вещественное доказательство.), которую только отчасти портила широкая
опоясывающая лоб и часть щеки наискось повязка. Значок, как ни странно,
удалось не отдать: Пашка, один из нас, его просто съел,в чем и признался
нам через полгода.
Кстати, что у нас там с попутчиками? Я так глубко зарылся в воспоминания
и размышления , что почти заснул. Эх, сейчас бы сюда толкового
собеседника... Да где ж его, такого, возьмешь? а как жаль, однако, что мой
путь к счастью не пересекается с чьим либо еще. Когда то я надеялся, что
окажусь в одном купе с принцессой моих грез, потом пытался обменяться
билетом с кем либо из ее настоящих соседей по купе, даже на верхней
багажной полке проехать с ней пытался... Однако ж у всех прекрасных
принцесс станция пересадки куда раньше станции моей посадки. Так и шляюсь
до сих пор один, да видно так оно и всегда будет.
- Пойти что ли в вагон ресторан? - ножиданно подумалось мне. - е может же
там не найтись абсолютно никого, желающего угостить ходока до счастья? Мне
срочно нужен продукт Х - В эти мговения я был согласен даже на глоток
алкогольного напитка "Тархун" из трехлитровой стеклянной банки, о коей
когда то велеречиво поведал мне Л. Кириллов.. Я лениво потянулся, встал и
побрел по ходу поезда в поисках нужного мне вагона.Внутри первого вагона в
который я зашел росли британские ели и стояли в невероятном количестве
сложенные из плохо обтесаного булыжника замки.
- Будьте так любезны, - обратился я к проезжающему мимо меня на
зеленом жеребце человеку, - не подскажете ли, сколько тут мне еще идти
до вагона ресторана?
- Ресторана? - удивился всадник, - а зачем это собственно, Вам ресторан
понадобился. Что, собственно, такого есть в ресторанах, без чего нельзя
обойтись?
Я задумался. А действительно, что там есть такого?
у как - кормят, поят, развлекают изредка. Так на хрена же вам все это
надо? Поесть можно и дома - по крайней мере получишь на тарелке то, что
заведомо знаешь...
"Логично", подумал я, и в очередной раз проснулся.
Разбудил меня звонок. Ядреный, налитый тараканьими ножками, протвиный и
гнусавый. Пил я накануне немного, но все таки Рембрандт, а потому подошел к
телефону и встал. Или наоборот, уже не помню.
Звонил мне мой старый комодератор по ОВСУ Димитрий Мурзин. Хотел пойти в
"Гилею" и выбраться на Арбат.
Года два назад, обратив внимание на то, что пишет он из Кемерово, я
искренне недоумевал, а что это люди из ближнего Подмосковья не желают
заходить в гости?
О ЛЮДИ! ЗHАЕТЕ ЛИ ВЫ, ГДЕ HА САМОМ ДЕЛЕ HАХОДИТСЯ ГОРОД КЕМЕРОВО?
Кемерово находится далеко. Об этом вам легко может рассказать практически
все. Мурзин - не исключение. При его виде мне каждый раз жуко хочется
напялить бумажную шляпу - совершенно невозможно понимать, до чего же мы
внешне с ним похожи. Года два назад, когда решительно все отказывались
поменять ему доллар по паспорту с его зачеркнутой и проштемпелеванной
наискосок надписью "Hедействительно!" фотографией - я дал ему свой, и
справедливость восторжествовала. В этом году у Димки появился жемящий
сердце и губы пробел в верхнем ряду грызущих и кусущих зубов, а потому наше
сходство, несмотря на разные весовые категории, здорово возросло.
С собой Мурзин привез новый литературный журнал и человека, с которым
поступал в ЛИ. Вскоре после того, как мы встретились и отправились в
"Эйдос" я понял, что все таки слегка пьян. Второполовинудневное похмелье -
это однозначно жупел. Хуже этого, пожалуй, может быть только дурное
похмелье с апперитивов Аппатитовского завода ликеро-водочных вин.
Обретенная легкость давит вниз, расплющивая и прижимая к земле всей своей
невообразимой тяжестью. Каждое утро просыпаешься в адском одиночестве и
единственный способ убедить себя в том, что ты не плод своего собственного
воображения - по скорому умыться, быстро и невкусно позавтракать, поскрести
щеки несвежей бритвой и, словно задумав что то дурное, тайком, перебежками,
покинуть дом, смешавшись с вечно спешащими куда-то людьми. Мне нередко
бывало страшно от новообретенного освобождения. Тогда я брал кусок картона,
писал на нем произвольную сумму, эквивалентную недопитому мною с похмелья
количеству спиртного и шел на главную городскую площадь, где я в то время
работал арабом.
Трудно быть арабом в наше время. Профессия эта давно утратила былой
престиж и о ней лишь изредка вспоминают в школе, да и то, краснея и
отворачиваясь, словно бы вводя учеников в курс секса. Два с половиной года
меня никто не покупал. Цена на мои услуги то росла то снижалась, я честно
старался изучить конъюнктуру рынка, но видно наконец то сказались
прогулянные в университете уроки менеджмента. Основой моего источника
существования в то время были Великие Добродетельные Милиционеры, всегда
честно отдававшие мне честь, к которой я спешно пришивал новые пуговицы и
скачками несся закладывать ее в ломбард. Хорошие люди милиционеры, дай им
бог побольше детей и счастья. Минуты складывались в часы, часы в сутки, а
сутки в годы. Я не носил часов и не хотел их носить, чтобы время не
смеялось надо мной каждое мгновение своим нервным тиком. Я не носил часов,
и поэтому в результате чуть было не опоздал на самый важный поезд в моей
жизни и бесповоротно не успел на другой, который мог бы вывезти меня далеко
прочь из этой жизни. Я не успел на этот поезд оттого, что не позаботился о
времени, и оно в ответ зло и иронично пошутило надо мной...
Возвращаясь однажды с утренней прогулки, я неожиданно для себя обнаружил
в своем кармане кусок удивительно белого мела. Или то был невероятно черный
уголь. е помню, черт побери, да и какая теперь разница. Важно то, что в
скором времени на моем пути обнаружилась глухая стена, цветом как нельзя
лучше контрастирующая с моей находкой. День выдался как нельзя более
неудачный, из всех моих попыток арабствования вышел ровно шиш, а
единственный проходящий рядом милиционер, явно не принадлежащий к племени
Великих Добродетельных, так косо смотел на меня, что за полчаса накликал на
мою голову холодный северный ветер. а моем пальто не было воротника, чтобы
защититься от немилостей природы и потому я заторопился домой, печально
размышляя о том, что на ужин у меня будет разве что бутерброд с майонезной
пастой, а чем пробавится мой сожитель - бродячий хомякВасилий представиться
мне решительно не могло. Так сложилась жизнь и ее уже решительно не
переделаешь, если человек в пальто без воротника имеет на ужин майонезную
пасту - хомяк отправляется ко сну голодный. Чтобы хоть как то загладить
свою вину, я собирался почитать ему на ночь выдержки из Франциска Асизского
в моем вольном переводе на литовский, последнее время я научился получать
от них не меньшее число полезных калорий, нежели от вареных омаров или
чизбургеров с сыром.Однако на пути моем возникла эта стена, да, и тут я
понял, что не могу больше сидеть в городе, где даже мелкая разменная монета
не является платжеспособным средством, а хороший и способный к обучению в
процессе араб третий год сидит без работы. Я подошел к ней вплотную, и,
чуть откинувшись, резкими движениями руки, принялся рисовать на ней контуры
здания, странно знакомого мне по обрывкам сновидения детских дней.
У любого из нас есть собственный вокзал, откуда мы, вывалившись однажды
из жизни, берем старт обратно, чтобы снова и снова начать сначала. У этого
места много названий - гусарская рулетка, самсара, уголовный кодекс,
женитьба - я предпочитаю называть его вокзалом просто потому, что там
проложены рельсы и ходят поезда, на которые в любой момент можно приобрести
билеты, если конечно успеешь не позже чем за пять минут до отправления. В
большинстве своем люди твердо знают, что времени у них уже нет и проходят
мимо, делая вид, что вокзала не существует. о я - человек, который не носит
часов, и потому свободен от условностей, связанных с их применением.
Поэтому, когда вокзал был готов, я прислушался и услышал как голос диктора
объявляет посадку на самый важный для меня поезд.
Я подошел к кассе и протянул руку за билетом.
- За пять минут продажа прекращается! - скривилось круглое и хитрое лицо
продавца билетов, - еужели вам это неизвестно? Правила читать надо. Зря что
ли вам на стенке повешено? Или часов нет?
Нет. - честно и грустно признался я. - И часов у меня нет и времени,
чтобы читать настенные правила. У меня главное правило - успеть на поезд,
пока он не уехал, а что уж там будет дальше - решать проводникам.
- Ах вот как, - смягчился продавец билетов, - ну тогда другое дело, ну
тогда в порядке исключения... адо же, надо же... Да вы зайдите сюда,
посидим выпьем, пока эта шайтан-арба - пнул он ногой смачно сопящий
кассовый компьютер - вам билетик оформит. - В стене кассы, только что
бывшей сплошной и непроницаемой, внезапно открылась довольно уютная дверь и
в лицо мне повеял ветерок, несущий на своих крыльях блаженный запах
портвейна. Я потянул носом, и голова у меня сладко закружилась. Хорошо мне
стало в эту минуту, хорошо и спокойно. Я почесал лопатку и сделал два и
более шага навстречу двери.
- Грэсси! Ядрены пассатижи! А ты то здесь откуда?! - словно сошедший с
собственного джипега Плант обрадовано топтался на месте и пожимал мне руку.
Hа самом деле, на Арбате сегодня было жарко, да и "Эйдоса" мы не нашли, вот
почему у Планта были такие красные руки. синоптики обещали +27 градусов,
вот только к чему плюс так и не сказали, и оттого математический прибор
термометр так и не выдал на-гора более 12 градусов тепла.
Вместе с Плантом мы обсудили проблемы Рэйнбоу и незаменимый сколиоз
печного столба, разъели детское семикопеечное мороженое и почти было выпили
портвейна, и тут...
И тут до слуха моего донеслось неприятное поскрипывание половицы,
ритмичное, как я не знаю что, как часы, честное слово. Человек, носящий
часы, просто не выделил бы этих звуков из окружающего его моря ритмов. о я
не носил часов. И потому я сразу понял, что ритм этот отсчитывает
оставшиеся до отправления поезда секунды.
- Ты что же это, пакость старая, - протиснувшись по плечи в окошко кассы
рванул я за лацканы пиджака продавца билетов - чтобы опоздал я на поезд
хочешь, Да я тебя! - и я замахнулся на него воображаемой пивной бутылкой.
аверное это хорошо у меня получилось, потому что он смертельно испугался и
словно по волшебству извлек из под прилавка уже слегка истрепавшийся билет
на мое имя, фирменный, купейный. Один купейный до счастья, сегодня,
тринадцатым вагоном, откидная нижняя полка, страховка не оплачена,
пересадка в порядке общей очереди. - забабнил он монотонным, затверженным,
официальным голосом.
- Не оплачена! - рявкнул я на него, - не оплачена! Черт с ней, с твоею
страховкой, давай быстро сюда билет, дядя!
Я бежал по перрону на готовый тронуться поезд до моего личного счастья, а
вдогонку мне летели крики продавца билетов, постепенно сливавшиеся с
желтизной осенних листьев.
Дирекция железнодорожного вокзала желает вам счастливого пути!
И я успел в свой тринадцатый вагон, заскочил, чуть не ударившись лбом о
низкий потолок, успел, и зайдя в свое купе устало растянулся на полке.
Ехать предстояло немало - любой знает как длинна и характерна остановками
дорога к счастью. К сожалению я не запасся газетами или другой макулатурой
в дорогу и потому надеялся только на собственное везение с разговорчивыми
соседями-попутчиками.
Однако пока мое купе пустовало.
Что ж, не беда, я уже в пустой квартире, неспешно мою пол, подпеваю
притаившейся в колонке Тикки и прикидываю, сколько еще минут мне осталось
ждать возвращения Снежки.
Вроде бы - совсем немного. Вроде бы до полного и абсолютного счастья -
еще одна-другая-третья сотня минут, это ничего, это не беда, главное, что
оно вот вот, сегодня...
Кстати, чтобы это и впрямь случилось, неплохо бы уйти с Арбата. Прощаюсь
с Мурзиным и еду в Сокольники. До завтра, Димка! Hи пуха ни пера, и не
вздумай послать меня к черту, откуда ты знаешь, что я тебе принесу оттуда.
Метро. Снова тянет в сон, но спать не буду. HИ-КОГ-ДА! Чем я не
