заклятие.
Гарри вскочил и вцепился в руку Белки так крепко, как только
мог. Белка завопил и стал вырываться – шрам болел все сильнее – Гарри
ничего не видел – он только слышал крики Белки и приказания
Вольдеморта: "УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ ЕГО!", и еще другие голоса, наверное,
звучавшие только у него в голове, плакавшие: "Гарри! Гарри!"
Он почувствовал, как рука Белки ускользает от его хватки,
понял, что все пропало, и провалился в черноту, вниз… вниз… вниз…
Что-то золотое сверкнуло над ним. Проныра! Он хотел схватить
мяч, но руки... они такие тяжелые.
Он моргнул. Оказывается, это вовсе не Проныра. Это очки. Как
странно.
Он снова моргнул. Улыбающееся лицо Альбуса Думбльдора выплыло
словно из пустоты.
– Здравствуй, Гарри, - сказал Думбльдор.
Гарри уставился на него. И вдруг вспомнил: "Сэр! Камень! Это
Белка! Камень у него! Скорее, сэр…"
– Успокойся, мой дорогой мальчик, твои сведения несколько
устарели, - ласково успокоил Думбльдор. – Камень не у Белки.
– А у кого? Сэр, я…
– Гарри, успокойся, прошу тебя, не то мадам Помфри вышвырнет
меня отсюда.
Гарри сглотнул слюну. Осмотрелся. И понял, что находится в
больнице. Он лежал в кровати под белыми простынями, а рядом с
кроватью, на столике, лежала гора сладостей.
– Подарки от твоих друзей и почитателей, - пояснил излучающий
счастье Думбльдор. – То, что произошло между тобой и профессором
Белкой в подземелье, должно сохраняться в секрете, поэтому,
естественно, вся школа уже знает и торопится выразить свое восхищение.
Насколько мне известно, твои друзья, мистер Фред и мистер Джордж Уэсли
хотели послать тебе крышку от унитаза. Вне всяких сомнений, они
рассчитывали таким образом позабавить тебя. Мадам Помфри, однако,
сочла подобный презент недостаточно гигиеничным и конфисковала его.
– Сколько я уже здесь?
– Три дня. Мистер Рональд Уэсли и мисс Грэнжер будут очень рады
узнать, что ты пришел в себя. Они очень сильно беспокоились.
– Но, сэр, камень…
– Как я вижу, тебя не так просто отвлечь от этой мысли. Что ж,
камень. Профессору Белке не удалось забрать его у тебя. Я прибыл как
раз вовремя, чтобы предотвратить это, хотя, должен сказать, ты и сам
очень неплохо справлялся.
– Вы были там? Вы получили сову от Гермионы?
– Мы столкнулись в воздухе. Едва добравшись до Лондона, я
понял, что должен вернуться туда, откуда только что прибыл. Я попал к
месту событий как раз вовремя и успел оттащить от тебя Белку…
– Так это были вы.
– Я боялся, что прилетел слишком поздно.
– Почти что. У меня оставалось слишком мало сил, чтобы не
отдавать ему камень…
– Не о камне речь, мой мальчик, а о тебе… Эта борьба чуть было
не прикончила тебя. Был момент, когда я почти уверился в том, что ты
погиб. Что же касается камня, то его уничтожили.
– Уничтожили? – непонимающе повторил Гарри. – А как же ваш друг
– Николас Фламел?
– Ах, так ты, оказывается, знаешь про Николаса? – воскликнул
Думбльдор радостно. – Ты во всем разобрался, не так ли? Что же, мы с
Николасом побеседовали и решили, что все к лучшему.
– Но ведь теперь он и его жена умрут, разве не так?
– У них хватит Эликсира, чтобы привести в порядок дела, а
затем, совершенно верно, они умрут.
Крайнее недоумение, отразившееся на лице Гарри, вызвало у
Думбльдора улыбку.
– Я уверен, что для такого молодого человека как ты, это звучит
невероятно, но для Николаса и Перенеллы смерть придет как сон после
долгого, долгого дня. В конце концов, для правильно организованного
сознания, что есть смерть, как не новое интересное приключение?
Знаешь, камень и в самом деле не такая уж ценная штука. Иметь столько
денег и столько лет жизни, сколько захочешь! Этого попросил бы для
себя любой человек – беда в том, что люди всегда хотят именно того,
что для них наиболее губительно.
Гарри лежал, не находя слов для ответа. Думбльдор сидел,
улыбаясь в потолок, и мычал про себя.
– Сэр? – обратился к нему Гарри. – Я тут подумал… Даже если
камня больше нет, Воль… то есть, я хочу сказать, Сами-Знаете-Кто…
– Называй его Вольдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими
именами. Боязнь названия усиливает боязнь самого предмета.
– Да, сэр. Так вот, Вольдеморт ведь будет искать другие способы
вернуться, верно? Он ведь не умер?
– Нет, Гарри, не умер. Он все еще жив, наверное, ищет себе
какое-нибудь новое тело… Он не по-настоящему жив, следовательно, его
нельзя убить. Он оставил Белку умирать; он не знает жалости ни к
врагам, ни к друзьям. Тем не менее, Гарри, хотя на этот раз ты всего
лишь отодвинул его возвращение, и он может найти кого-то еще, кто
пожелает принять участие в следующей битве, какой бы безнадежной она
ни казалась – но если он проиграет еще и еще раз, что ж, может быть,
он так и не вернется к власти.
Гарри кивнул, но от этого голова его страшно закружилась. Затем
он сказал: "Сэр, есть еще кое-что, о чем я хотел бы спросить, если
можно… я хочу знать правду кое о чем…"
– Правду. – Думбльдор вздохнул. – Правда – прекрасная и
одновременно ужасная вещь, поэтому с ней следует обращаться с
величайшей осторожностью. Однако, я отвечу на твои вопросы, если
только у меня не будет действительно веских оснований, чтобы этого не
делать, и в таком случае тебе придется извинить меня. Разумеется, ни в
каком случае я не стану лгать.
– Хорошо… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму,
потому что она пыталась помешать ему убить меня. Но зачем ему было
убивать меня?
На этот раз Думбльдор вздохнул еще глубже.
– Увы! Первый же твой вопрос я вынужден оставить без ответа. Не
сегодня. Не сейчас. Когда-нибудь ты обязательно узнаешь… а пока
оставь эти мысли, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, как тебе
тяжело слышать это… когда ты будешь готов, ты все узнаешь.
И Гарри понял, что спорить бесполезно.
– А почему Белка не мог до меня дотронуться?
– Твоя мама умерла, спасая тебя. Если есть на свете что-то,
чего Вольдеморт не в состоянии понять, это – любовь. Он не осознает,
что любовь такой силы, какую испытывала к тебе твоя мать, оставляет
свой собственный след. Не шрам, не какой-нибудь видимый знак… но,
когда кто-то любит тебя так сильно, он, даже после своей смерти,
защищает тебя своей любовью. Эта любовь пропитала все твое существо. И
поэтому Белка, полный ненависти, зависти, злобы, разделивший свою душу
с Вольдемортом, не мог прикоснуться к тебе. Для него это было
смертельно – дотронуться до чего-то настолько хорошего.
Думбльдор внезапно проявил повышенный интерес к усевшейся на
подоконник птичке, и это дало Гарри возможность промокнуть глаза
простынкой. Овладев собой, Гарри спросил: "А плащ-невидимка – вы не
знаете, кто прислал его мне?"
– Ах, плащ… Так случилось, что твой отец оставил его у меня, и
я решил, что тебе он может пригодиться. – Думбльдор подмигнул. –
Полезная вещица… В свое время твой папа с его помощью воровал с кухни
пирожки.
– И вот еще что…
– Валяй.
– Белка сказал, что Злей...
– Профессор Злей, Гарри.
– Да… Белка сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел
моего отца. Это правда?
– Пожалуй, они и впрямь недолюбливали друг друга. Примерно как
ты и мистер Малфой. Кроме того, твой отец совершил нечто, чего Злей
оказался не способен простить.
– Что?
– Он спас Злею жизнь.
– Что?
– Да-да… - подтвердил Думбльдор задумчиво. – Забавно, до чего
нелогично устроены люди, правда? Профессор Злей не может перенести,
что он в долгу перед твоим отцом… Я не сомневаюсь: он так защищал тебя
на протяжении всего этого учебного года, потому что считал, что таким
образом может отдать долг твоему отцу и они будут квиты. И тогда он
уже с полным правом сможет презирать и ненавидеть память о твоем отце…
Гарри попытался вникнуть в суть этих слов, но кровь застучала в
голове, и ему пришлось прекратить думать.
– И, сэр, есть еще одна вещь…
– Только одна?
– Как я достал камень из зеркала?
– Ага, вот это хороший вопрос. Это была одна из моих самых
замечательных идей, и, между нами говоря, это еще слабо сказано.
Понимаешь, только тот, кто хотел найти камень – найти, а не
использовать – мог бы получить его, в противном случае он видел бы
себя добывающим золото или пьющим Эликсир Жизни. Иногда я сам себя
удивляю… А теперь, довольно вопросов. Предлагаю тебе лучше обратить
внимание на эти сладости. О! Всевкусные орешки Берти Ботт! В юности
мне не посчастливилось, мне попался орешек с вкусом рвоты, и, я боюсь,
моя привязанность к этому лакомству в изрядной степени ослабела – но,
полагаю, ничего страшного, если я съем вот этот, цвета ириски?
Он улыбнулся и с хитрым видом закинул в рот золотисто-
коричневый орешек. Подавился и сказал: "Увы! Ушная сера!"
Мадам Помфри, фельдшер, была очень милой, но чрезвычайно
строгой женщиной.
– Всего пять минут, - умолял Гарри.
– Ни в коем случае.
– Вы же впустили профессора Думбльдора…
– Впустила, но ведь он директор, а это разные вещи. Тебе нужен
отдых.
– А я и отдыхаю, смотрите, лежу и все такое. Ну, мадам Помфри…
– Ладно, ладно, - сдалась она, - но только пять минут.
И она впустила Рона и Гермиону.
– Гарри!
Гермиона готова была наброситься на него с объятиями, но
сдержалась, к счастью – голова у Гарри все еще очень болела.
– О, Гарри, мы боялись, что ты… Думбльдор был так обеспокоен…
– Вся школа только об этом и говорит, - сказал Рон. – А что
случилось на самом деле?
Это оказался один из тех редких случаев, когда реальные события
еще загадочнее и увлекательнее, чем слухи, которые о них ходят. Гарри
рассказал друзьям обо всем: о Белке; о зеркале; о камне; о
Вольдеморте. Рон с Гермионой проявили себя превосходными слушателями;
они ахали в правильных местах, а когда Гарри дошел до того момента,
когда Белка развернул тюрбан, Гермиона громко вскрикнула.
– Значит, камня больше нет? – спросил Рон в конце. – И Фламел
теперь умрет?
– Я тоже это спросил у Думбльдора, но он говорит – как это? –
"для правильно организованного сознания, что есть смерть, как не новое
интересное приключение".
– Я всегда говорил, что у него винтиков не хватает, - Рону явно
льстило, что его герой такой полоумный.
– А что было с вами? – спросил Гарри.
– Я благополучно добралась назад, - сказала Гермиона, - привела
Рона в чувство – это заняло довольно много времени – и мы помчались в
совяльню, чтобы послать за Думбльдором, но тут наткнулись на него
самого в вестибюле – он уже все знал – он только спросил: "Гарри пошел
за ним, да?" и скорей побежал на третий этаж.
– Как ты считаешь, он знал, что ты поступишь так, как поступил?
– спросил Рон. – И поэтому послал тебе плащ-невидимку и все прочее?
– Ну, знаешь, - взорвалась Гермиона, - если он знал – я хочу
сказать – это ужасно – ты же мог погибнуть.
– Нет, это не ужасно, - задумчиво протянул Гарри. – Он странный
человек, этот Думбльдор. Мне кажется, он хотел дать мне шанс. По-
моему, он более или менее в курсе всего, что здесь происходит,
понимаете? Видимо, он догадывался о том, что мы затеваем, но, вместо
того, чтобы останавливать, решил нас кое-чему научить и пришел на
помощь в нужный момент. Не думаю, чтобы это было случайностью – то,
что он позволил мне узнать, как действует зеркало. Кажется, он считал,
что я вправе встретиться с Вольдемортом лицом к лицу, если смогу…
– Ну точно, никаких винтиков, - гордо произнес Рон. – Слушай,
надо, чтобы ты завтра пришел на пир в честь окончания учебного года.
Конечно, кубок выиграли слизеринцы, у них больше всего баллов – тебя
