Бесшумно подошел я к шатру Сартака, удержав рукой тургауда,
желавшего откинуть дверную занавеску, и стал прислушиваться. Из
шатра доносились тихие голоса. Говорили шепотом, но я понял, что
там колдовали. Неведомый мне сиплый голос говорил: "Это
драгоценный порошок, привезенный из священной Мекки. Его надо
смешать с порошком, приготовленным из толченых летучих мышей,
сердца белого голубя и семи черных скорпионов. Всю эту смесь надо
высыпать на железную сковородку и медленно поджаривать на огне.
После этого она приобретает волшебную силу против всех твоих
врагов... и они погибнут..."
Я вошел в шатер. Сартак сидел перед костром, на котором на
треножнике грелась сковорода. Рядом с моим сыном сидел
мусульманин, потомок Мухаммеда, судя по зеленой чалме, закрученной
на его голове. При виде меня оба они в ужасе окаменели.
А старый учитель военного искусства лежал неподалеку на
ковре, и возле него стоял глиняный кувшин и красивая фарфоровая
чашка с вином.
Он с закрытыми глазами напевал: "Все прекрасно, и силуэт
дедушки на холме в час заката, и тень ивовых ветвей, упавшая на
колею дороги..."
Сартак и мусульманин молча смотрели на меня расширенными
глазами. От сковороды поднимался одуряющий дым.
Я спросил мусульманина:
- Что сегодня предсказало твое гадание?
Он сейчас же стал быстро и уверенно говорить:
- Предсказано, что, несомненно, хану Сартаку уготовано
славное царствование на много лет.
- А что предсказано тебе, всеведущий мусульманин?
Колдун ответил, заикаясь:
- Мне? Да, мне предсказано, что я стану твоим любимым
придворным лекарем и звездочетом на много лет и, обласканный
твоими щедротами, проживу счастливо долгую жизнь, увидя своих
внуков и правнуков.
- Ты берешься предсказывать то, что произойдет через много
лет, а сам не предвидишь даже того, что с тобой произойдет
сегодня, сейчас. Значит, твои предсказания лживы и никому не
нужны. Тебе сегодня отрубят голову. Тургауды! Отведите этого лгуна
и обманщика к моему брату Берке-хану и скажите, что я отдаю ему
для бичевания и расправы ненужного мне колдуна. Хан Берке любит
мусульман и всегда окружен ими.
Бату-хан пристально посмотрел на меня. Потом продолжал:
- Так я приказал. Теперь, богатый знаниями Хаджи Рахим, скажи
мне, правильно ли я поступил?
- Что могу сказать я, червяк, ползущий по ветке могучего
дерева, боясь, что всякая летящая мимо птица проглотит меня. Но
все же я припомню тебе, что бы сказал и как поступил твой мудрый
дед, Священный Правитель! Сказать ли?
- Говори!
- Ты окружен мусульманами. Но ведь не они, а твои родичи,
монголы из Гоби, Керулена, Онона и Хингана, твоя главная верная
опора. На одного монгола приходится по десяти, а то и по двадцати
кипчаков.
- Ты мне говоришь то, что я давно знаю, но я хочу знать,
иное: если я сегодня умру, переправляясь на коне через Итиль, кто
встанет на мое место? Мой сын Сартак? Я не доверяю и в то же время
завидую коназу урусов Ярославу Суздальскому. Он изо всех сил
старается оживить и укрепить раздавленные мною княжества. А больше
всего я завидую ему в том, что у него есть такой сын, как юный
Искендер, который уже одержал ряд побед и продолжит заботы отца о
расцвете и укреплении своей земли. Я, конечно, не допущу этого и
постараюсь раздавить урусов, чтобы держать их, как табун кобылиц,
которых я могу доить. Но...
Бату-хан задумался и указал рукой на восток, в сторону
монгольских степей:
- Там ли расцветет будущее величие Синей Орды или позади, в
тех странах, которые я только что разгромил?
Я заметил осторожно:
- Если ты ищешь настоящего величия, то оно должно быть
повсюду, а не только в одной стороне.
- Но для кого будет это величие? Кто станет моим преемником?
Кто сможет твердо держать грозный бунчук моего деда? Сартак? Он до
сих пор не участвовал ни в одном бою. Тургауды оберегали его,
чтобы ни одна стрела, пущенная вражеской рукой, до него не
долетела. А Искендер Новгородский, как мне рассказал Арапша,
постоянно сам бросается в гущу боя и одерживает даже с малым
войском нежданные победы... Я еще надеялся, что, когда вернусь в
Кечи-Сарай, тут меня встретит Юлдуз-Хатун. Она протянет на своих
нежных руках наследника, такого же багатура, каким был мой отец
Джучи или тобой любимый Искендер Двурогий. Но опять моя надежда не
сбылась. Тайные враги, сторонники Гуюк-хана, погубили моего
наследника и его мать. Пусть не думают, что им удастся ускользнуть
от моей беспощадной мести! Я ничего не забываю! Я еще разыщу их и
прикажу сварить живьем!
В моей душе сейчас переплетаются великие замыслы и жгучая
тоска. Мы сегодня снова пойдем в шатер Сартака и там проверим:
может быть, Сартак спорит со своим военным учителем, обдумывая
новые смелые военные походы? А как я был бы счастлив, если бы
убедился, что я ошибаюсь, что в Сартаке крепнет истинный воин и
полководец!..
Мы некоторое время еще продолжали сидеть, вспоминая
соратников, которые полегли в этом походе на "вечерние страны" и
которым не пришлось больше увидеть родные степи и строящийся среди
них Кечи-Сарай. Много говорили мы и о кроткой Юлдуз-Хатун, чьи
нежные песни и мудрые советы украшали прежде наши вечера в
"Золотом домике".
Уже стемнело, когда Бату-хан направился со мной проведать,
как идут военные занятия его сына. Перед юртой Сартака стояли
трое, и все, увидев нас, опустились на колени:
брат нашего владыки - Берке-хан, осужденный колдун-мусульманин и
палач "меч гнева".
Бату-хан поднял брата и лизнул его в щеку:
- Знаю, о чем ты будешь сейчас просить. Бери этого обманщика
себе и слушай его лживые предсказания! Но помни: сегодня он своим
волшебным порошком хотел отравить меня, а завтра, может быть, и
для тебя приготовит отраву. Ведь он это делает, конечно, по чьему-
то наущению. Постарайся узнать, кто его хозяин, кто его толкает на
это. А сам он пусть не забывает, что поблизости от наших шатров в
землю воткнуты заостренные колья и на одном из них он может найти
свой конец.
Мы вошли в шатер. Китаец сидел около костра. Возле него горел
на подставке светильник. Сартак, болезненный и худой, почтительно
подойдя к отцу, подождал, пока тот погладил его по лицу. Затем мы
уселись на подложенных подушках. Китаец развернул перед собой
свитки рукописей. На них были рисунки, изображающие воинов в
иноземных одеждах и с чуждым нам оружием. Были также чертежи
крепостей и земляных укреплений. С китайцем я встречался раньше и
не раз беседовал с ним. Он был уже стар, с реденькой седой
козлиной бородкой, с очень истощенным шафранно-желтым лицом -
последствие неумеренного потребления гашиша. Он и меня уговаривал
испробовать это средство, которое, по его словам, утешает во всех
горестях жизни и дает возможность побывать в иных мирах и
беседовать с самыми знаменитыми людьми древности и познать самые
необычайные радости. Но руки его постоянно тряслись, и я не хотел,
подобно ему, потерять свою волю и ясность духа.
Бату-хан сказал Сартаку:
- Послушай меня, сын мой. Когда-то священная прабабка твоя,
как мне много раз передавал мой отец, должна была скитаться .в
степях Монголии. За ней гнались проклятые кераиты, и только
благодаря ее волчьей хитрости и упорству она избежала плена и
гибели. В такую тяжелую пору у нее в пути родился мальчик, мой
преславный отец Джучи. У нее не было во что завернуть ребенка,
чтобы спасти от жгучего мороза, и она облепила его тестом и только
поэтому невредимым довезла до своего кочевья. В таких страшных
испытаниях голода и лишений вырастал твой дед. Ты же родился на
шелковых подушках и был покрыт собольими пеленками. Сумеешь ли ты
стать закаленным, сильным воином, бесстрашным багатуром? Я к тебе
приставил самого ученого китайца, знающего все хитрости, все
искусство прежних великих завоевателей. Учишься ли ты у него?
Объясняет ли он тебе все, что ты должен и хочешь знать?
- Я все стараюсь понять, - шептал почтительно Сартак. - Но
твои битвы, твои победы меня гораздо большему научили, чем все им
сказанное.
- Пусть теперь твой учитель расскажет мне о военном
искусстве, а я послушаю: может быть, он и мне окажется полезным.
Китаец сложил ладони и несколько раз помахал ими в сторону
Саин-хана, затем начал рассказывать на ломаном монгольском языке,
которому он научился, находясь много лет в плену у монголов.
- Самые знаменитые и знающие китайские ученые, написавшие
прославленные сочинения, говорили, что на войне главные правила
для полководцах хитрость, изобретательность и обман...
- Мудрые правила! - заметил Бату-хан. - Но это еще мало!
- Все прославленные китайские полководцы отличались именно
этими качествами. Главное правило воинского отряда - обманывать,
быстро передвигаться, вводить в заблуждение противника. Поэтому,
будучи сильным - кажись слабым, будучи боеспособным - кажись
небоеспособным, если ты к неприятелю близок, кажись, будто ты
далек от него, и будучи далек - показывай вид, будто близок.
Бату-хан внимательно слушал дальнейшие разъяснения учителя-
китайца и наконец сказал:
- И это все нужное, чтобы стать великим полководцем? Ты не
учитель воинского искусства, а слепая летучая мышь!
Он покосился на Сартака: тот сидел с полуоткрытым ртом и
сонными глазами.
Бату-хан встал. Китайский учитель, прервав свою речь,
несколько раз поклонился. Мы вышли из шатра. Звездное покрывало
простерлось над нами. Кругом, и вблизи и далеко, мелькали огоньки
костров. Бату-хан сказал: .
- Теперь ты видишь, может ли из моего сына вырасти настоящий
джихангир, повелевающий народами... Кому верить? На кого, на чьи
железные плечи переложу я часть забот? Мы недавно прошли по земле
урусов. Я не доверяю этому великому племени, которое, как гибкое
дерево, гнется, но не ломается. Я истреблял их без жалости, а мне
доносят, что они снова поднимают голову, что они строятся,
собирают отряды. Я потерял на их земле слишком много своих лучших
воинов, надеясь раздавить урусов навсегда. Что с того, что я
разрушил и сжег Кыюв! Я понес там огромные, незаменимые потери.
Кыюва больше нет. Вместо богатейшей столицы - гора, покрытая
трупами, которых так много, что мы, непобедимые завоеватели, не
могли исполнить нашей священной обязанности - устроить
погребальный костер павшим в битве. Холмы Кыюва покрыты десятками
тысяч трупов, где перемешались воины и наши и урусов, вместе с их
женщинами и детьми, бившимися до последнего дыхания...
Теперь я хочу расширить и укрепить столицу созданного мною
царства Небесной Орды Кечи-Сарай. Среди пленных, захваченных мною
в Кыюве и других городах урусов, я приказал отобрать тех, кого они
называют "умельцами". Эти люди знают всяческие ремесла и могут
быть нам полезными.
Меня вызывают на мою далекую родину, в Каракорум, на выборы
нового великого кагана всех монголов, но я туда не поеду. У меня
новая родина, и это царство я крепко держу в своем кулаке. И если
даже меня выберут на курултае великим каганом, я откажусь и
посоветую вместо себя избрать правдивого и смелого моего брата
хана Менгу. Но я предвижу, что на курултае все подчинятся желанию
властной вдовы - правительницы Туракины - и выберут ни к чему не
способного ее сына, злобного хана Гуюка. Но это их дело! Все мое
могущество теперь здесь, в степях Дешт-и-Кипчака. И я задумываюсь
над тем, что станет с созданным мною царством после моего ухода в
