- Hу, а у тебя что? - спросил учитель. - Тоже Англия? Или, может, ка-
питализм ругать будешь?
- Hет, -ответил я. - Мне хочется рассказать совсем о другом. Эта
страна совсем не такая, как все другие. Там все иначе. Даже небо там не
такое, как у нас. И я рассказал им о Паэне, каким я видел его - о поющих
деревьях и шепчущихся скалах, о янтарном море и золотом небе. Я расска-
зал о живущих в этом мире людях и волшебных созданиях, крылатых кентав-
рах, феях - творящих водопады, менестрелях, бродящих по дорогам и играю-
щих на рогах единорогов, об утренней лодке, которая привозит солнце и
лодке вечерней, где засыпает ночь, о цветах, распускающихся вечером, а
днем превращающихся в бабочек, о горных великанах, сторожащих источники
нимф, об отважных рыцарях, бродящих по свету и охраняющих спокойствие
мирных людей, о прекрасных их дамах, чей удел - ждать, я спел им как мог
песни моего мира, нарисовал в воздухе живые разноцветные облака, предло-
жил всем напиться воды зачарованного родника... В эти минуты я находился
сразу в двух мирах и мой рассказ был мостиком между ними, мостиком, по
которому я приглашал всех пробежать вслед за мной.
Внезапно я понял, что класс давно уже опустел - вместе со звонком все
поспешили по домам. И только учитель географии не отрываясь смотрел на
меня и жадно ловил каждое мое слово. А в дверях замерла Оленька и по ее
щеке отчего-то текла слезинка. За окном было уже темно. Сколько же это я
говорил? - Продолжай, мальчик . Продолжай... пожалуйста, - тихо попросил
географ. А я отчего-то вдруг разом потерял нить истории, словно исчерпал
до дна свой словарный запас. Из коридора раздались шаги, и за спиной
Ольги Егоровны выросла грузная фигура директора.
- Гм... - как всегда содержательно сказал он. - Приветствую, Федор
Анатольевич. Что тут у вас? Снова Антонов? Будем посылать на городскую
по географии?
- Извините, - пискнул я и, вдруг сорвавшись с места, под недоумеваю-
щим взглядом директора выскочил из класса и что есть духу побежал вниз
по лестнице - скорее домой.
* * * * * *
...Замок, в который я попал, был очень странным. Верная Ярина оста-
лась у дверей, а я перешагнул порог и вошел в стеклянные стены. Издали
город казался сотканным из драгоценного хрусталя, в лучах закатного
солнца он блестел неземным сиянием, которое иногда тревожит и манит нас
к себе в детских снах. Мне казалось, что он очень далеко, но всего через
несколько минут я добрался до его стен. Ворота города были открыты, и
ветер раскачивал висящие над входом хрустальные подковы. Прямо за воро-
тами когда-то был базар - рядами стояли лотки, прилавки. И было такое
ощущение, что минуту назад здесь кипела торговля, ходили и приценивались
к товарам коробейников покупатели, кувыркались на подмостках акробаты,
горланили песни актеры, развлекали народ. А теперь словно порыв ветра
подхватил их как желтые осенние листья и унес с собой, оставив площади
лишь память и далекое, на грани восприятия, эхо.
Копыта Ярины стучали по прозрачной мостовой. Мы медленно поднимались
в гору, ведущую к прекрасному замку. Мимо нас проплывали, уходя за спи-
ну, деревянные и глиняные домики. Я видел сквозь их распахнутые двери
накрытые столы с дымящимися тарелками, неловко откинутые занавески, неб-
режно брошенные на кровать свежие, только что собранные цветы. о ни в
одном из домов не было людей. Куда же они делись? Первый раз я встретил-
ся в Паэне с чем-то, что не очень ясно понимал, чего не мог объяснить.
...Я шел по дворцу, улавливая все те же отголоски ушедшего присутс-
твия. Мне было холодно и немножко страшно. Мои шаги звучали гулко и
очень громко. "Ты лишний здесь, ты не нужен нам. Разве сам ты не чувс-
твуешь, что здесь тебе не место?", - шептали в моей душе чьи-то голоса.
Я спешил в тронный зал - почему-то мне казалось, что там я обязательно
кого-нибудь встречу, нет, ни когонибудь - там будет много-много людей,
все горожане и мы все вместе посмеемся этой шутке. "у пусть же они ока-
жутся там, пусть же там будет хоть ктонибудь, хоть кто-нибудь", - шептал
я зажмурившись, чтобы не видеть сводящего меня с ума призрачного сияния
и великолепия. Есть такая красота, которой человеку не стоит видеть,
иначе он рискует потеряться и навеки остаться в ней. Вот еще один пово-
рот - я радостно вскрикнул, увидев, что в зале кто-то есть. Как я и ду-
мал, около трона кто-то стоял. Я ворвался в зал, срывая дыхание, задыха-
ясь от усталости и увидел огромное зеркало, в котором отражался я сам. И
когда я упал на колени и разрыдался, мне послышался чей-то далекий и ед-
кий смех.
* * * * * *
Учитель физкультуры был обладателем сложного восточного имени - Аб-
дулрахмат Омаркадьевич и, по причине постоянно возникающих у нас слож-
ностей с его произношением, отзывался на Абдул Омарыча.
- Что, Антонов, не получается? - с презрением, которое у него не
очень хорошо получалось скрывать, бросил он мне.
Я в двадцатый, сотый, тысячный раз стиснул зубы и бросился вперед.
Так, разбег взял хороший, теперь главное не остановиться, вот, еще нем-
ного, прыжок, и сбитая планка оказалась рядом со мной на матах. После
уроков он остался со мной, чтобы подтянуть меня в прыжках в высоту. Физ-
культура была единственным предметом, ставящим под сомнение мой очеред-
ной годовой Похвальный Лист. икак, ну никак не мог взять я проклятую
высоту.
- Какой же из тебя солдат получится, Антонов? - татарский акцент до-
бавлял язвительности в голос учителя. - Беда одна. А на улице как ты за
себя постоишь? Отбиться не сможешь, ведь да? ет? У нас в Казани такие
как ты не выживают. Или ты боец или никто. У меня дед генерал, отец пол-
ковник, а я с такими как ты здоровье трачу. Смешно. Эх, поплачешь ты в
армии, помяни мое слово, горевоин.
А у меня в ушах звучали слова из песни, которую я недавно слышал от
Шута:
Истины простые кажутся нетленными,
Только очевидное нелегко принять...
Видишь ли, есть Воины, а есть военные
И последним первыми никогда не стать.
Слишком поздно я понял, что произнес это вслух. Лицо физкультурника
цветом сейчас больше всего напоминало крепкий борщ.
- Что ты говоришь? Да ты как посмел, мальчишка!
Его рука взлетела над головой, чтобы дать мне пощечину. И тут дремлю-
щая во мне сила пробудилась - я почувствовал, что на меня смотрит весь
древний Паэн. Я вложил в его руку меч, настоящий, булатный. Такой же меч
крепко сжимал и я. Он остолбенело замер, а потом на его рябом лице по-
лыхнула хитрая улыбка, и он рубанул со всей силы сверху. аверное, поду-
мал, что все это ему снится и решил во сне отыграться за все свои днев-
ные неудачи. Тем более, что сон прекрасно объяснял и мою неслыханную
грубость.
О чем тут говорить? За две минуты я три раза давал ему возможность
подобрать с пола выбитый мною клинок. а четвертый раз я провел ложную
атаку, притворно раскрылся и, дождавшись, пока он, обрадовавшись, руба-
нет, подтолкнул его в сторону, накренив лезвие движением кисти. Когда он
упал, я приставил на долю секунды кончик клинка к его горлу. Ох и очуме-
лые же глаза у него были. еожиданно до меня донеслись звуки аплодисмен-
тов. В дверях стояла Оленька, смеялась и хлопала мне. Я отдал ей салют
мечом и продолжил творить чудеса, убрал стены и потолок. а месте перек-
ладины появилась стена высотой в три человеческих роста. Я свистнул, и в
ответ мне донеслось радостное ржание и стук копыт. Ярина, верное мое чу-
до, как легко и плавно взяли мы эту высоту, почти без разбега. Я никогда
не сомневался в тебе. Сверху на Оленьку я просыпал нежнейшие цветы, тон-
кие, как блеск ее глаз. А потом вся моя сила вдруг покинула меня и я
оказался прямо перед растянувшимся посреди спортзала Абдул Омарычем, не-
доуменно мигающим глазами. Рядом лежали две спортивные рапиры, оставшие-
ся от тренировки секции фехтования. А у окна стояла Оленька и под ногами
ее был ковер из неизвестных цветов, таких весенних, таких нездешних. А
удивительный запах их чуть слышно смешивался с терпким, почти неуловимым
ароматом лошадиного пота, и откуда-то издали доносился затухающий цокот
копыт.
* * * * * *
- Пойдем, - чья-то рука легла мне на плечо. е поверив в это, я
вздрогнул и обернулся. За моей спиной стоял Шут и очень грустно смотрел
мне в глаза. Он взял меня за руку и повел к выходу.
- Постой, подожди, - залепетал я в совсем не подобающей герою манере.
- Скажи, где мы... И где все... Что это за город, почему здесь не дейс-
твует мое волшебство?
е останавливаясь, не оборачиваясь, не отвечая, он довел меня до вы-
хода, сел сзади на лошадь, и мы вернулись к городским воротам.
- Скажи, - спросил он меня, - когда ты создал наш мир, хотел ли ты
понастоящему остаться в нем навсегда? - Он не дождался ответа и продол-
жил. - ет, Милорд Герой. Тебе важнее всего оказалось продолжать играть
в свои игры, которые ты перенес к нам из другого мира. А нам пришлось
подстраиваться под твои правила, жить вопреки своим желаниям, быть твои-
ми игрушками. Думаешь это легко, жить ожиданием твоего возвращения? Ве-
рить, когда кажется, что всему конец, в пришествие Героя. Ты же не дума-
ешь, что в твое отсутствие жизнь в Паэне замирает? ет, здесь все идет
своим чередом. Ведь у нас есть и своя история и свое прошлое - хоть ты и
создал нас недавно, но и мы оба знаем, что и до этого Паэн существовал.
И до нашего Короля на троне сидел другой правитель, а до него еще и еще
и еще - я помню, как появился на свет по твоей идее - внезапно, из ниче-
го. о я знаю, что до этого, еще до того, как ты первый раз помыслил обо
мне, мои родители встретили и полюбили друг друга, мои детские друзья
гоняли со мной наперегонки, мои учителя проверяли мои работы. Ты хочешь
знать, где мы? Это город тех, о ком ты забыл, создавая этот мир. Слы-
шишь, как они плачут, неизвестные никому, как они пытаются воплотиться
из ничего. Каждый раз, когда ты приходишь к нам, этот город становиться
все больше и больше - ведь ты вновь и вновь не создаешь кого-то. Люди
надеются на тебя и перестают верить в свои силы.
А Принцесса? Подумай о ней! Ведь она любит тебя. Любит и ждет, наде-
ется, что ты прорвешься к ней наконец , увидишь и обнимешь...
- Hо разве я не пытаюсь это сделать каждый раз? - тихо спросил я. -
Ведь я тем и занимаюсь, что спасаю ее.
- Спасаешь? От чего или от кого? От ужасов, созданных тобою же? И не
лги хотя бы себе - если бы ты действительно хотел увидеть ее, вы бы дав-
но были вместе. о тебе мешает образ великого рыцаря, безотказного спа-
сителя. Ты куда больше влюблен в себя, чем в наш мир.
Ты хочешь знать, отчего твое волшебство не подействовало в этом горо-
де? Однажды ты отвернулся от него, отказав ему в праве существовать, и
теперь он неподвластен тебе, ибо для тебя его нет. А самое страшное это
то, что в один прекрасный день весь Паэн может превратиться в такой го-
род, подчиняясь твоей скуке.
- Hет, - шептал я пересохшими губами, - только не это. Что же ты хо-
чешь от меня, невеселый Шут?
Колокольчики его колпака мелко звенели и раскачивались.
- Ты должен оставить нам мир. Оставить навсегда. Больше ты здесь не
нужен. Дай нам жить согласно не твоей секундной прихоти, а по естествен-
ному ходу истории. Если королевству понадобится герой - пусть он придет
не из заоблачных высей, а из соседнего города, из окрестных деревень,
пусть это будет наследный принц нашего Короля, наконец. Уходи. Очень
прошу тебя.
...Больнее всего далось мне прощание с Яриной. Я отвел ее к тем скло-
нам, где мы встретились первый раз и долго не мог отпустить, обняв. Она
понимала, что происходит, я знал это. икогда не думал, что лошади умеют
