которых Соломон лишился престола.
Но его сын Ровоам продолжал укреплять веру, принятую отцом. Он
повелел отлить двух золотых тельцов, и народ израильский стал им
поклоняться. Как раз в то время и стали появляться пророки, которые начали
нескончаемую войну против правителей.
Иезавель была права: существует лишь один способ сохранить истинную
веру - расправиться с пророками. Воспитанная в духе терпимости и страха
перед войной, она понимала, однако, что порой насилие - единственный
выход. Боги, которым она служила, простят ей, что ее руки обагрены кровью.
- Скоро и мои руки обагрятся кровью, - сказал жрец безмолвной горе. -
Подобно тому, как пророки - проклятие Израиля, письменность - проклятие
Финикии. И то, и другое приносит непоправимый вред. Нужно остановить их,
пока не поздно. Бог Удачи не может сейчас оставить Финикию.
Его беспокоило то, что случилось утром: войско врага так и не перешло
в наступление. В прошлом Бог Удачи уже оставлял Финикию из-за того, что
гневался на ее жителей. После этого в светильниках погас огонь, овцы и
коровы бросили своих детенышей, пшеница и ячмень не вызрели. Бог Солнца
послал своего проводника-Орла и Бога Грозы, чтобы отыскать Бога Удачи, но
никому не удавалось найти его. Наконец Великая Богиня послала
пчелу. Та нашла Бога Удачи, спящего в лесу, и укусила его. Он проснулся в
ярости и стал крушить все вокруг. Пришлось его связать и выпустить из его
души гнев. С тех пор все опять стало как прежде.
Если он снова решит покинуть Финикию, битва не состоится. Ассирийцы
так и останутся навсегда в долине, а город будет жить по-прежнему.
- Смелость - это страх, выражающийся молитвой, - сказал жрец. -
Поэтому я пришел сюда: я не имею права на нерешительность в сражении. Я
должен показать воинам Акбара, ради чего нужно защищать город. Не ради
колодца, рынка или дворца наместника. Мы будем сражаться с ассирийским
войском, чтобы показать пример на будущее.
Победа ассирийцев навсегда покончит с угрозой алфавита. Завоеватели
станут насаждать свой язык и обычаи, но жители и впредь будут поклоняться
тем же богам Пятой Горы. Вот что действительно важно.
В будущем наши мореплаватели поведают о подвигах финикийских воинов в
других странах. Жрецы вспомнят имена героев и тот день, когда Акбар
пытался оказать сопротивление ассирийскому войску. Живописцы выведут на
папирусе египетские буквы, писцы Библоса же умрут. Священные тексты
останутся во власти лишь тех, кто рожден изучать их. Следующие поколения
попытаются восстановить то, что сделали мы, и построят лучший мир.
- Но сейчас, - продолжал он, - мы должны проиграть эту битву. Мы
будем храбро сражаться, но наше войско уступает вражескому, и мы погибнем
как герои.
В эту минуту жрец услышал дыхание ночи и понял, что прав. Тишина
предупреждала о наступлении важного сражения, но жители Акбара этого не
почувствовали. Они отложили оружие и веселились, когда нужно было стоять
на страже. Они не обращали внимания на животных - а те притихли перед
приближением опасности.
- Да исполнится замысел богов! Да не обрушатся небеса, ведь мы все
сделали правильно и подчинились обычаю, - закончил он.
Илия, вдова и мальчик отправились на запад, в сторону Израиля. Им не
пришлось проходить мимо ассирийского стана, который располагался южнее.
Полная луна освещала их путь, но при этом странные и зловещие тени
протянулись от камней и скал в долине.
Во тьме явился ангел Господень. В правой руке он держал огненный меч.
- Куда ты идешь? - спросил он.
- В Израиль, - ответил Илия.
- Господь призвал тебя?
- Я знаю, какого чуда ждет от меня Господь. Теперь я понимаю, где
должен его совершить.
- Господь призвал тебя? - повторил ангел. Илия не ответил.
- Господь призвал тебя? - в третий раз воззвал ангел.
- Нет.
- Тогда возвращайся туда, откуда пришел, ибо ты еще не исполнил свое
предназначение. Господь еще не призвал тебя.
- Позволь хотя бы вдове и ее сыну уйти, ведь им здесь делать нечего,
- взмолился Илия.
Но ангела уже как не бывало. Илия опустил свою котомку на землю, сел
посреди дороги и горько заплакал.
- Что случилось? - спросили вдова и мальчик, которые ничего не видели.
- Мы возвращаемся назад, - сказал он. - Так хочет Господь.
Илия не сразу заснул. Проснувшись среди ночи, он ощутил беспокойство,
разлитое в воздухе. По улицам носился злой ветер, сея страх и неверие.
"В любви к женщине я узрел любовь ко всему сущему, - молился он в
тишине. - Она нужна мне. Я знаю, Господь не забудет, что я - один из слуг
Его, возможно, самый слабый из Его избранников. Господи, помоги мне, ибо
среди битв я нуждаюсь в покое".
Он вспомнил слова наместника о том, что страх бесполезен. Однако
уснуть ему не удавалось. "Мне нужны силы и спокойствие. Пошли мне сон,
пока это возможно".
Он решил воззвать к ангелу, но понял, что может услышать то, что ему
совсем не понравится, и передумал. Он спустился вниз, чтобы немного
успокоиться. Еще не были развязаны узлы с пожитками, которые вдова
приготовила для побега.
Он подумал было пойти к ней в комнату. Ему вспомнилось, что сказал
Господь Моисею перед сражением: "И кто обручился с женою и не взял ее, тот
пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении и другой не
взял ее".
Они еще не были близки. Но эта ночь выдалась особенно тяжелой, и
момент был неподходящим.
Илия решил развязать котомки и разложить все вещи по своим местам. Он
обнаружил, что, кроме немногих одежд, в узелке вдовы были также
инструменты для написания букв Библоса.
Он взял нож, смочил водой небольшую глиняную табличку и принялся
выводить буквы. Он научился писать, наблюдая, как работает вдова.
"Как это просто и удивительно!" - подумал он, стараясь отвлечься. Не
раз, идя за водой к колодцу, он слышал разговоры женщин: "Греки украли у
нас самое важное изобретение". Илия знал, что это не так. Добавив гласные,
греки преобразовали алфавит и сделали его доступным всем народам. Кроме
того, они назвали собрание пергаментов "библиями" в честь города, где
изобрели алфавит.
Греческие библии писались на пергаментах - особым образом вычиненной
телячьей коже. Илия считал, что это очень хрупкий материал. Кожа не так
прочна, как глиняные таблички, и ее легко потерять. Папирусы рвались от
того, что их часто брали в руки, и портились от воды.
"Библии и папирусы недолговечны. А глиняные таблички уцелеют", -
размышлял он.
Если Акбар не будет разрушен, он скажет наместнику, что необходимо
записать историю страны и сохранить глиняные таблички для будущих
поколений. Тогда, даже если ассирийцы убьют финикийских жрецов, хранящих в
памяти историю своего народа, труд воинов и поэтов не будет забыт.
Илия долго забавлялся, выписывая одни и те же буквы в разном порядке.
Когда из них складывались разные слова, Илия искренне удивлялся. Это
занятие развеяло его тревогу, и он снова лег спать.
Он проснулся от грохота. Дверь в его жилище выбили и швырнули вниз.
"Это не сон, и это не воинство Божие".
Из всех углов отделялись тени. Они выкрикивали что-то как безумные на
непонятном ему языке.
"Ассирийцы".
Двери падали, мощные удары крушили стены, крики врагов смешивались с
мольбами о помощи, доносившимися с площади. Он попытался подняться, но
одна из теней повалила его на пол. Внизу раздался глухой треск.
- "Пожар, - пронеслось у Илии в голове. - Они подожгли дом".
- Это ты, - услышал он чьи-то сказанные на финикийском языке слова. -
Ты - главный. Спрятался в доме женщины, как трус.
Он посмотрел в лицо говорящего. Пламя освещало комнату, он увидел
длиннобородого мужчину в доспехах. Да, это были ассирийцы.
- Вы напали на нас ночью? - спросил он в смятении.
Но мужчина не ответил. Илия увидел, как в воздухе сверкнул меч. Один
из воинов рассек ему кожу на правой руке.
Илия закрыл глаза. В одно мгновение перед ним пронеслись сцены его
жизни. Он снова играл на улицах родного города, впервые отправился в
Иерусалим, вдыхал запах распиленного дерева в плотницкой, вновь грезил о
морских просторах и людях, одетых так, как одеваются только в портовых
городах. Бродил по долинам и горам Земли Обетованной, вспоминал, как
впервые увидел Иезавель. Она казалась совсем девочкой и очаровывала всех.
Он вновь был свидетелем убиения пророков, опять слышал голос Бога,
повелевавший ему идти в пустыню. Он снова увидел глаза женщины, которая
ждала его у ворот Сарепты (жители называли город "Акбар"), и понял, что
сразу полюбил ее. Он еще раз поднялся на Пятую Гору, воскресил ребенка, и
народ принял его как судью и мудреца. Он смотрел на небо, где одно
созвездие быстро сменяло другое, удивлялся тому, как в одно мгновенье Луна
прошла четыре фазы, ощущал холод и жару, осень и весну, снова был под
дождем и вспышками молний. Облака без конца меняли свои очертания, реки
неизменно
несли воды по одному и тому же руслу. Он вновь пережил день, когда заметил
первые ассирийские шатры. Увидел ангелов, огненный меч на пути в Израиль,
буквы на табличках, пережил бессонницу, и ...
...снова оказался в настоящем и думал о том, что происходит внизу.
Нужно во что бы то ни стало спасти вдову и ее сына.
- Пожар! - крикнул он ассирийским воинам. - Горит дом!
Ему не было страшно. Вдова и ее сын - вот все, что его волновало...
Кто-то толкнул его, он упал и почувствовал вкус земли во рту. Он поцеловал
землю и сказал, что очень ее любит. Еще он сказал ей, что сделал все, что
было в его силах, чтобы избежать войны. Он попытался высвободиться, но
кто-то уперся ногой ему в шею.
"Наверное, она убежала, - подумал он. - Они не тронули бы беззащитную
женщину".
Глубокое спокойствие овладело его сердцем. Может быть, Господь понял,
что он не тот, кто Ему нужен, и нашел другого пророка, чтобы искупить грех
Израиля, И вот пришла смерть, мучительная, как он и ожидал. Илия смирился
со своей судьбой и стал ждать смертельного удара.
Прошло несколько секунд. По-прежнему раздавались крики, из раны в
руке хлестала кровь, а смертельного удара все не было.
- Скажи им, чтобы меня поскорее убили! - крикнул он, зная, что хотя
бы один из ассирийцев понимает его язык.
Никто не обратил внимания на его слова. Они горячо спорили о чем-то.
Затем его снова принялись пинать ногами, и Илия, к своему ужасу,
почувствовал, что к нему возвращается желание жить.
"Я не могу больше цепляться за жизнь, - в отчаянии подумал он. - Ведь
мне уже не удастся выбраться из дома".
Но мир, казалось, навсегда погрузился в хаос криков, шума и пыли.
Может быть, Господь сделал то же, что и для Исайи, остановив время в
разгар сражения?
Он услышал крики женщины. Превозмогая себя, он сумел оттолкнуть
одного из воинов и встать на ноги, но в тот же миг его снова повалили
наземь. Ассириец пнул его ногой в голову, и он потерял сознание.
Спустя несколько минут он очнулся. Ассирийцы вытащили его из дома и
бросили посреди дороги.
Он с трудом поднял голову. Все дома в округе пылали.
- В доме - невинная и беззащитная женщина! Спасите ее!
Крики, беготня, хаос. Он попытался подняться, но его опять сбили с
ног.
"Господи, Ты можешь делать со мной все что угодно, ибо я посвятил
Тебе свою жизнь и смерть, - молился Илия. - Но спаси ту, что приютила
меня!"
Кто-то схватил его за руки и приподнял над землей.
- Иди, посмотри, - сказал ассирийский предводитель, знавший его язык.
- Ты это заслужил.
Два стражника схватили его и толкнули к двери. Пламя быстро поглощало
дом, озаряя все вокруг. Со всех сторон слышались крики: плакал ребенок,
молили о прощении старики, женщины в отчаянии звали своих детей. Но он
слышал лишь мольбы той, что приютила его...
- Что вы делаете? Там женщина и ребенок!
- Она пыталась спрятать наместника Акбара.
- Я не наместник Акбара! Это страшная ошибка!
Ассириец подтолкнул его к двери. Крыша горящего дома обрушилась,
завалив вдову. Из-под обломков Илия видел лишь ее едва шевелящуюся руку.
Вдова умоляла, чтобы ей не дали сгореть заживо.
