Кстати, о прожаренном мясе... я голоден как зверь.
Лемешева кивнула:
- Пойдем в какое-нибудь бистро.
- Подождите меня, а? - попросила Жанна. - Душ приму, я вся в мыле... У
меня даже ужасаться сил не осталась. Я стояла, тупо слушая их разговор, и
пытаясь ощутить хоть что-нибудь на уровне Иного. Увидеть свою подлинную
тень, вызвать сумрак, почувствовать эмоциональный фон...
Пусто.
А про меня словно уже и забыли...
Будь на моем месте Жанна или Ленка - я бы тоже себя так вела. Ну не
вешаться же, в конце концов, из-за чужого ротозейства? Кто меня просил
отдавать все, до донца? Так нет... захотелось геройствовать!
Это все из-за Семена и Тигренка. Когда я поняла, с кем мы столкнулись -
решила взять реванш. Доказать что-то... кому-то... зачем-то...
Ну и что теперь? Доказала.
И стала калекой. Куда большей, чем после схватки с Тигренком...
- Жанка, только быстро, - сказала Лемешева. - Алиса, ты с нами пойдешь?
Я повернулась к Анне Тихоновне - но сказать ничего не успела.
- Уже никто никуда не идет, - послышалось из-за спины. У Лемешевой
округлились глаза, а я, узнав голос, вздрогнула.
У лифта стоял Завулон.
Сейчас он был в своем человеческом облике: худощавый, печальный, с
немного отсутствующим взглядом. Многие из наших его только и знают -
спокойного, неторопливого, даже скучноватого.
А я знаю и другого Завулона. Не сдержанного шефа Дневного Дозора, не
могучего бойца, принимающего демонический облик, не темного мага вне
классификаций, а веселого и неистощимого в выдумках Иного. Просто Иного -
без всяких следов разделяющей нас пропасти, будто и не было разницы в
возрасте, опыте, силе.
Было так когда-то. Было...
- Все в мой кабинет, - велел Завулон. - Немедленно.
Он исчез - нырнул в сумрак, наверное. Но перед этим на миг остановил
взгляд на мне. Его глаза ничего не выражали. Ни насмешки, ни сожаления,
ни приязни.
Но все-таки он посмотрел на меня, и сердце екнуло. Последний год Завулон
вообще словно бы не замечал неудачливую ведьму Алису Донникову.
- И покушали, и помылись, - хмуро сказала Лемешева. - Пошли, девчонки.
То, что я села в сторонке, получилось случайно.
Ноги сами понесли меня в кресло у камина - широкое кожаное кресло, где я
так привыкла сворачиваться клубочком и полусидеть-полулежать, глядя на
работающего Завулона, на бездымное пламя в очаге, на фотографии, которыми
увешаны стены...
И когда я сообразила, что невольно отдалилась от всех, занявших
подобающие места на диванах у стены - было уже поздно что-либо менять.
Только глупо бы выглядела.
Тогда я скинула босоножки, подобрала под себя ноги и уселась поудобнее.
Лемешева удивленно глянула на меня, прежде чем приступить к отчету,
остальные даже взгляда себе не позволили - ели глазами шефа. Лизоблюды!
Завулон, откинувшийся в кресле за своим необъятным столом, тоже никак на
меня не отреагировал. Внешне, по крайней мере.
Ну и не надо...
Я слушала ровный голос Лемешевой - докладывала она хорошо, коротко и
четко, ничего лишнего не сказано, и ничего важного не упущено. И смотрела
на фотографию, что висела над рабочим столом. Старая-престарая, ей сто
сорок лет, она сделана еще коллоидальным способом - когда-то шеф мне
подробно объяснял различия между “сухим” и “мокрым” методами. На
фотографии - Завулон в старомодной одежде оксфордского студента, на фоне
башни колледжа Крайст-Черч. Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф
как-то заметил, что очень трудно было уговорить “этого чопорного
поэтического сухаря” потратить время не на маленькую девочку, а на
собственного студента. Но фотография очень удачная, наверное, Кэрролл и
впрямь был мастером. Завулон на ней серьезен, но в глазах живет тихая
ирония, и еще он кажется гораздо моложе... хотя что для него полтораста
лет...
- Донникова?
Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:
- Совершенно согласна. Если целью нашей миссии было непременное
освобождение задержанной - то образование круга силы и угроза
жертвоприношения являлись наилучшим решением.
Помолчав, я скептически добавила:
- Конечно, если эта дура стоила таких усилий.
- Алиса! - в голосе Лемешевой зазвенел металл. - Как ты смеешь обсуждать
приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису, она переволновалась
и несколько... несколько не в себе.
- Разумеется, - сказал Завулон. - Алиса, фактически, обеспечила успех
операции. Пожертвовала всей своей силой. Неудивительно, что ей хочется
задавать вопросы.
Я вскинула голову.
Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки или иронии.
- Но... - начала Лемешева.
- Кто-то только что говорил о субординации? - прервал ее Завулон. -
Помолчите.
Лемешева осеклась.
Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо подошел ко мне - я, не
отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.
- Та дура, - сказал Завулон, - ни стоила таких усилий. Разумеется. А вот
сама операция против Ночного Дозора была крайне важна. И все ваши боевые
раны вполне оправданны.
Мне словно шило в одно место вставили...
- Спасибо, Завулон, - ответила я. - Мне будет легче прожить все эти годы,
зная, что я выкладывалась не зря.
- Какие годы, Алиса? - спросил Завулон.
Странное дело... мы целый год вообще не разговаривали... я даже приказов
от него лично не получала... а вот сейчас он заговорил - и в груди снова
холодный колючий комок...
- Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень нескоро.
Завулон усмехнулся. И - вдруг - протянул руку! И потрепал меня по щеке.
Ласково... и так знакомо...
- Мало ли, что сказал лекарь... - миролюбиво произнес Завулон. - У лекаря
свое мнение... а у меня свое.
Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за ней
следом...
- Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова в значительной мере
обеспечила успех сегодняшней операции? - спросил Завулон.
Ага... хотела бы я посмотреть на того, кто возразит! Лишь Лемешева
осторожно добавила:
- Мы все приложили значительные усилия...
- По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.
Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал, лишь облокотился о
столешницу, и замер, глядя на меня. Кажется - он внимательно меня
прощупывал сквозь сумрак.
Но я не могла этого ощутить...
- Все согласны, что Дневной Дозор должен помочь Алисе? - осведомился
Завулон.
В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то старая ведьма и сама была
подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда я была в фаворе...
поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.
- Если речь идет о помощи, - начала она, - то Карл Львович провел хорошую
параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но это все равно, что
давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я готова
попробовать...
Завулон повернул голову, и Лемешева заткнулась.
- Нужен бульончик - будет бульончик, - очень мирным голосом сказал он. -
Все свободны.
Первыми повскакивали братья-вампиры, потом повставали ведьмы. Я тоже
зашарила ногами в поисках босоножек.
- Алиса, останься, если не сложно, - попросил Завулон.
Глаза Лемешевой вспыхнули - и погасли. Она поняла то, во что я все еще
боялась поверить.
Через несколько мгновений мы с Завулоном остались одни. Молча глядя друг
на друга.
Горло пересохло, и язык отказывался повиноваться. Нет, не может такого
быть... не стоит даже и обманываться...
- Как ты, Аля? - спросил Завулон.
Алей меня зовет только мама.
И Завулон - раньше звал...
- Как выжатый лимон, - сказала я. - Скажи, я и впрямь страшная дура?
Истратила себя на никому не нужную работу?
- Ты умница, Аля, - сказал Завулон.
И улыбнулся.
Так же как раньше. Совсем так же.
- Но я теперь...
Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне - и слова стали не нужны. Я
даже встать с кресла не смогла: обхватила его за ноги, обняла, прижалась
- и разревелась.
- Сегодня ты положила начало одной из лучших наших операций, - сказал
Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-таки казалось, что он сейчас
далеко-далеко. Конечно, такой маг как он никогда не может позволить себе
расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области, на нем судьбы
простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходится
бороться с интригами Светлых и уделять внимание людям... - Алиса, после
твоей глупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь
моего внимания.
- Завулон... я была самонадеянной дурой... - прошептала я, глотая слезы.
- Прости. Я подвела тебя...
- Сегодня ты полностью реабилитировалась.
Одним движением Завулон поднял меня с кресла. Я привстала на цыпочки,
иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то вспомнила, как меня
это поразило в первый раз - чудовищная сила его худощавого тела. Даже
когда он в человеческом обличье...
- Алиса, я тобой доволен, - он улыбнулся. - И не переживай, что
выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.
- Вроде права на жертвоприношение? - я попыталась улыбнуться.
- Да, - Завулон кивнул. - Поедешь в отпуск, сегодня же. Вернешься лучше
чем была.
У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка,
тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось...
- Хочу тебя, - прошептала я. - Завулон, мне было так одиноко...
Он мягко отстранил мои руки.
- Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это будет... - Завулон улыбнулся,
- использованием служебного положения в личных целях.
- Кто посмеет тебе такое сказать?
Завулон долго смотрел мне в глаза.
- Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие не
прочь увидеть меня униженным.
- Тогда не надо, - быстро сказала я. - Не надо рисковать, восстановлюсь
сама потихоньку...
- Надо. Не беспокойся, девочка моя.
Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.
- Ну зачем ты так рискуешь ради меня? - прошептала я. Не ожидая ответа,
но Завулон все-таки ответил:
- Потому, что любовь - это тоже сила. Большая сила, и ей не стоит
пренебрегать.
ГЛАВА 3
Странная вещь - жизнь.
Еще сутки назад я выходила из своей квартиры: молодая, здоровая, полная
силы - и при этом несчастная ведьма.
А полдня назад я стояла в офисе Дозора: изуродованная, лишенная надежды и
веры в будущее...
Как все изменилось!
- Хочешь еще вина, Алиса? - Павел, мой провожатый, заискивающи заглянул в
глаза.
- Немножко, - не отрываясь от иллюминатора сказала я. Самолет уже начал
снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая “Тушка”
поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были
скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно -
безопасность полета проверил лично Завулон.
Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита
стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей
миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать
на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с
рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том,
что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до
него дойти.
- Давай за шефа, Алиса? - спросил Павел. Он так старательно заискивал,
что это даже становилось неприятно.
- Давай, - согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса,
проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже не
посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки
работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня...
- Все-таки нельзя не признать, - отпив вина сообщил Павел, - что
отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!
Я кивнула.
- А Светлые... - он вложил в слово столько презрения, сколько было в его
силах, - куда большие индивидуалисты, чем мы!
- Не передергивай, - сказала я. - Вот это, все-таки, неправда.