проверить, чем опыт закончится.
Руки зависли над клавиатурой, помедлили секунду, и... за
пару минут воспроизвели надписи на белой стене. Из интереса я
проверил скорость набора: она была такой же, как когда
набиралась чужая рукопись, даже чуть выше средней. Если бы не
пиво, я, наверное, превысил бы свой рекорд - ведь сейчас не
приходилось заглядывать в оригинал.
Вместе с тем, первым абзацем у меня теперь имелось почти
три тысячи знаков моего текста. Около двух машинописных страниц.
Но больше не выдавливалось ни слова. Их не было.
Я повторил эксперимент еще два раза - сначала воспроизвел
уже написанное с точностью до последней запятой, а потом
попробовал внести правку. Результат меня приятно удивил: я мог
обращаться со своим творением как вздумается. Весь вечер я
провел, перелицовывая фразы, дополняя и слегка варьируя смысл
фрагмента. Получился занятный рассказ; вырванность его из
другого произведения ничуть не ощущалась. Интересно, а чем в это
время занималось мое второе Я?
Затем я стал готовиться к осуществлению своего плана. Плана
А. Была спокойная уверенность, что В, С и прочие не понадобятся.
И даже где-то таилось сомнение, нужен ли А. В ту сторону, куда я
собирал силы двинуться, меня толкало, как пробку.
Весь вечер я вел себя подозрительно активно. Даже пошел
гулять с дочкой по своей инициативе. Поначалу Лиз поддевала
меня, но чем дальше, тем более странной становилась. Мне даже
показалось, что она обо всем знает - не так, как на самом деле,
а в каких-то других образах, не знаю, как объяснить, -
аллегорически, что ли. Как в вещем сне: вам снится дерево, и это
означает прибавку к жалованью.
Я не удержался и показал рассказ Лиз. Он прочла и сказала:
- Интересно. Но у меня такое чувство, что я это где-то
уже читала.
Реплика пришлась хуже, чем пощечина. Еще бы не читать,
когда мои книги разбросаны по всем измерениям, как осенние
листья в парке!
Уложив дочку, мы долго занимались любовью. Это была
последняя часть подготовки к моему плану. Я собирался устать
так, чтобы спать, как убитый. Тогда, возможно, я проснусь позже
двойника. Мне почему-то казалось, что тот из нас, кто уходит с
нейтральной территории последним, имеет какие-то преимущества...
например, оказывается в лучшем из миров... или, по крайней мере,
оставляет за собой право выбора. В общем, хорошо смеется.
Лиз чувствовала, что я ее просто использую, но виноватым я
себя не ощущал. Да и сама она была в стороне от наших объятий.
Это был последний раз, когда мы были вместе.
Уснул я быстро, и тут же появился двойник. Выглядел он так,
будто пришел на встречу исключительно из чувства долга.
- Сам не знаю, что мне от тебя нужно. Наверно, я слишком
добрый, и хочу помочь тебе... стать таким же везучим, как твоя
лучшая половина.
Я не дал ему распоясаться:
- Я знаю, почему ты здесь. И вовсе не потому, что тебе
что-то понадобилось. И в прошлые разы ты приходил не по своей
воле. Твоя роль вообще очень маленькая. Ты - двойник, мой жалкий
анахронизм. Двойник - и этим все сказано. А я - первый... во
всяком случае, теперь. И я позвал тебя, потому что я хочу тебя
видеть.
Он понимал это, и у меня не было желания унижать его
дальше. Я спросил:
- Ты пробовал писать?
- Что? Писать?.. Ах, да... Да, то есть - нет. Попробовал,
но все это чепуха. Писатель у нас ты. Меня вполне устраивает
старый добрый способ...
- Он больше не сработает. Ты оказался дураком, коль скоро
подумал, что можешь вытворять всякие фокусы. Провидение слепо,
раз поставило на тебя, но теперь моя очередь. Ты готов
выслушать, что тебе предстоит сделать?
- Кончай ты вещать! Ты говоришь, как Зевс в греческой
трагедии.
Я понял, что на самом деле выгляжу глупо, и сбавил обороты:
- Ладно. Но все это не шуточки. Мы довольно разные, и
каждый плодит вокруг себя свою чуму. Это мешает нашим измерениям
объединиться. И знаешь, что я считаю нужным сделать?
- Знаю. - Он выглядел совершенно подавленным. - Ты думаешь,
что это пройдет?
- Должно получиться. Я все подготовил, хотя, когда делал
это, чувствовал себя пешкой, которая силится переползти на
соседнюю клетку и не знает, что через пару минут ее туда
переставят, даже не спрашивая, было ли у нее в мыслях что-нибудь
подобное. Ты не чувствовал ничего такого?
- Но я не хочу. И вообще я думаю, что у тебя ничего не
выйдет. Мне случалось просыпаться раньше, и я всегда оставался
собой.
- Давай попробуем? - я стал приближаться, а он даже не
сопротивлялся, только неубедительно просил:
- Нет, нет...
Я потряс его за плечо, потом за подбородок, и ласково
произнес:
- Вставай! Пора уже. Проснись. Просыпайся же!
Пальцы мои сомкнулись - двойник становился туманным, слегка
нереальным в этом мире - или междумирии - и вовсе исчез. А я
погрузился в глубокий сон, изредка прерываемый самыми обычными
сновидениями.
Если вам когда-либо доводилось быть женатым, и вы
отваживались на такой поступок, как, забрав детей, убраться на
недельку с глаз вашей супруги куда-нибудь подальше - в другой
город или сельскую местность, - и она шесть дней посвятит
исключительно себе и отдыху от вас, но на седьмой подготовит вам
такую встречу, что, не исключено, вы задумаетесь, не повторить
ли все это при случае, - если нечто подобное случалось, вы меня
поймете.
Лиз разбудила меня довольно поздно. Ничего удивительного, я
сам довел себя накануне до изнеможения, но удивительным было
все. Во-первых, как бы поздно я ни просыпался, случаи, когда Лиз
вставала раньше, можно пересчитать по пальцам. И даже если это
происходило, ей не пришло бы в голову будить меня. Я этого не
люблю и никогда не считал нужным скрывать. И в тот момент, уже
готовый выразить негодование, открыл глаза и заткнулся.
Все было как всегда. Это был мой дом, но такой, будто я в
нем давно не был. Причем мое отсутствие явно пошло на пользу -
он помолодел. Ощущение очень странное, что-то вроде "дежа вю"
наоборот.
- Доброе утро, дорогуша. Ты уж совсем сегодня...
Лиз выглядела лучше, не в том смысле, что моложе. Как раз
на свои тридцать, а моя Лиз всегда была как подросток.
Оказывается, она могла быть весьма хороша и в образе зрелой
женщины.
- Ты меня впервые увидел? - она присела на постель и
склонилась над моим лицом. Конечно, я изучал ее. Она была живой
иллюстрацией к тому, в чем я был прав по жизни, а в чем - нет.
Я подумал о том, что сейчас происходит в этой же комнате на
другом конце вселенной.
Женщину, которая была моей женой десять лет, я любил сейчас
так, как если бы сложить первую в жизни любовь и самую сильную.
А лучше перемножить их.
Я обнял Лиз, и мы снова занимались любовью - все утро.
Впервые я ни о чем не думал - да и не было в мире ничего, к чему
можно было бы обратить мысли.
Мы лежали обнявшись, когда в комнату вошла дочка. Я
набросил халат Лиз, присел рядом с ней на корточки и потрепал по
волосам.
- Знаешь, - сказал я ей, - я тебя так люблю! Даже,
наверное, больше, чем нашу маму.
- Я знаю, - серьезно ответила она. - Я тебя тоже люблю.
Лиз занялась завтраком, а я подошел к книжным полкам у себя
в кабинете. Одна из них была целиком занята томиками, которые я
постоянно перечитывал от корки до корки, поэтому они всегда
валялись в проходе между кроватями... которого, кстати, здесь не
было. Я взял одну книгу - она ничем не отличалась от известных
мне - кроме фамилии. Можно было бы удивиться, но разве не за
этим я здесь оказался?
На сегодня было запланировано много дел. Не все такие уж
срочные, но мне самому не терпелось узнать все. Свою роль здесь
я знал заранее, а какая, например, у господина В.Москвина?
Почему он тоже, пусть бессознательно, бывал на нейтральных
территориях?
За завтраком Лиз отметила, что я необыкновенно изменился.
- По-моему, я это слышал еще вчера, - буркнул я, но
бурчания не получилось, уж очень я был переполнен чем-то
светлым.
- По-моему, я вчера это и говорила. Хотя имела в виду
другое, - ответила Лиз. - Что ты собираешься делать сегодня?
- Сейчас съезжу по одному маленькому делу. Часа на два-три.
А потом поработаю.
- Мы куда-нибудь сходим вечером?
Я подумал, что ослышался. Время уже подходило к обеду,
когда я вернусь, будет уже вечер, а если буду еще писать (если
получится), то закончу ближе к ночи. Куда пойти? Но тут же я
сообразил, что двойника писательство не обременяло. Когда мы
встретились в первый раз, он взял дискету. Неужели дискеты можно
перетаскивать через измерения? И я не помнил других случаев,
чтобы во сне работал за компьютером. Значит, ему все-таки
приходилось тратить время хотя б на переписывание очередного
фрагмента... конечно, меньшее время.
- Посмотрим, - ответил я Лиз. Впрочем, почему бы и нет?
Дела мои здесь в порядке, нужно только попробовать...
И я решил узнать главное прямо сейчас.
Включив компьютер, я с трудом отыскал свое последнее
произведение - ведь на моем компьютере его не было - и заглянул
в конец. Повествование обрывалось на середине первого абзаца из
написанных во время сна в метро. Двойник честно пытался написать
сам, но бросил. При следующей встрече спрошу, что помешало.
Пальцы запрыгали по клавишам, с легкостью воспроизводя (уже
в третий раз!) надписи на белых стенах. Приближаясь к черте, за
которой источником станут исключительно мои мысли, я подумал,
как все здесь хорошо началось, и может вот-вот закончиться -
все.
Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать
текст, не все. У меня есть Лиз - и я люблю ее. У меня есть дочь
- и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов
двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы личность
выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы мы были
вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь
составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому
что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину,
протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и
оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и
беднее, чем если бы они слились воедино...
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой (сейчас
это были досужие размышления, а не стучание по клавишам! А
раньше - наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки подчинялись
ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас находился,
являлась зеркальной по отношению к другой, но, определенно, все
здесь было наоборот. И это при том, что мир этот, в общем,
представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил "место
склейки": во сне двойник оборвал меня на середине абзаца.
Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти.
Вчерашние поиски ничем не закончились - отпала необходимость. И
мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой "Августе"
я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было знать, что в
своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала
"Августа", а оставшуюся - какие-то рога-и-копытообразные
конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному
работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого
проникнуть в издательство было непросто, особенно после
