ненно! И найдет покупателя. Рыночная вещь". И, произнеся все это с ви-
димым удовольствием, пошел быстро мимо расступившихся, изумленных ху-
дожников через залы к входной двери и, сев в стоящую у уличного троту-
ара длинную, невиданную машину, уехал.
На следующий день, утром, нашли совершенно пьяную уборщицу, кото-
рая, мотая головой и плача, клялась, что гипсовый лось выпил у нее всю
воду из ведра, приготовленного к уборке.
В поселке Ефросинья родила мальчика, и с разницей в неделю утром
закричала Евдокия и, разрешившись от бремени, заснула счастливо, а
мать вынесла ребенка на крыльцо, под теплый луч солнца, и люди видели,
что то был мальчик.
Дети боялись куклы, кукла была ничья - никто не хотел брать куклу в
дом, но, собравшись вместе, дети наряжали куклу в разные одежды, и
все-таки кукла не становилась настоящей куклой, кончив забавляться,
оставляли куклу, сунув куклу под куст, как что-то запретное, кукла но-
чевала под кустом, пока утром не приходили дети, чтобы снова сделать
из куклы детскую куклу, но кукла с маленькой головой и большой выпук-
лой грудью смотрела нарисованными недетскими глазами на детей, и когда
дети устали от своего любопытства, бросили куклу в лопухи. Рано утром
Агриппина вышла на крыльцо, разминувшись в дверях с черной кошкой,
увидела четырех больших крыс, принесенных кошкой, и лежавшую в середи-
не розовую фигурку из пластмассы. Агриппина, наверное, рассудила как и
черная кошка, положившая куклу не с краю, а на самом видном месте, по-
тому что бросила куклу в глубокий узкий овраг, служивший помойкой.
Дождь лил два дня, грибов в роще было видимо-невидимо, люди возвра-
щались домой с полными корзинами, варили и жарили белые грибы, грибной
дух поселился в поселке и висел в воздухе, а в доме в конце поселка
родился мальчик, и люди не знали, хорошо ли все это - к чему и почему
так?
На закате красный пастух в черных сапогах слушал длинный невеселый
рассказ рабочего, и когда солнце село и рабочий шел за большой темной
спиной коровы, то пропустил знакомый широкий куст, похожий на плечис-
того пастуха, и, вернувшись домой, разделся и лег спать, но утром
проснулся рано, вышел на крыльцо, сел на ступеньку, и руки, лежавшие
на коленях, были вовсе не его руками, не принадлежали ему больше и су-
ществовали сами по себе, отдельно - чужими были руки, не складывались
с ним никак в одно целое, и так горько стало, что, встав, начал ходить
по двору без всякого смысла. "А что, и правда гвозди хорошие!" - дос-
тал из широкого кармана плоскую с яркой этикеткой коробку, открыл -
один к одному, не в машинном масле - точно мыл их кто, чисто и акку-
ратно лежали в коробке гвозди - заколачивай любой, и взял рабочий, по-
держал гвоздь в ладони, в пальцах грубых, нажал и с удивлением, почти
страхом, почувствовал, как гнется гвоздь, выкинул гнутый некрасивый
гвоздь, достал молоток из хозяйственного сарайчика - примерился, уда-
рил по шляпке раз, другой, и гвоздь вошел ровно в доску сарая, но вто-
рой согнулся и третий; доставал из аккуратной коробки гвозди, и часто
гнулись голландские гвозди. "Да как же так? Что ж ты гнешься - ведь
обычного дерева доска!" - колотил по слабым гнущимся гвоздям и не за-
метил, как перебудил в доме братьев, что стоят братья на крыльце и не
понимают ничего, и узнали все в поселке, что закрыли небольшой завод,
где гвозди делали, где слесарил рабочий, закрыли, и все.
На этой же неделе - от рощи до леса было недалеко, почти граничили
роща и лес - не заметила поселковая женщина, собирая грибы, как вошла
в лес, но вдруг подняла глаза, увидела такого же сделанного из гипса,
что и лось, человека, и человек этот гипсовый двигался. Испуганную
женщину нашли люди, шедшие за грибами, довели до дому, и хотя и силь-
ным был испуг свидетельницы, не поверили ей - одно дело лось гипсовый,
а совсем другое - человек.
На гипсового раскрашенного лося Пенкина и правда находился покупа-
тель. Пенкин, закончив очередного сохатого, относил вещь в художест-
венный салон, относящийся к Союзу художников. Дирекция салона и выс-
тавком, принимавший работы, знали, что лося Пенкина непременно купят,
и выставком, с омерзением встречая следующего лося, принимал чудище,
потому что для салона, еле сводившего концы с концами, лось означал
верные деньги. Но однажды, подойдя к входной знакомой двери, убедился
Пенкин, что дверь салона закрыта, заглянув в витрину, увидел непривыч-
ную пустоту, сваленные на пол пустые полки для скульптуры, лестницу,
заляпанную краской, с одинокой фигурой маляра, стоявшего на верхней
ступеньке лестницы, так что Пенкину видны ясно были только скучные ис-
пачканные краской рабочие штаны и башмаки маляра. На осторожный стук
Пенкина дверь открыл спортивного склада молодой человек и, вежливо со-
общив, что помещение принадлежит фирме "Ольга", оставил удивленного
Пенкина на улице, перед закрытой дверью. Пенкин, добравшись на метро
до станции, от которой в пяти минутах ходьбы размещался в особняке с
колоннами Союз художников, застал сидевшую на втором этаже пожилую
женщину в ярком платье - заместителя секретаря союза. Отложив книгу,
зам. секретаря подтвердила сведения о сданном в аренду салоне, доба-
вив, что и Союз еле дышит из-за отсутствия денег.
Два дня, не готовый к такому повороту дела, оставшись почти без де-
нег, Пенкин перебивался с хлеба на воду, пока не раздался телефонный
звонок и голос в трубке, убедившись, что говорит с господином Пенки-
ным, тотчас назвал адрес и время, то есть куда и когда должен был
явиться Пенкин для писания портрета. Трубку повесили, а Пенкин заме-
тался по комнате, соображая, как ему быть, что теперь делать - профес-
сией его была скульптура, живописью же он не занимался, разве балуясь
время от времени, да и то давно.
Утром, в назначенный час, с новеньким этюдником через плечо, отра-
зившись в синих темных стеклах заморской машины, Пенкин открыл дверь
подъезда и, поднявшись на второй этаж, нажал золоченую огромную кнопку
звонка. То, что увидел, войдя в дверь, Пенкин, не доступно было пони-
манию: ничего сколько-нибудь схожего не встречал Пенкин ни в жизни
земной, ни в сновидениях, даже в сказке - все увиденное, лишенное ло-
гики и здравого смысла, было такого свойства, что и рассказывать сле-
дует на самых верхних нотах, оглядываясь, однако, во двор - не подъ-
ехала ли к подъезду санитарная машина, из которой уже поднимаются по
лестнице два здоровенных санитара...
Отчасти из-за страха, главным же образом оттого, что никто автору
не поверит и люди скажут: "Вздор все!" - и захлопнут книгу, рассказы-
вать дальше автор согласен только о непосредственной работе Пенкина,
опуская живые подробности, происходящие вокруг живописца.
Хозяин квартиры сидел у зажженного камина, в шелковом халате и шле-
панцах на босу ногу, над кудрявой головой его, на каминной доске стоял
крашеный лось, и Пенкин, увидев привычную глазу вещь, раскрыл этюдник
с красками, встал напротив сидящего и, взяв в руки кисть, остановился,
опустил треногу этюдника, сел и уже из такого положения - несколько
снизу начал работу. Справившись с рисунком - обозначив сначала болван-
ку, то есть общий абрис головы, Пенкин нарисовал части лица, проделав
все довольно быстро - тут нет ничего странного - известно, что скуль-
пторы рисуют конструктивно, имея в своей работе с глиной дело с боль-
шими массами. Пенкин взялся за краски, припоминая давнишние свои опыты
в живописи. Сунув в готовый рисунок охру красную и белила и посмотрев
на лучезарного в расписном шелковом халате заказчика, тут же сказав
себе: "Нет, так не пойдет - выгонят в шею", - заменил охру на красный
кадмий и, выкинув из головы все, что знал о живописи, принялся ровно
прилежно раскрашивать рисунок, так точно, как делают любители, взявшие
кисть всего-то месяц назад. Рисунок, сделанный Пенкиным, был удачен:
хозяин несомненно был похож и даже привлекателен - увеличенные глаза
смотрели сверху снисходительно, нос укорочен, и теперь, употребив
краску, скульптор действовал осторожно, не сбивая рисунка, а только
обведя рисунок аккуратно и ярко.
Закончив дело, Пенкин отошел от этюдника и стоял позади заказчика,
живо поднявшегося с места, подошедшего и рассматривавшего портрет,
близко наклонясь к полотну, только что не пробуя портрет на зуб, но
скоро оборотясь к застывшему в тревожном ожидании Пенкину, объявил ве-
село: "Ну что ж, дело вы свое знаете",- и вернувшись к камину, взял с
каминной полки колокольчик - тотчас из глубины помещения явился моло-
дой человек с двумя золочеными рамами - рамы, соответствуя оговоренно-
му размеру холста, оказались совершенно разного изготовления: первая,
выполненная старым мастером со вкусом, изящная, легкая, резко отлича-
лась от второй, крытой кладбищенским золотом, безвкусной, вычурной, и
Пенкин, поглядев на портрет, решил умно, что как раз вторая рама точно
соответствует его собственному изделию, и, указав хозяину на раму,
увидел, что не ошибся - портрет, оказавшись в безобразной раме, соот-
ветствовал ей так точно, что Пенкин, пораженный такой точностью, по-
чувствовал себя скверно.
Сопровождаемый молодым человеком, обойдя аллигатора под пальмой,
росшей в кадке, Пенкин вышел на улицу, где, зайдя в ближайший подъезд,
разомкнул потные пальцы и, пересчитав зеленые деньги, поразился выруч-
ке, такой огромной, что, ошарашенный, в валютном магазине неожиданно
для себя, действуя как бы в тумане, купил кокосовый орех, дома, с тру-
дом расколов его, орудуя ножом и утюгом, не нашел внутри, кроме безв-
кусной жидкости и белой мякоти, также не имевшей вкуса, ничего больше.
Ухали за высоким каменным забором огромные псы, луна выходила из-за
туч, силуэт огромного дома с башенками, выраставшими из крыш дома в
самых неожиданных местах, нисколько не делал дом похожим на замок,
больше на каменный броневик или дзот, угрюмо молчал, но скоро луч
сильного фонаря упирался в лицо Пенкина, фигура охранника исчезала в
черной тени дома, ворота открывались нехотя, тяжело, пропуская автомо-
биль внутрь, во двор, Пенкин входил в дом, заказчик легким взмахом ру-
ки усаживал Пенкина напротив себя, Пенкин уверенно брал кисть, оттого
уверенно, что был модным, не дававшим сбоя в работе портретистом -
кисть касалась холста, начиналась работа.
С каждой новой работой в голове Пенкина крепла мысль: портрет хозя-
ина точно походил на крашеного лося, и не какой-то один-единственный
портрет, а все портреты помнил цепкой профессиональной памятью Пенкин
прекрасно, и все до одного портреты как две капли воды схожи были с
лосем.
"Ну и что ж,- думал Пенкин, разворачивая веером кожуру банана, -
живописец я никакой! Да и скульптор тоже не весть что, но,- Пенкин,
дожевав банан и вытерев салфеткой руки, повторял: - Но почему все-таки
они похожи? Человек и лось? Точнее, портрет и гипсовый лось? Может,
из-за базарного, каждый раз одинакового цвета? Но лица похожи на ори-
гинал, лица-то разные! - И, будто услышав шепот чужой, снизу, у локтя,
поправился: - Черты лиц разные! Внешние черты". Тут Пенкин, останов-
ленный неожиданной мыслью, бросился к папке, достал из папки листы
чистой бумаги, сел за стол и методично восстанавливал в памяти выпол-
ненные им портреты, один за одним начал переносить знакомые лица на
бумагу и трудился, пока на столе не выросла стопка листов с аккуратно
исполненными рисунками. Пенкин откинулся на спинку стула, разминал за-
текшую спину, но мучительное любопытство заставило его встать, подойти
к стеллажу и достать лист прозрачной кальки. Усевшись снова за стол,
Пенкин взял из стопки лежащий сверху рисунок, положил на него кальку и
аккуратно обвел карандашом только голову, не обратив внимания на нос,
глаза и прочие черты лица, получив таким образом "болванку" - то есть
