Абраам Абулафия. "Буквенные колеса"
середина первого, середина последнего, начало последнего, конец
последнего. начало середины, середина середины, конец середины, начало
начала, конец начала36.
Само колесо вписывает в себя все возможные варианты перестановок.
Любопытна при этом роль середины. Если текст становится похожим на колесо,
то серединой становится точка, "неподвижная ось", главный ориентир во
вращении и трансформации текста. Ars combinatoria Рамона Луллия,
также использовавшего систему вращающихся кругов, приводит во вращение
фигуру, обозначающую троичную структуру оппозиций: начало--середина--конец.
В своей попытке исчерпать все возможные логические сочетания категорий он
вращает треугольник, который
состоит из начала, середины и конца и охватывает все, что существует.
Поскольку все существующее -- это либо начало, либо середина, либо конец и
ничего нет вне этих принципов37.
Такая "колесная" книга буквально осознается как книга мира,
охватывающая "все, что существует". Но именно такая книга с помо-
________________
36 Abulafia Abraham. Circles // Exiled in the World. Poems and
Other Visions of the Jews from Tribal Times to Present / Ed. by Jerome
Rothenberg and Harris Lenowitz. Port Townsend: Copper Canyon Press, 1989. P.
215.
37 Lull Ramon. Ars Brevis // Doctor Illuminatus. A Ramon Lull
Reader / Ed. by Anthony Bonner. Princeton: Princeton University Press, 1985.
P. 303.
Переворачивание 329
щью перестановок и может осуществлять переход от старого света к
новому.
8
Вопрос, который возникает в такой практике перевертывания, может быть
сформулирован следующим образом: что происходит с элементами цепочки, когда
они меняют порядок своего расположения. Понятно, что 12 и 21 не просто
симметричные перевертыши. Ведь двойки и единицы в каждом из случаев означают
разное. В 12 единица означает десять, а два -- две единицы, в 21 два
означает двадцать, а единица значит именно единицу. Витгенштейн спрашивал по
поводу перевернутой серии 123, дающей 321: получаем ли мы при
переворачивании два отдельных впечатления -- одно о переворачивании, а
второе о возникновении нового числа?38 Иначе говоря, ощущаем ли мы связь
возникновения 321 с переворачиванием, реверсией ряда?
Очевидно, что связь эта ослаблена, в силу того что каждый из элементов
перевернутого числового ряда меняет свою природу. Сохраняя видимость своей
старой идентичности, он начинает значить иное. Мы имеем дело с
полумагической процедурой порождения нового через переворачивание.
Хармс в свойственной ему манере сформулировал это следующим образом:
...известно такое число, что если его написать по-китайски сверху вниз,
то оно будет похоже на булочника (МНК, 99).
Хармс, поворачивая "ключ", аркан "Повешенного", меняет всю структуру
значений, которые радикально трансформируются. В некоторых интерпретациях
"повешенный" на древе сефирот ассоциируется с буквой "мем", которая связана
со стихией воды, отражающей вещи вверх ногами39, и, добавлю я, с зеркальной
трансформацией симметрии. Этим скорее всего и объясняется трпытка Хармса
превратить монограмму "сир" в еврейское "мем". Монограммируя центральный
слог имени Осириса, Хармс включает в монограмму знак перевертывания. Ключ к
изменению значений оказывается в переворачивании Я, моей позиции как
наблюдателя, которая неожиданно трансформирует Я (повешенного), в "Мир", 12
в 21.
Я уже приводил высказывание Липавского об относительности верха и низа:
"Вверх-вниз: это только отношение к движению тела или руки" (Логос, 10).
Меняя направление тела, переворачивая его, можно тем самым менять
последовательность элементов мира. Поскольку верх и низ известны нам по
положению тела, то необходимо изменить положение тела, которое оказывается в
чрезвычайно тесной связи с мировыми цепочками. Вертикальное положение тела
человека, задавае-
_____________
38 Wittgenstein Ludwig. Remarks on the Foundations of
Mathematics. Cambridge, Mass.; London: The MIT Press, 1956. P. 128.
39 Cavendish Richard. The Tarot. New York: Crescent Books, 1975.
P. 107.
330 Глава 11
мое тяготением, находится в связи с вертикальным положением деревьев,
чей рост также определен силой гравитации. Липавский как-то заметил:
В том-то и ловушка времени, что произвольное в какой-то момент, потом
становится незыблемым. Дерево выбрало неправильный угол роста, что тут
поделаешь, когда это уже осуществилось (Логос, 9).
Дереву в этом контексте противопоставлен цветок папоротника, который
цветет только один день в году. Незыблемости противопоставлен момент.
Цветок в хармсовской криптограмме скорее всего отсылает к индуистской
шакре, означающей на санскрите "колесо". Шакра -- это центр жизненной
энергии. Тибетский тантризм различает пять шакр на теле человека, которым
соответствуют пять стихий -- земля, вода, огонь, воздух и эфир. Индуизм
знает семь центров, высший из которых, совпадающий с головой,
символизируется цветком лотоса. Эта шакра -- Sahasrara --
часто изображается в виде перевернутого цветка. Отсюда значение
перевернутой позиции тела в хатхе-йоге -- вниз головой, вверх ногами. Такая
поза производит инверсию низшей и высшей шакр.
Цветок лотоса -- универсальный символ творения, раскрытия
первоначального яйца, с которым ассоциируется бутон лотоса. Это первичная
эманация. В него, как в мистическое колесо с восемью осями (лучами,
лепестками), помещается Будда. Связь цветка с колесом, кругом, а
следовательно, и содержащим в себе бесконечность нолем, позволяет протянуть
нити от цветка к Осирису, как богу нулевой цис-финитности.
Цветок в принципе оказывается эквивалентен древу сефирот, с той
разницей, что он не выражает идею вечного, но идею эфемерности и новизны. Не
случайно в конце хармсовской "Лапы" возникает ребенок, из головы
которого растет цветок.
В хармсовском тексте цветок помещен непосредственно под египетским
"ключом" -- "тау" и несколько напоминает его по форме.
В древнеегипетском "тау" было идеографическим обозначением жизни и
произносилось как "анх" (ankh). Точно так же, но с присоединением
детерминатива записывалась и идеограмма "цветок" -- тоже "анх"40. Таким
образом, цветок и "тау" -- это трансформации одного и того же комплекса
"жизнь-цветок". В результате мы имеем сложную цепочку превращений --
изображение цветка переходит в египетскую идеограмму, которая превращается в
хармсовскую тайнопись, в своем идеограмматическом фрагменте
трансформирующуюся в еврейскую букву.
Речь идет не просто о трансформациях, но о переходе от языка к языку,
который можно обозначить как переход от одного типа знания к другому.
____________
40 Sir E. A. Wallis Budge. Egyptian Language. New York: Dorset
Press, 1993. P. 25, 35.
Переворачивание 331
Вертикаль, по которой расположены знаки, -- это и путь восхождения, и
одновременно направление роста. Трансформация смыслов задается линией
прорастания.
9
Рост, как уже говорилось, определяется линейной темпоральностью.
Единственная возможность изменить угол роста, а следовательно, нарушить
неотвратимость и необратимость времени -- это изменить положение
человеческого тела по отношению к нему.
У обэриутов совершенно особое место отводится неким движениям тела,
нарушающим законы гравитации. Антигравитационность как способ разрушения
пространственных направлений исключительно занимала близкого обэриутам
Малевича. У обэриутов падению, которое вписывается в галилеевскую
механическую картину мира как нечто неотвратимое, а потому связанное с
линеарным ходом времени, постоянно противопоставляется плавание и летание --
антигравитационные практики, привлекавшие мыслителей еще в XIX веке --
напомню хотя бы о Клейсте и Ницше.
Липавский приводит в "Разговорах" следующую запись беседы, начавшейся с
обсуждения состояния опьянения:
Л.Л. [Липавский]: Предметы схватываются глазом более четко, цельнее.
Они как бы вырастают или готовятся к полету. Да, они летят. Человек теряет
свое место среди предметов, подвластных им. Это и дает освобождение от
индивидуальности.
Затем: о планере: он мог ведь изобретаться в любую эпоху, может быть
так и случалось, а потом снова забывали. И о плавании и о полете. Н.А.
[Заболоцкий]: Я переплыл реку с поднятыми руками! (Он воздал похвалу
плаванию: плывущий испытывает радость, недоступную другим. Он лежит над
большой глубиной, тихо лежит на спине, и не боится пропасти, парит над ней
без опоры. Полет -- то же плавание.) <...> Л.Л.: Полет освобождает от
тяготения, а оно основное образующее тела. Поэтому полет и освобождает.
<...> Но полет и плавание служат изучению жизни и смерти (Логос, 10).
Здесь существенны несколько моментов. Во-первых, по мнению Липавского,
полет освобождает от индивидуальности и от места среди предметов.
Речь идет о некоем странном состоянии промежуточности, которое и фиксируется
парением. Это промежуточность между субъективностью и объективностью.
Человек избавляется от гипертрофии индивидуальности, то есть субъективности,
и одновременно теряет место среди предметов, вещей. Я уже упоминал о том,
что предмет, взятый в своем "пятом значении", в своей квинтэссенции, по
мнению Хармса, теряет почву, отрывается от человека и "РЕЕТ" (Логос, 114)41.
_____________
41 Самым непосредственным источником идеи "реяния" могли быть
"Эстетические фрагменты" Г. Шпета, который утверждал, что динамика смысла в
художественном образе преобразуется в реяние: "Понимание, переливы смысла,
делающие динамическим понятие, заменяются в образе парением, реянием,
соответственно требуют чутья, вкуса и т. п." (Шпет Г. Г. Эстетические
фрагменты // Шпет Г. Г. Сочинения. М.: Правда, 1989. С. 446).
332 Глава 11
Этот отрыв от места, от своей закрепленности в мире можно определить
как трансгрессию, переход границы. Шеллинг пытался описывать переход
от идеального Я к миру вещей как переход границы, отделяющей субъективность
и объективность. Для Шеллинга состояние "перехода границы" выражается в
созерцании себя со стороны, то есть в таком состоянии, когда Я даюсь себе
как субъекту в качестве объекта. Говоря о "переходе границы", Шеллинг
говорил о "третьей деятельности",
одновременно заторможенной внутри границы и переходящей ее,
одновременно идеальной и реальной <...> В этой третьей деятельности Я парит
между переходящей границу деятельностью и деятельностью заторможенной42 .
Именно парение позволяет, по мнению Шеллинга, сохранять двойственность
Я, одновременно постулируя автономность Я-самого-по-себе от
вещи-самой-по-себе. Для Шеллинга существенна эта невообразимая
"заторможенность внутри границы", которую сам же он определяет как "точку
соприкосновения между Я и противоположным ему"43.
Парение, замирание внутри границы похоже на состояние потенциальности.
Это такое состояние, когда речь еще не состоялась, когда Я и "вещи"
существуют в раздельности, и Я не способно их назвать. Это состояние, по
мнению Шеллинга, выражающееся в ощущении себя, в некой доречевой
саморефлексии. "Заторможенность внутри границы" -- это отчасти и состояние
внетемпорального напряжения, не разрешающегося в письме.
Я думаю, что "реет" Хармса сродни "парению" Шеллинга. Это именно
выражение актуальности черты, границы, создающей расслоение и обеспечивающей
