После рассказов Карло и своих наблюдений Петро приходит к заключению,
что Рита - вампир и что ее надо уничтожить.
Несмотря на все, в душе Карло по временам вспыхивает надежда, что это
ошибка, галлюцинация, психоз... и вот Петро решается доказать ему прав-
ду.
Гарри остановился. - Если вам не наскучило, то конец записок я могу
прочесть весь без перерывов, - говорит он.
- Конечно, мы желаем знать все, - ответил Джемс за всех.
- В таком случае. Карл Иванович, будьте добры, замените меня, я ус-
тал. - И Гарри передал тетрадь Карлу Ивановичу.
Надев очки, тот начал:
"Петро усердно следит и караулит Риту. Он теперь убежден, что она ча-
сы своего вампирического сна проводит в своем гробу в капелле. Недаром
она так заботливо его оберегает.
Сегодня ночью мы идем, чтобы окончательно в этом убедиться.
Вчера во время заката солнца, т.е. во время, когда, по мнению Петро,
вампиры должны лежать в могилах, и Рита не могла следить за нами, что
она, в свою очередь, делает, мы отправились на хоры, в капеллу.
Было тихо.
Последние лучи солнца освещали мрачное убранство стен и засохшие розы
на полу и катафалк.
Петро поставил нам два стула и очертил мелом на полу круг, что-то
шепча, и там, где сходились линии круга, нарисовал пентаграмму.
Прошло полчаса. Все тихо. Солнце закатилось. Наступил полумрак.
Неясно внизу чернел гроб, подсвечники, окутанные черным флером, ана-
лой... Становилось жутко.
Петро по временам клал мне руку на колено, точно желая успокоить.
Темно, я закрыл глаза.
Открываю, капелла залита лунным светом, но при нем все принимают фан-
тастические образы. Даже кажется, что розы ожили и благоухают...
Петро опять нажимает мне на колено, приглашая быть внимательным.
И что же - дверь из капеллы в склеп, за минуту перед тем закрытая, -
это я ясно видел - стоит настежь и в ней фигура. Это высокий, седой ста-
рик, в черном бархатном одеянии, на груди дорогая, золотая цепь. Нет
сомнения, это старый граф Дракула.
Если б вместо черного фона открытой двери была золотая рама, я пок-
лялся бы, что портрет, сосланный когда-то моим отцом в лесной дом, пере-
несен в капеллу.
Старик, не торопясь, подходит к гробу. Крышка скользит: в гробу, в
голубом платье, с розами на груди лежит Рита.
Она открывает глаза, счастливая улыбка озаряет ее лицо.
- Пора, милый, - и она протягивает руки старику. - Ты мой учитель, ты
сделал меня могучей и сильной, я люблю тебя.
Рита приподнялась и села. Еще минута, и она уже стоит на ногах.
- Зачем только ты хочешь, чтоб я жила с ними днем? Мне лучше с тобою
в темном склепе. Они мне противны, мне тяжело с ними. Вот и сейчас я
чувствую их присутствие. - И она начала беспокойно оглядываться.
- Полно, они не смеют сюда явиться!
Мы сидели затаив дыхание.
- А если они здесь. - И Рита подняла голову по направлению к хорам.
В ту же минуту я заметил в руках Петро маленький ковчежец с св. об-
латками.
- Уйдем отсюда, уйдем, - сказала Рита, и они обнялись, легко отдели-
лись от пола и понеслись в луче месяца к окну. На минуту они заслонили
свет, а затем вновь стало светло.
И мы ясно увидели плотно закрытый гроб и крепко запертую дверь.
Все виденное казалось сном.
- Будем ждать, - сказал Петро, - летняя ночь коротка. Они скоро вер-
нутся.
Сколько времени прошло - не знаю. Я устал, спина ныла, ноги одереве-
нели, голова была тяжелая.
В воздухе стоял ясный запах тления, точно разлагающийся труп рядом.
Скоро взойдет солнце. Риты нет. На окне сидит большая черная кошка. Я
хочу уже встать, но кошка прыгает в капеллу, и это не кошка, а Рита.
Усталой походкой идет она к гробу, глаза сияют алым наслаждением, на
губах кровавая пена. Минута, и она исчезла.
- Теперь скорее вон отсюда, - говорит Петро и берет меня за руку.
- Да-да, вон, - шепчу я, - и пора.
Едва дотащился до своей постели и упал, как убитый.
7-го
Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в
первый раз встала Рита. Но по порядку.
После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум
и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без
видений.
Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной стоит
Рита. Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.
- Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака залезли в мою
капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять
решетки и глупые цветы, - кричит Рита.
- Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, - говорю я.
- Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! - и она тащит меня в
капеллу.
Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна
капеллы решетки из омелы и теперь они с Петро укрепили их на место и
всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти
белые цветочки не что иное, как чеснок.
- Прикажи убрать, прикажи убрать! - кричала Рита. Я взглянул на Пет-
ро.
- Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.
- Нет, сегодня же, сейчас! - настаивала Рита.
- Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не ста-
нет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой, - сказал я самым
равнодушным образом, - вот тебе ключ от выходной двери капеллы, завтра,
когда ты пожелаешь, тогда и очистят здесь. Я прикажу.
Рита взяла ключ и еще колебалась; Петро в это время проговорил, ни к
кому не обращаясь:
- Надо прочесть "Аве Мария", солнце закатывается.
- Уходите прочь, я замкну дверь, - сказала Рита.
Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.
- Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все приготови-
ли, - сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно. Го-
лос был такой ясный.
Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.
- Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один и что
Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что я говорил правду и
только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами
сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а
когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу
вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Хорошо
там, он говорит!
- Дело, дело говори, пора уже, - перебил его Петро.
- Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы -
через нее нечистая сила не проходит, - а двери, кроме наружной, замкнули
и залили свинцом, смешанным с св. облаткой, так что ходу им, кроме две-
ри, нет.
Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили... так через чет-
верть часа и пойдем.
Я буду держать кол, Петро ковчежец и ты, Карло, должен вбить кол. Не
бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор. Покончим с
женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?
Я согласился.
Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.
Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солн-
ца.
И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении:
Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаз
а...
Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня - черные, милые
глазки, но они не смотрят...
Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви...
я чувствую нежные руки... запах роз... скоро-скоро она будет совсем мо-
ей, моей обожаемой женой...
"Идем", - говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут... кто, куда, за-
чем?
Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цвета-
ми. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами...
Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими
зайчиками.
Жарко и душно.
Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, сни-
мают крышку.
В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит до-
рогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным греб-
нем, между розовых губ блестят белые зубки... Встречи на канале, в церк-
ви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.
Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это
что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:
- Ударь, сильнее ударь!
Я повинуюсь, поднимаю руку и... вдруг два милых, черных глаза тихо
открываются, смотрят на меня, не мигая губки шепчут: "Карло".
"Бей, бей", - кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю мо-
лоток... черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая
ручка беспомощно поднята... Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и
я сам валюсь на ступени катафалка.
Слышу отчаянный крик, злобный хохот... и теряю сознание.
Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро
и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове
компрессы, а доктор говорит:
- Ничего, отойдет, это "она" его заколдовала. Ну, да мы в обиду не
дадим.
Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, зас-
тучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый по-
рыв ветра.
- Сорвало крышу, сломало старый дуб! - кричали голоса. Я вскочил на
ноги.
- Ну, это "они", ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Отку-
да же такая непогодь? - сказал Петро.
- Да, не иначе, как "они", теперь "их" время, - подтвердил доктор.
Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы,
они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с св. облаткой, как сделали
это и раньше с остальными дверями. И вот теперь "нечисть", не находя вы-
хода, вызвала бурю.
Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на кото-
рой стоит замок, лопнет сверху донизу.
Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точ-
но кто могучей рукой потрясал их... Вот внутри что-то упало и задребез-
жало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с
ревом бури.
Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то
белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза...
Буря ревела неистово.
Каждую минуту, казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что
старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими об-
ломками.
Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашес-
кой одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв завет-
ный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.
Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно хотел своим
телом загородить путь.
Новый, еще более страшный удар грома... я упал на пороге капеллы...
Старики страшно, нескладно запели молитвы.
Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они бежали
в деревню.
Внезапно все стихло.
И вот, в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий,
нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было
столько любви и нежности...
Я невольно приподнялся, но в ту же минуту почувствовал, что что-то
тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора про-
изнес:
- Лежи, ни с места! или, клянусь Богом, я всажу в горло этот нож, - и
на шее я почувствовал холодок стали.
Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласко-
вые названия, намеки, обещания... вся прежняя обожаемая Рита стояла пе-
редо мной...
Еще минута... И Бог знает чем бы кончилось!..
На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним другой, тре-
тий...
Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, в них смеши-
вались и молитвенный благовест и тревожный набат...
Оказалось, слуги бросились в деревню и рассказали о наших ужасах.
