Максим покосился через плечо. Лена ведь даже не накручивала себя,
что странно. Сидела на кожаном диване перед здоровенным телевизором
"Панасоник" и говорила, говорила почти искренне. Она и впрямь так
думает?
Что у него толпа любовниц? Что он спас незнакомую девушку из-за
красивой фигурки, а не из-за свистящих в воздухе пуль? Что они плохо,
бедно живут? Они, купившие три года назад прекрасную квартиру,
обставившие ее как игрушку, на Рождество ездившие во Францию?
Голос жены был уверенный. Голос был обвиняющий. Голос был
страдающий.
Максим щелчком отправил сигарету вниз. Посмотрел в ночь. Тьма,
Тьма надвигается.
Он убил - там, в туалете. Темного мага. Одно из самых
отвратительных порождений вселенского Зла. Человека, несущего в себе
злобу и страх. Выкачивающего из окружающих энергию, подминающего чужие
души, превращающего белое в черное, любовь в ненависть. Как обычно,
один на один с целым миром.
Вот только раньше такого не случалось. Два дня подряд
наталкиваться на эти дьявольские отродья: либо они вылезли из своих
зловонных нор, либо его зрение становится лучше. Вот и сейчас.
Максим смотрел с высоты десятого этажа и видел не ночной город в
россыпи огней. Это - для других. Для людей слепых и беспомощных. Он
видел сгусток Тьмы, болтающийся над землей. Невысоко, на уровне
десятого - двенадцатого этажа, пожалуй. Максим видел очередное
порождение Тьмы. Как всегда. Как обычно. Но почему так часто, почему
подряд? Уже третий! Третий за сутки! Тьма мерцала, колебалась,
двигалась. Тьма жила. А за спиной Лена усталым, несчастным, обиженным
голосом перечисляла его грехи. Встала, подошла к балконной двери,
словно сомневаясь, что Максим слышит. Хорошо, пусть так. Хоть детей не
разбудит, если, конечно, они спят. Почему-то Максим сомневался.
Если бы он действительно верил в Бога. По-настоящему. Но той
слабой веры, что согревала Максима после каждой акции очищения, уже
почти не осталось. Не может быть Бога в мире, где процветает Зло.
Но если бы он был или хотя бы в душе Максима оставалась настоящая
вера. Он упал бы сейчас на колени, на грязный, крошащийся бетон,
вскинул руки к сумрачному, ночному небу, к небу, где даже звезды
горели тихо и печально. И закричал бы: "За что? За что, Господи? Это
выше моих сил, выше меня! Сними с меня этот груз, прошу тебя, сними! Я
не тот, кто нужен! Я слаб".
Кричи - не кричи. Не он возложил на себя этот груз. Не ему и
снимать. Пылает, разгорается впереди черный огонек. Новое щупальце
Тьмы.
- Лена, извини - он отстранил жену, шагнул в комнату. - Мне надо
уехать.
Она замолчала на полуслове, и в глазах, где только что стояло лишь
раздражение и обида, мелькнул испуг.
- Я вернусь, - он быстро пошел к двери, надеясь избежать
вопросов.
- Максим! Максим, подожди!
Переход от ругани к мольбе был молниеносным. Лена кинулась вслед,
схватила за руку, заглянула в лицо - жалко, заискивающе.
- Ну прости, прости меня, я так испугалась! Прости, я глупостей
наговорила, Максим!
Он смотрел на жену, мгновенно утратившую агрессивность,
капитулировавшую, готовую на все, лишь бы он, глупый, развратный,
подлый, не вышел из квартиры. Неужели что-то появилось в его лице -
что-то, испугавшее Лену сильнее, чем бандитская разборка, в которую
они встряли?
- Не пущу! Не пущу тебя никуда! На ночь глядя! ..
- Со мной ничего не случится, - мягко сказал Максим. - И тише,
дети проснутся. Я скоро вернусь.
- Не думаешь о себе, так подумай о детях! Обо мне подумай! - Лена
молниеносно сменила тактику. - А если номер машины запомнили? А если
сейчас явятся: ту стерву искать? Что мне делать?
- Никто не явится, - Максим почему-то знал, что это правда. - А
если вдруг - дверь крепкая. Кому звонить - ты тоже знаешь. Лена,
пропусти.
Жена застыла поперек дверей, распростерши руки, запрокинув голову,
почему-то зажмурившись, будто ожидая, что он сейчас ударит.
Максим осторожно поцеловал ее в щеку и отодвинул с дороги. Вышел в
прихожую, сопровождаемый совсем уж растерянным взглядом. Из комнаты
дочери слышалась неприятная, тяжелая музыка - не спит, магнитофон
включила, лишь чтобы заглушить их злые голоса, голос Лены.
- Не надо! - умоляюще прошептала жена вслед. Он накинул куртку,
мимолетно проверив, все ли на месте во внутреннем кармане.
- Ты о нас совсем не думаешь! - будто по инерции, уже ни на что не
надеясь, сдавленно выкрикнула Лена. Музыка в комнате дочери стала
громче.
- А вот это неправда, - спокойно сказал Максим. - Как раз о вас я
и думаю. Берегу.
Он спустился на один пролет, не хотелось ждать лифта, прежде чем
его догнал выкрик жены, неожиданный: она не любила выносить сор из
избы и никогда не ругалась в подъезде.
- Лучше бы ты любил, чем берег!
Максим пожал плечами и ускорил шаг.
Вот здесь я стоял, зимой.
Все было так же, глухая подворотня, шум машин за спиной, слабый
свет фонарей. Только холоднее гораздо. И все казалось простым и ясным,
как для молоденького американского полицейского, вышедшего в первое
патрулирование.
Охранять закон. Преследовать Зло. Защищать невиновных.
Как было бы здорово, оставайся все и всегда таким же простым и
ясным, как в двенадцать или двадцать лет. Если бы в мире и впрямь было
лишь два цвета: черный и белый. Вот только самый честный и
простодушный полицейский, воспитанный на громких звездно-полосатых
идеалах, рано или поздно поймет: на улицах есть не только Тьма и Свет.
Есть еще договоренности, уступки, соглашения. Информаторы, ловушки,
провокации. Рано или поздно приходится сдавать своих, подбрасывать в
чужие карманы пакетики с героином, бить по почкам, аккуратно, чтобы не
оставалось следов.
И все - ради тех, самых простых, правил. Охранять закон.
Преследовать Зло. Защищать невиновных. Мне тоже пришлось это понять. Я
прошел по узкой кирпичной кишке, поддел ногой обрывок газеты,
валявшийся у стены. Вот здесь истлел несчастный вампир. Действительно
несчастный, виновный лишь в том, что позволил себе влюбиться. Не в
вампиршу, не в человека, а в жертву, в пищу.
Вот здесь я плеснул из чекушки водкой, обжигая лицо женщины,
которую мы же, Ночной Дозор, отдали на пропитание вампирам.
Как они. Темные, любят говорить: "Свобода"! Как часто мы объясняем
себе самим, что у свободы есть границы.
И все это, наверное, абсолютно правильно. Для тех Темных и
Светлых, что просто живут среди людей, превосходя их по возможностям,
но ничем не отличаясь по стремлениям. Для тех, кто выбрал жизнь по
правилам, а не противостояние.
Но стоит лишь выйти на рубеж, тот незримый рубеж, где стоим мы,
дозорные, разделяя Тьму и Свет...
Это война. А война преступна всегда. Всегда, во все времена.. в
ней будет место не только героизму и самопожертвованию, но еще и
предательству, подлости, ударам в спину. Иначе просто нельзя воевать.
Иначе - ты заранее проиграл.
Да что же это такое, в конце концов! За что стоит драться, за что
вправе я драться, когда стою на рубеже, посредине, между Светом и
Тьмой? У меня соседи - вампиры! Они никогда, во всяком случае. Костя,
- никогда не убивали. Они приличные люди с точки зрения людей. Если
смотреть по их деяниям - они куда честнее шефа или Ольги.
Где же грань? Где оправдание? Где прощение? Я не знаю ответа. Я
ничего не в силах сказать, даже себе самому. Я уже плыву по инерции,
на старых убеждениях и догмах. Как могут они сражаться постоянно, мои
товарищи, оперативники Дозора? Какие объяснения дают своим поступкам?
Тоже не знаю. Но их решения мне не помогут. Тут каждый сам за себя,
как в громких лозунгах Темных.
И самое неприятное: я чувствовал, что, если не пойму, не смогу
нащупать этот рубеж, я обречен. И не только я один. Погибнет Светлана.
Ввяжется в безнадежную попытку спасти ее шеф. Рухнет вся структура
московского Дозора. "Оттого, что в кузнице не было гвоздя". Я еще
постоял, опираясь рукой о грязную кирпичную стену. Вспоминал, кусая
губы, пытаясь найти ответ. Не было его. Значит - судьба.
Пройдя уютным, тихим двором, я вышел к "дому на ножках". Советский
небоскреб вызывал какое-то подспудное уныние, совершенно
неоправданное, но яркое. Похожее чувство я иногда испытывал, когда
проезжал в поезде мимо заброшенных деревень или полуразрушенных
элеваторов. Неуместность, слишком сильный замах, кончившийся ударом по
воздуху.
- Завулон, - сказал я, - если ты слышишь...
Тишина, обычная тишина позднего московского вечера - рев машин,
кое-где музыка из окон, и безлюдье.
- Ты все равно не мог рассчитать все, - произнес я в пустоту. -
Никак не мог. Всегда есть развилки реальности. Будущее не определено.
Ты это знаешь. И я тоже знаю.
Я пошел через дорогу, не оглядываясь по сторонам, не обращая
внимания на машины. Я ведь на задании, верно? Сфера отстранения!
Звякнул, застывая на рельсах, трамвай. Машины сбавили ход,
объезжая пустоту, в центре которой был я. Все перестало существовать -
только здание, на крыше которого мы вели бой три месяца назад,
темнота, проблески энергии, невидимой человеческим взором.
И эта мощь, которую дано узреть немногим, нарастала.
Здесь был центр тайфуна, я не ошибся. Меня вели именно сюда?
Прекрасно. Я пришел. Завулон, ты все-таки помнишь то маленькое,
постыдное поражение. Не можешь не помнить, как получил пощечину в
присутствие своих же рабов.
Помимо всех высоких целей - я понимаю, что для него они высоки, -
в нем кипит еще одно желание, бывшее когда-то простой человеческой
слабостью, а ныне неизмеримо усиленное сумраком. Отомстить.
Расквитаться.
Переиграть бой заново. Помахать кулаками после драки.
Во всех вас, великих магах, и Светлых и Темных, есть эта черта
пресыщенность обычной схваткой, стремление победить изящно. Унизить
противника. Вам скучны простые победы, они в прошлом. Великое
противостояние выродилось в бесконечную шахматную партию. Как для
Гесера, великого Светлого мага, что с таким удовольствием издевался
над Завулоном, приняв чужой облик.
Для меня противостояние еще не стало игрой. Может быть, в этом и
скрыт мой шанс. Я достал из кобуры пистолет, снял его с
предохранителя. Вдохнул глубоко-глубоко, будто готовясь нырнуть. Пора.
Максим чувствовал, что в этот раз все решится быстро.
Не будет ночного бдения в засаде. Долгого выслеживания тоже не
будет. Озарение в этот раз пришло слишком яркое, и не только ощущение
чужого, враждебного присутствия, а еще и четкая наводка на цель.
Он доехал до перекрестка улицы Галушкина и Ярославской,
остановился во дворе многоэтажного здания. Посмотрел на тлеющий черный
огонек, медленно перемещающийся внутри здания.
Темный маг - там. Максим уже воспринимал его реально, почти зримо.
Мужчина. Слабые способности. Не оборотень, не вампир, не инкуб. Именно
Темный маг. Учитывая невысокую силу, проблем не будет. Проблема в
другом.
Максим мог только надеяться и молиться, что это не будет
происходить так часто. День за днем уничтожать порождения Тьмы -
тяжело не только физически. Есть еще и тот, самый страшный миг, когда
кинжал пронзает сердце врага. Миг, когда все вокруг начинает дрожать,
балансировать, краски тускнут, звуки мерк нут, движения замедляются.
Что он сделает, если однажды ошибется? Если не врага рода
человеческого ликвидирует, а убьет обычного человека? Он не знал.
Но ведь нет выхода, раз только он в целом мире способен отличить
