразу темнел. Полярные цветы свертывали
свои венчики, вся растительность блекла, принимала однообразный, серый
вид.
Особенно много было на острове лишайников. Ботаник мог бы насчитать
тут около двухсот различных видов.
Лишайник очень интересное растение. Это два организма, живущие
вместе: зеленая водоросль и гриб. Если лишайник растет на камне, то
своими корешками он крошит самые крепкие породы, даже гранит, оставляя
на скале извилистые углубления, похожие на иероглифы.
Заметно увеличился животный мир острова. Прилетевшие с юга
водоплавающие птицы - гуси, утки, лебеди - шумели на разные голоса,
расположившись на озерках береговой низины.
В середине июля у птиц началась линька. Некоторые птицы при этом
сразу теряют много перьев и летать не могут. Линный гусь, например, в
это время смирно сидит, притаившись где-нибудь, чувствуя свою
беззащитность.
Шарапов с Ваней ежедневно ходили теперь на охоту за утками и гусями.
Они облюбовали одно из больших озер, расположенное в десяти верстах от
зимовья. Степан назвал это озеро Гусиным. Только вчера они принесли
оттуда пять жирных гусей и несколько уток.
- Ну и гуси, прямо как на подбор! - говорил с восхищением Федор.
- На подбор и есть, - смеялся Шарапов. - Птица-то вовсе дурная стала:
палкой били. Ну и выбрали что покрупнее да пожирнее, добро выбор велик.
Гусей и уток жарили, варили и коптили впрок: знали, что охота на них
не будет продолжительной.
Для Вани и Степана это была не только охота, но и занимательная
прогулка. По пути их радовала каждая живая травинка, каждый цветок. Эти
летние гости как-то особенно украшали суровые будни грумаланов.
Возвращаясь домой, Ваня всегда приносил пестрый букетик цветов.
Шарапов с Ваней ежедневно ходили теперь на охоту за утками и гусями.
Гусиное озеро было, собственно, не озером в полном смысле слова, а
обширным мелководьем, образовавшимся от скопления талых вод. Огромным
полукруглым заливом вдавалось оно вглубь острова, отодвигая стены скал
верст на пять, от морского берега.
Здесь, под высоким утесом на берегу озера, поморы частенько
устраивались на привал, отдыхая после охоты. Они всегда с большим
интересом наблюдали ключом бьющую вокруг жизнь и с горечью думали, что
скоро летняя пора сменится мертвящей снежной ночью с однообразным
завыванием ветра.
Некоторые птицы совсем не боялись людей и близко подпускали к себе. А
были и такие, что сами подходили к охотникам, с любопытством посматривая
на непонятных бескрылых пришельцев.
- Вон смотри, Ваня, - объяснял Степан, - серые гуси, гуменники,
издалека поглядывают. Хитрее птицы нет. Хоть и летать линный-то не
может, а попробуй догнать его - и собаке не угнаться. Ты и мигнуть не
успел, а он уже в камнях спрятался. А глянь туда, там белолобые гуси -
эти куда глупее серяка. А вон черный гусь, казаркой прозывается. Вон,
вон, смотри, сидят они под той скалой! Казарка - это уж просто дура
несусветная. Так и лезет сама в руки. Случается, иной раз прямо в избу
заходит, чуть в котел не прыгает, то ли сослепу, то ли от дурости. А вон
гагары. Эта птица из всех отличие имеет: совсем по земле ходить не
умеет, словно калека скачет. Ежели ей взлет надобен - в воду идет. И с
воды без большого разгона ей не улететь. Гнезд, как все птицы, не
делает, в пустой ямке птенцов выводит... Зато нырять да плавать
мастерицы равной не сыщешь.
Вокруг охотников слышалось утиное кряканье, пронзительные крики
гагар, звонкие голоса куликов, гоготанье гусей, куканье лебедей.
Озеро кишело недавно выведенными птенцами. Их пискливое щебетание
вливалось в общий концерт.
Пищей для птицы служили мелкие рачки и личинки насекомых,
появлявшиеся летом в таких пресноводных мелких озерцах в несметном
количестве. Гуси с большим искусством выклевывали из земли сочные
корешки трав.
Иногда среди птичьих голосов слышался визгливый лай песца. Вертясь
вокруг озера, песец тщательно обнюхивал каждый камешек, каждую кочку,
маленькое болотце в поисках яиц и птенцов. А порой и взрослая
зазевавшаяся птица попадалась на обед хищному зверьку, если, конечно,
она оказывалась ему по силам.
Поверхность озера и берега его были усыпаны пухом и перьями линявшей
птицы. "Ну и ну, - думал Ваня, - если все эти перья собрать - не одну
лодью нагрузить можно!"
Однажды недалеко от берега, на мелководье, Ваня заметил какие-то
чуть-чуть торчавшие из воды бревна. Он подошел поближе и стал
рассматривать их. Ему показалось, что это были чьи-то кости, только
очень уж крупные.
- Степан, иди-ка сюда, - позвал Ваня.
Подошел Степан. Общими силами друзьям удалось освободить из-под
илистого, еще мерзлого грунта большую кость. Похоже было, что это часть
огромного черепа. Ваня и Шарапов, заинтересованные необычайной находкой,
стали разрывать палками грунт. После долгих усилий откопали весь череп и
увидели, что он соединяется позвонками с громадным скелетом.
"Больно уже велика животина", - думал Шарапов, рассматривая со всех
сторон череп, оказавшийся около трех аршин длиной.
В это время Ваня вытянул из-под гигантских костей какие-то пластины.
- Да это китовый ус! - закричал Степан. - Это кит, Ванюха. Смотри-ка,
вот и ребра торчат, что твои опруги. А позвонки-то, позвонки-то, как
чурбаны!
Около черепа нашли несколько сот пластин китового уса. Прикинув на
глаз длину скелета, Шарапов задумался и как бы про себя сказал:
- Ну как же такая махина целехонькой оказалась, да еще за пять верст
от берега морского? Вот задача! Как кит сюда попал?
- Я тоже об этом думаю, - ответил Ваня, - непонятное что-то.
Думая об одном и том же, оба они обернулись и посмотрели на море.
Полукруглая широкая долина, часть которой занимало озеро, постепенно
расширялась, сливаясь с прибрежной полосой.
- Да, море далеко отсюда, - сказал в раздумье Степан. - Ну-к что ж,
Ванюха, давай посмотрим, нет ли тут еще чего-нибудь.
Охотники обстоятельно обследовали дно озера около костей кита.
- Посмотри, Степан, я еще что-то нашел, - позвал Ваня, очищая от ила
какой-то черный предмет.
Оказалось, что это была полусгнившая дубовая доска. А немного дальше
торчал толстый корень какого-то дерева.
- Да это плавник!.. Вот так штука! - воскликнул Степан. - Ну, я
теперь понял, Ваня, в чем тут дело. Раз здесь плавник, значит сюда море
доходило. Горы-то почти у самого берега были. Сюда волны морские плавник
выносили, волны и кита мертвого, а может быть и живого еще, выбросили.
Вот и все дело. Только море приливной водой могло такую махину сюда
принести. А в обрат взять не осилил океан-батюшка! Вот и застрял кит на
берегу. Ведь махина зверь, уж не в сказку, с лодью хорошую, пожалуй,
будет....
Всю дорогу друзья делились своими предположениями, прикидывая, где
было раньше море и где проходил берег.
- А знаешь, Степан, когда я за яйцами-то по скалам лазил, как сейчас
помню, около площадки, где медведь стоял, все выступы и впадины сглажены
были. Волна морская только так сгладить камень может, верно, ведь? Да
только высоко больно....
- Высоко, это верно, - подумав, согласился Степан, - но по всем
приметам, Ванюха, море-то здесь раньше не в пример выше стояло.
Охотники в своих догадках были близки к истине, хотя, конечно, не
могли бы объяснить причин понижения уровня моря.
Как теперь известно, земная кора плавает на поверхности магмы -
расплавленной текучей массы. Вследствие сложных геологических процессов
отдельные участки коры то приподнимаются, то опускаются. В связи с этим
изменяется и уровень морских и океанских вод. Когда суша
приостанавливается в своем подъеме, море успевает размыть берег и
оставить свои следы в виде галечника, морских раковин и отшлифованных
прибоем скал. Но вот суша снова поднялась, размытые берега стали
недоступны для волн. Образуются морские террасы - следы прежнего уровня
моря.
Размытый берег и террасы на довольно большой высоте находили многие
путешественники, посещавшие Грумант в более поздние годы.
Террасы в отвесных скалах, расположенные иногда одна над другой, как
бы отмечают глубокими бороздами геологическое время. Самая высокая
терраса - самая древняя. В том случае, если берег отмелый, мелководные
участки морского дна обнажаются, превращаясь в сушу. Когда береговая
