надежды.
Такие лица были вечными. Такие лица смотрели на Брюса Уэйна из лачуг
и ящиков по всему миру, из угольных шахт и тюремных бараков, с фотографий
переселенцев столетней давности, и с миниатюр четырнадцатого века с
изображениями уцелевших от Черной Смерти. Все это были пассажиры третьего
класса Корабля Дураков. Ему едва удавалось сдерживать ярость. Ни один
человек не должен жить в таких условиях, но все же доля правды в цинизме
Тигра была. Даже в подвалах Америки жизнь предлагала больше возможностей и
надежды, чем во многих местах остального мира.
Пока Брюс размышлял о пораженном наркоманией Ист Энде и сравнивал его
с этой адской дырой, Тигр привел его в какой-то каменный мешок.
- Халки, открой, - Тигр колотил в фанерную перегородку, пока не
посыпалась известка. - Черт возьми, ты меня уже достал. Это Тигр. Да
открой же!
К Тигру присоединялись голоса разбуженных и обозленных его криками.
Здесь царила ненависть, едва сдерживаемая все теми же страхом и надеждой.
Брюс Уэйн оттянул пальцем воротник и судорожно глотнул. Если это осиное
гнездо растревожить, никто не выйдет отсюда живым.
Наконец, откуда-то сверху, раскручиваясь на лету, свалилась доска с
прикрепленной к ней веревочной лестницей. Халки и еще трое оставшихся в
живых гагаузов прятались в щели под крышей. Брюсу не хотелось думать о
том, сколько они платят за такую привилегию. Он пригнул голову и позволил
провести себя туда, где, как он с некоторым ужасом осознал, была устроена
в мотке старого кабеля угольная жаровня. Халки, чисто выбритый человек лет
тридцати с небольшим, предложил ему кофе, и Брюс, не раздумывая,
согласился. Остальные гагаузы жались друг к другу по ту сторону
полыхающего пламени. Один из них был почти подростком, второй - в том
возрасте, который пытался изобразить Брюс своим гримом, а третий, пожалуй,
и правда был его ровесником. Сначала он подумал, что это три поколения
одной семьи; потом сообразил, что сходство их было чисто поверхностным,
вызванным страхом и непривычной обстановкой. Все трое уставились на него,
пока Халки и Тигр вели оживленную беседу.
Брюс Уэйн набрал в рот кофе. Он был сладким и подгорелым и по
консистенции напоминал смесь машинного масла с песком. Самый молодой
гагауз подавил смешок. И Брюс вспомнил, что гагаузы были этническими
турками, для которых кофе был искусством, а не просто утренним питьем. Он
героически проглотил то, что было во рту, и поставил чашку на пол, чтобы
напиток отстоялся.
- Он хочет поговорить с тобой, - сказал Тигр Брюсу через несколько
минут явно весьма плодотворной дискуссии. - Скажи ему, чтобы делал все
по-моему.
- А как это - по-твоему? - спросил Брюс, осторожно поднимаясь на
ноги.
- Встречаемся послезавтра в полночь на двадцать третьем пирсе.
Выходим в море. Я даю им то, на что потянули их картинки, мы радируем на
корабль и грузим их вместе с товаром на борт. И я больше никогда не вижу
их долбанные рожи.
Брюс кивнул и начал уговаривать Халки с помощью тех же самых слов и
жестов. Гагауз поддавался; он был готов довольствоваться малым, лишь бы
вырваться домой из этого кошмара. Но прежде, чем повести Тигра и Брюса
Уэйна обратно к веревочной лестнице, он порылся в скудных пожитках и
принес маленький эмалевый значок с серым волком на красном поле.
- Знамя гагаузов, - гордо сказал он, прикрепляя значок к рубашке
Брюса Уэйна. Затем он по-военному отсалютовал. "Герой".
Весь обратный путь из этого адского местечка Брюсу Уэйну приходилось
напоминать себе: то, что собирается сделать Связной - нехорошо, а то, что
собирается сделать он - не предательство.
Брюсу было несложно на несколько минут ускользнуть от Тигра. Он
присел на пороге и написал записку Альфреду, которого просил связаться с
комиссаром Гордоном и указать ему время и место передачи оружия. Потом он
помедлил и огляделся; Тигра нигде не было видно. Он перевернул бумагу и
добавил:
"Женщина-кошка была в музее. По крайней мере, мне так кажется. Как бы
ни была она связана с иконой, я не хочу, чтобы она появлялась на пирсе. Я
думаю, ты сможешь заманить ее в музей. Постарайся перехватить ее и
заставить пойти..."
Брюс остановился. Можно было назвать сотню адресов, но гравий уже
скрипел под ногами Тигра в конце переулка. Он выхватил из памяти первое
попавшееся место - дом, где Женщина-кошка оставила ему послание, - и
написал адрес. Затем скатал бумагу и засунул ее в капсулу размером с
разовую зажигалку. Он запечатал ее и бросил прежде, чем Тигр успел подойти
на достаточное расстояние. Через пятнадцать минут капсула пошлет
самонаводящийся сигнал.
Тигру заметно полегчало. "Как твои матросские ноги, старик? - спросил
он, обхватив Брюса за плечи. - Надеюсь, они в порядке, потому что нас ждет
кое-какая морская работенка".
СЕМНАДЦАТЬ
Бонни обернула ноги вокруг ножек своего складного стула. Она твердо
вознамерилась не прыгать, не топать ногами, словом не делать ни одной из
тех восторженных глупостей, которые возникали в ее мозгу, как мыльные
пузыри. Она должна спокойно сидеть на своем неудобном стуле с таким же
серьезным выражением на лице, какое она видела у сидящих вокруг Воинов
Дикой Природы. Дело в том, что друг Тима - который, как оказалось, служил
в готамском офисе Федерального прокурора, - специально приехал к ним в
верхний город со своими карточками и желтым блокнотом, чтобы сообщить, что
он собирается делать с той информацией, которую предоставили Воины.
Бонни к тому времени уже поняла, что вряд ли ее наградят орденом. Но
сейчас она была в слишком приподнятом настроении, чтобы некоторое
пренебрежение со стороны коллег омрачало ее счастье.
- Мы прижмем Эдди Лобба так, что он запоет по-другому, - сказал
аккуратно подстриженный юрист с кровожадной ухмылкой.
Эдвард Лобб был нехорошим человеком. Бонни знала это с самого начала,
но юрист дал понять, что страстишка к коллекционированию останков
охраняемых видов животных бледнеет перед его прочей нелегальной
деятельностью. С другой стороны, до тех пор, пока Боннины фотографии не
оказались в офисе Федерального прокурора, им не было известно об этой его
слабости.
- Мы охотно занимаемся мерзавцами средней руки, подобными Эдди. Они
выводят нас вверх и вниз на всю организацию, - объяснил детектив. - Обычно
мы ищем их ахиллесову пяту. Ваши фотографии помогли отыскать ее у Эдди
Лобба. Мы пошли к судье, он дал санкцию на обыск. Операция будет проведена
завтра в восемь утра. Мы вычистим эту квартиру. Мы докажем, что каждый
предмет в той комнате был нелегально ввезен в нашу страну, и за каждую
вещь мы предъявим обвинение. Если Эдди будет дома, мы его возьмем. Если
нет, к полудню у нас будет санкция на арест, где его имя впечатают
двухдюймовыми буквами. Словом, ему будет достаточно неуютно, если он не
поладит с нами.
Бонни стиснула зубы. Она понимала, что именно так работает
американское правосудие, и что заставить Эдди донести на сообщников в
рамках программы защиты свидетелей полезнее, чем просто бросить его в
тюрьму. Она подозревала, что Селина вместе с Женщиной-кошкой посмотрят на
все дело иначе. Она представила вопросы, которые обязательно задаст
Селина, и решила, что ей лучше задать их самой. Она подняла руку.
- У вас ко мне вопрос? - устало спросил юрист.
- Что будет с этими вещами на фотографиях? Останется ли коллекция у
Эдди, если он сделает то, что вы от него хотите? Я хочу сказать, что это
не очень-то правильно.
- Да, мэм, это будет неправильно, и мы этого не допустим, - юрист
посмотрел на Тима и улыбнулся. - Я думаю можно немножко приподнять завесу
тайны?
- Твое право, - подтвердил Тим.
Юрист перебрал свои документы и извлек большой белый лист бумаги.
Театральным жестом, как на судебном заседании, он сорвал верхний белый
слой. Бонни и остальные увидели макет объявления о специальной выставке в
главном национальном музее: "Молчаливые жертвы международного
браконьерства. Спонсор: Воины Дикой Природы, Инк".
Тим встал. - Музей давно искал способ довести до публики идею об
ответственности потребителя в отношении любого незаконного импорта. Мы
послали им факсом копии широкоугольных снимков, и они поняли, что это как
раз то, что им нужно. Вне зависимости от того, что произойдет с Эдди
Лоббом, эта комната отправится в Вашингтон. Посетители увидят, какой ущерб
природе может нанести всего один больной человек. Ну и, конечно, они
увидят наше название и узнают, что мы пытаемся сделать для предотвращения
подобных явлений.
Это новость была слишком хороша, чтобы Бонни могла переварить ее в
вежливом молчании. Она затопала ногами и захлопала в ладоши.
- Мы победили! Мы победили!
Остальные осуждающе уставились на нее, но Бонни было все равно, хотя
она ужасно покраснела прежде, чем усесться обратно. Даже эта маленькая
неприятность не расстроила ее, потому что перед ее мысленным взором стояло
лицо Селины, которой она расскажет новость.
С Селиной они должны были встретиться за ланчем. Теперь, когда Селина
отремонтировала свой телефон, ей можно было позвонить. В глубине души
Бонни ждала того чудесного момента, когда Селина пригласит ее к себе, но
до сих пор, хотя Селина и назвала, правда, весьма неохотно, свой
телефонный номер, она ничего не говорила о том, где живет. Бонни уже
подумывала о том, чтобы выследить Селину. Она не была новичком в этом
деле. Однажды она выследила берлогу медведицы и получила целую пленку
фотографий медвежат. Однако последствия встречи с Женщиной-кошкой, когда
она этой встречи не желает, могли оказаться гораздо более серьезными.
Юрист бубнил об официальном обвинении, которое он собирался
предъявить Эдди и о таинственной организации, на которую тот работал.
Бонни стало скучно. Она сосредоточила внимание на своих наручных часах.
Двенадцать-пятнадцать. Если встреча продлится еще немного, она опоздает.
Наконец, Тим заметил, куда она смотрит.
- Ты куда-то собираешься? - прошептал он.
Бонни секунду подумала и кивнула.
- Тогда иди, а то ты всех нервируешь.
С благодарной улыбкой Бонни поспешила из комнаты. Она задержалась у
своего стола, чтобы захватить утреннюю газету - формальный повод позвонить
Селине и встретиться за ланчем - и выскочила из комнаты. В
двенадцать-сорок, совсем запыхавшись, она подбежала к двери ресторана.
Хотя она сама опоздала на десять минут, Селины негде не было видно.
- Она примерно моего роста, с темными волосами и темными глазами. С
виду очень сильная, а одевается немного странно, - допрашивала Бонни
официанта.
Он качал головой. "Никого такого не было. Я бы запомнил, если б
увидел".
Стоял чудесный весенний день. Бонни присела за один из столиков
снаружи, хотя было еще довольно прохладно. Ей казалось, что Селина будет
себя лучше чувствовать на свежем воздухе. Она еще не успела узнать, есть
ли у ее новой подруги привычка опаздывать или нет, но на предыдущие
свидания Селина не приходила раньше времени. Но Бонни не предполагала, что
Селина не покажется и до тех пор, пока колокол на ближайшей церкви не
пробил час.
- Думаю, она не придет, - призналась Бонни официанту, который принял
заказ.
Но прежде, чем подали суп, на стол легла тень.
Селина перемахнула через пустые цветочные ящики, отделявшие кафе от
тротуара. "Я так опоздала, что думала, ты уже ушла".
Бонни прищурилась на солнышко. Трудно было сказать, чем огорчена
