Настя поморщилась. Возможно, производящий внушение что-то напутал, но
сейчас девушке было не до того.
- Я еще успею на утренний самолет, - сказала она. - Петя, машина в
Симферополь идет?
- Через час, - кивнул Петр.
Бывшая вожатая снова обратила внимание на меня:
- С девочками я уже попрощалась, - сообщила она. - Так что... никто не
удивится. Ты им передай, что я их всех очень люблю, и обязательно... что
попробую вернуться.
На миг в ее глазах блеснули слезы - видимо, она поняла одну из возможных
причин скорого возвращения.
- Настя... - я обняла ее за плечи. - Все будет в порядке, твоя мама
поправится...
Маленькое личико Насти сморщилось в болезненной гримасе:
- Она же никогда не болела! - будто прорвало ее. - Никогда!
Петр деликатно кашлянул. Настя опустила глаза, замолчала.
Конечно, существовали различные способы быстро отправить меня на работу в
“Артек”. Но Завулон всегда предпочитает самые простые. Мать Насти
внезапно слегла с тяжелейшим инфарктом, девушка улетает обратно в Москву,
вместо нее из университета направляют в лагерь другую студентку. Все
элементарно.
Скорее всего, мать Насти все равно бы получила инфаркт: может быть через
год, может быть через пять лет. Завулон всегда тщательно просчитывает
баланс сил. Вызвать инфаркт у абсолютно здоровой женщины - это
вмешательство четвертого порядка, автоматически дающее Светлым право на
ответную магию такой же силы.
Почти наверняка мать Насти выживет. Завулон не склонен к бессмысленной
жестокости. Зачем убивать женщину, когда нужный эффект достигается всего
лишь тяжелой болезнью?
Так что я могла бы успокоить свою предшественницу. Вот только слишком
многое пришлось бы рассказывать.
- Вот тетрадка, я тут кое-что записала... - Настя протянула мне тонкую
школьную тетрадку с веселенькой обложкой, изображающей популярного певца,
придурковато лыбящегося на сцене. - Так... мелочи, но может быть
пригодится. К некоторым девочкам нужен особый подход...
Я кивнула. А Настя вдруг махнула рукой:
- Да что я тебе рассказываю? Ты прекрасно справишься.
И все-таки она еще минут пятнадцать посвящала меня в тонкости распорядка,
просила обратить особое внимание на каких-то девочек, не по возрасту рано
флиртующих с мальчишками, советовала не требовать тишины после отбоя -
“пятнадцати минут им хватает наговориться, максимум - полчаса...”
Лишь когда Петр молча показал ей на часы, Настя умолкла. Чмокнула меня в
щеку, подхватила сумочку и какую-то картонную коробку - фрукты везет, что
ли, больной маме?
- Счастливо тебе, Алиса...
И я, наконец-то, осталась одна.
Лежала на постели стопка чистого белья. Тускло светила лампочка под
простеньким стеклянным абажуром. Шаги Петра и Насти, их негромкий
разговор, быстро стихли.
Я осталась одна.
Нет, не совсем одна. За двумя тонкими стенками - стоит лишь сделать пять
шагов по коридору, спали восемнадцать девочек десяти-одиннадцати лет.
Меня охватила дрожь. Мелкая нервная дрожь, будто я опять была ученицей,
первый раз пробующая оттянуть чужую силу. Наверное, так трясся бы на моем
месте набоковский Гумберт-Гумберт.
Впрочем, по сравнению с тем, что я собираюсь сейчас сделать - его страсти
к нимфеткам воистину детские шалости...
Я выключила свет, на цыпочках вышла в коридор. Как не хватает
способностей Иной!
Значит, придется пользоваться тем, что осталось от человека... Коридор
был длинный, и пол скрипучий. Вытертая дорожка не спасала, мои шаги легко
можно было услышать. Вся надежда, что в этот предутренний час девочки еще
спят и видят сны...
Простые, искренние, незатейливые детские сны.
Я приоткрыла дверь, вошла в спальню. Почему-то ожидалось что-то казенное,
не то детдомовское, не то больничное - железные койки, тусклый свет
дежурной лампы, унылые занавесочки и спящие по стойке смирно дети...
Но все было очень мило. Свет был лишь от фонаря, стоящего на улице.
Качались легкие тени, свежий морской ветер задувал в открытые окна, пахло
какими-то полевыми цветами. В углу тускло отсвечивал экран выключенного
телевизора, на стенах рисунки - акварельные и карандашом, даже в полутьме
яркие и радостные.
Девочки спали.
Разбросавшись по постелям, или наоборот, укутавшись в одеяло с головой.
Аккуратно прибрав все на тумбочках, или раскидав по спинкам кроватей и
стульям вещи - непросохшие купальники, юбки, джинсики, носки. Хороший
психолог, прогулявшись ночью по спальне, составил бы полное впечатление
об этих девчонках...
Мне оно не нужно.
Я медленно шла между кроватями. Поправляла сползшие одеяла, поднимала
опустившиеся до пола руки и ноги. Спали девочки крепко. Крепко и без
снов...
Мне повезло лишь на седьмой девчонке. Ей было лет одиннадцать,
пухленькая, светловолосая. Обычная девочка, тихонько хнычущая во сне.
Увидевшая дурной сон...
Я опустилась у кровати на колени. Я протянула руку, коснулась ее лба.
Легонько, одними кончиками пальцев.
И почувствовала Силу.
Это был плохой сон. Девочке снилось, что она уезжает домой, что смена еще
не кончилась, а ее забрали, потому что заболела мама, и мрачный,
насупленный отец волочет ее к автобусу, и она даже не успела попрощаться
с подружками, не успела последний раз искупаться в море и забрать
какие-то очень важные камешки... и она упирается, просит отца подождать,
а тот злится все сильнее и сильнее... и что-то тихо говорит про позорящее
поведение, про то что пороть такую большую девчонку уже не следует, но
раз она так себя ведет, то пусть забудет про обещание больше не
наказывать ее ремнем...
Это был и впрямь плохой сон. Сильно повлиял на девчонок отъезд Насти...
И любой сейчас попытался бы помочь малышке.
Человек - стал бы гладить по голове, негромко говорить что-нибудь
ласковое, может быть - напевать колыбельную... Попробовал бы прервать
сон, одним словом.
Светлый Иной - использовал бы свою Силу, чтобы вывернуть сон наизнанку,
чтобы отец засмеялся, и сказал, что мама поправилась, и вместе с девочкой
побежал бы к морю... Заменил бы жесткий, но реальный сон на сладенькую
ложь.
Я - Темная.
И я сделала то, что могла. Выпила ее Силу. Всосала в себя - и мрачного
отца, и больную мать, и потерянных навсегда подружек, и забытые морские
камешки, и позорную порку...
Девочка тихонько пискнула, словно придавленный мышонок. И задышала ровно
и спокойно.
В детских снах - немного Силы. Это ведь не ритуальное убийство, которым
мы грозили Светлым и которое впрямь дает чудовищный выброс энергии. Это
сны, просто сны.
Питательный бульон для больной ведьмы...
Я встала с колен. Голова слегка кружилась. Нет, я пока не обрела
утраченных способностей. Потребуется десяток таких снов, чтобы наполнился
зияющий провал.
Но эти сны будут. Я постараюсь.
Больше никто из девчонок снов не видел. Нет, одна видела - но это был
ненужный мне сон, глупый девчоночий сон про какого-то веснушчатого
мальчишку, подарившего ей очередной дурацкий камешек с дыркой: “куриный
бог”. Что ж, курицам - куриные боги...
Я постояла у кровати этой девочки - пожалуй, самой развитой из них, у нее
даже грудь немного обозначалась. Несколько раз прикасалась к ее лбу,
пытаясь найти хоть что-нибудь. Пусто. Море, солнце, пляж, брызги воды и
этот самый мальчишка. Ни капли злости, ревности, печали. Здесь мог бы
почерпнуть Силу светлый маг, выпить ее сон - и уйти, довольный. Мне же
тут делать было нечего.
Ничего, будет и вечер, и новая ночь. И к моему пухленькому донору
вернется прежний кошмар - я выбрала весь ее страх, но не устранила его
причин. Кошмар вернется, и я снова помогу ей. Главное, не
переусердствовать, не довести девчонку до настоящего нервного срыва: на
это у меня прав нет. Здесь уже будет пахнуть серьезным магическим
вмешательством, и если есть в лагере хоть один наблюдатель от Светлых,
или, чем Тьма не шутит, Иной от Инквизиции - у меня возникнут серьезные
проблемы.
А вновь подводить Завулона я не стану!
Никогда!
Как ни удивительно, но он простил меня за случившееся прошлым летом. Но
второго прощения не будет.
В десять часов утра я со своими подопечными пришла на завтрак.
Права была Настя - я прекрасно справлялась.
Нет, вначале, когда девочки только проснулись, настороженность была. Да и
как ей не быть, когда уже успевшая полюбиться вожатая уезжает среди ночи
к больной маме, а вместо нее в спальню входит другая девушка -
незнакомая, чужая, совершенно непохожая на Настю! Я сразу почувствовала,
что восемнадцать пар глаз смотрят на меня неприязненно и даже опасливо,
что они все вместе, а я отдельно.
Спасало то, что девочки еще маленькие, а я - красивая.
Будь на их месте мальчишки того же возраста - моя внешность не играла бы
ни малейшей роли. Мальчикам в десять лет куда интереснее самый
безобразный щенок, чем самая красивая девушка. Будь мои подопечные
постарше года на два - моя внешность, наоборот, разозлила бы их.
А вот для девочек в десять лет красивая женщина служит предметом
восхищения. В них уже начинает просыпаться кокетство и желание нравится,
но они еще не понимают, что не всем дано вырасти красивыми. Я знаю, я
сама такой была, и на свою опекуншу, ведьму Ирину Александровну, смотрела
широко распахнутыми глазами...
И я быстро нашла с девочками общий язык.
Присела на кровать с Олечкой, самой тихой и робкой, судя по записям в
тетрадке. Поговорила с девчонками о Насте, о том, как плохо, если болеет
мама, о том, что они не должны обижаться на Настю... она так хотела с
ними остаться, но ведь мама - это самое-самое главное в жизни!
Когда я закончила, Олечка начала хныкать, прижавшись ко мне. Да и у
остальных глаза стали на мокром месте.
Тогда я рассказала про своего папу, про его инфаркт, и что сейчас сердце
хорошо лечат, и что у Настиной мамы тоже все будет в порядке. Помогла
смуглой девочке-казашке Гульнаре заплести косички - у нее великолепные
волосы, но она, как отметила Настя, “копуша”. Поспорила с Таней из
Петербурга, на чем интереснее ехать в “Артек” - на поезде, или на
самолете, и конечно же, признала ее правоту - на поезде куда веселее.
Пообещала Ане из Ростова, что уже вечером она будет плавать, а не
барахтаться на мелкоте. Обсудили солнечное затмение, которое ожидалось
через трое суток, и пожалели, что в Крыму оно будет чуточку-чуточку
неполным.
На завтрак мы уже шли дружной и развеселой компанией. Только Ольга,
“которая не Олечка, а обязательно Ольга”, и ее подружка Людмила немного
дулись. Неудивительно, они явно ходили у Насти в любимицах.
Ничего... через три дня все они полюбят меня.
А вокруг и впрямь было хорошо!
Июль в Крыму - это здорово. Сверкало внизу море, воздух был пропитан
запахами соленой воды и цветов. Девчонки визжали, носились взад и вперед,
толкались. Наверное, речёвки в пионерлагерях придуманы были не зря -
когда рот занят песней, особенно не повизжишь.
Но я не знаю речёвок, я не умею ходить строем.
Я - Темная.
В столовой я просто отдалась на волю своих подопечных - они-то знали, где
нам садиться. Вокруг галдели, успевая при этом еще и поесть, пятьсот
детей самого разного возраста. Я тихонько сидела со своей девчоночьей
стайкой, пытаясь оценить обстановку. Что ни говори, а мне здесь предстоит
провести целый месяц.
Вожатых, пришедших на завтрак со своими отрядами, было человек двадцать
пять. Моя легкая гордость от того, как ловко я управляюсь со своими
подопечными, быстро улетучилась. Эти парни и девушки приходились
мальчишкам и девчонкам, скорее, старшими братьями и сестрами. Временами
строгими, временами ласковыми - но неизменно авторитетными и любимыми.
Откуда они таких набирают?
У меня стало портиться настроение. Я вяло ковыряла “печеночные оладьи”,
выданные на завтрак вместе с гречневой кашей и какао, и тоскливо думала о
