матери. Так что еще через пару часов Лиз вынужденно поднималась.
Тогда врубался телевизор, и моя какая-никакая индивидуальность
растворялась в идиотских репликах ведущих музыкальных программ и
не менее идиотских вопросах обеих женщин.
Я включил компьютер и уселся перед ним с чаем и
бутербродом. Надо было работать, но не хотелось. Я просто не мог
сейчас работать! Надо было найти ответы на несколько вопросов.
Например, разобраться, как к Москвину попадают мои ненаписанные
книги. Ясно, что этот негодяй, мой двойник, передает их. Но как,
а главное - зачем?
Я загрузил текст-процессор и наполовину машинально набил
абзац, тот самый, который во сне, и сначала даже не обратил
внимания на то, что - получилось! А когда понял, попробовал
напечатать тот, что должен был стоять перед ним, - снова все
пошло как обычно. И тот, который следовал дальше - тоже не
выходил. Этот процесс: я пытаюсь писать, но ничего не получается
- напоминал кошмарный сон, вроде как бежишь, а с места не
сдвигаешься, или кричишь, а тебя никто не слышит. И здесь:
напечатаешь слово - и все, в голове сквозняк. А уберешь руки в
карманы - снова все на месте.
Но этот-то абзац - я смотрел на экран, где красовалось мое
творение - это я смог! Значит, тумблер в мозгах есть, надо
только его найти.
Еще надо разыскать Москвина. Аккуратно у него все выведать;
если он в сговоре с двойником - найти с ним общий язык, а если
он сам ничего не подозревает - я же до сегодняшней ночи не знал,
- то поискать способ перехватывать контрабанду. Не хоронить же
себя заживо из-за того, что один засранец, состоящий из тех же
атомов, что и я, хочет жить хорошо за мой счет!
Я позвонил Диме Александрову (мы с Лиз прозвали его
"Бальмонтом", сходство было чисто внешнее) - он организовывал те
"рыбные четверги" и знал координаты всех, кто там хоть раз
появлялся. Его не было дома. Разумеется, день только начинался.
Но сидеть и ждать до вечера невозможно. Внутри все зудело и
жгло. Даже вторая половина мозга, в любой житейской буре
преспокойно сочинявшая свои (мои!) истории, подключилась к
решению проблемы, а это значило, что звезды сместились! И я
бросился в "Августу".
Никто меня там не ждал. Да я бы и сам их в глаза не видел.
Девица из технической редакции - моего возраста, но занимающаяся
богопротивной работой и выглядящая соответственно - только губы
поджала. Осведомилась, неужели я раньше срока выполнил задание.
- Увы, - изобразил я сожаление. - Но у меня случилось
важное происшествие. Очень серьезное. Мне нужно поговорить с
одним вашим автором. С Виталием Москвиным.
Конечно, не следовало выкладывать все карты этим
убожествам. Тем более, что от них никакого толку - они даже
фамилии авторов не все помнили. Это были настоящие редакционные
крысы: перед их глазами маячили только тексты, и видели они в
них только ошибки и опечатки. Но не знать Москвина, работая в
этом издательстве - нонсенс. Он был звездой, благодаря ему
"Августа" могла выпускать то, чего нельзя продать, но чем делают
себе славу покровителя словесности. Думаю, что когда Москвин
появлялся в этой конторе, они пачками высовывались изо всех
дверей. Но мои дела с их святыней исключены. То же ответили бы и
хозяин, и уборщица. Делай свое дело, сопляк.
- Мы не можем давать кому попало адрес такого известного
человека. - Ее губы превратились в едва заметную линию.
- Может, я мог бы оставить записку; дело в том, что то, что
я знаю, будет интересно ему. Уверен, он захочет поговорить со
мной.
Невероятно, но она еще больше поджала губы. Вот-вот ее рот
исчезнет навсегда! Впрочем, я об этом жалеть не стану. Ясно, что
они не только не передадут, но и не возьмут записку. Меня
следовало поставить на место. Да я и не знал, что написать. А
потом, когда еще он захочет встретиться. А если существует
сговор с двойником, то вообще не захочет, напротив, станет
остерегаться.
- Ладно, не надо. - Я окончательно передумал. - Можно, я от
вас позвоню?
На этот раз рот даже чуточку приоткрылся. Еще одна выходка,
и меня с визгом выгонят. Или начнут уважать. Я набрал номер Димы
Александрова, но опять никто не подходил. Я поблагодарил, как ни
в чем не бывало, попрощался и вышел. Зуд внутри стал проходить.
Да и к жжению можно привыкнуть.
Наступала реакция. Я спустился в метро и уселся в вагоне.
Через минуту организм просто выключился - такого не случалось
никогда. И тут-то появился он.
- Привет, братишка. Что ты засуетился, не пойму.
- Привет, - сказал я ему, как старому знакомому. - А как ты
провел сегодняшнее утро?
- Дурак! - Он тоже был на пределе. - По большей части мы
повторяем друг друга. Ты вынуждаешь меня дергаться, а мне это не
нравится. Я уже жалею, что связался с таким недоумком, как ты.
Все шло хорошо, а мне захотелось чего-нибудь остренького.
Я промолчал.
- Москвина можешь оставить в покое. Этот тупица не знает
даже, как правильно пишется его фамилия. Я поставлял ему наши
книжки так же, как брал у тебя - он ничего не подозревал.
- Мои книжки. Зачем?
- Что зачем? - Он на самом деле не понял.
- Зачем ты это делал? Когда ты крал их для себя - тут все
ясно. В конце концов, это действительно отчасти твое. Но для
чего ты возвращал их обратно в мой мир, да еще отдавал этому
дерьму? Тоже остренького захотелось?
Двойник рассмеялся, но не расслабленно. Он действительно
сожалел о начавшемся контакте.
- Ты угадал. Мне было очень скучно. Я сделал это моим
маленьким бизнесом. Импорт-экспорт.
- А я знаю, почему. А ты даже не догадываешься. Время хочет
объединиться, слить свои русла в одно. Для этого они должны быть
совершенно одинаковыми. Книги - популярные книги - слишком
серьезное различие, если в одном потоке они есть, а в другом
нет. И ты просто не мог не сделать этого. Но ты должен был
передать их мне! - Я схватил его за рукав. - Понял, идиот? Мне.
Но ты оказался тупым кретином. Время прогневалось на тебя. Ты
больше не его любимчик. Оно придумало другой способ достижения
своих целей, а тебя просто отшвырнет в сторону!
- Полегче, малыш. - Он отцепил меня от своего рукава, но
больше ничего не сказал. Теперь он выглядел изрядным
ничтожеством. Ко мне пришло непривычное ощущение спокойствия,
порожденного уверенностью. Я выпалил наугад, и вдруг подумал,
что в этом что-то есть. Не исключено, что даже истина.
- А что ты делал сегодня утром, после нашей первой встречи?
- Я это и так знал, просто хотел наводящими вопросами помочь ему
разобраться.
- Пробовал писать. - В этом раунде я был безоговорочным
победителем, настолько жалким он казался. - Ты знаешь, у меня
впервые что-то получилось. Не много, правда.
- Один абзац?
Он кивнул.
- Последний?
Он посмотрел на меня:
- Какой последний?
- Последний, который я передал тебе этой ночью. Не помнишь,
что ли?
- Не знаю. Я еще не читал твоего.
- Он еще не читал! Жалкий воришка! Ведь это и твое
произведение. Но сейчас не об этом. Я тоже пробовал писать, и у
меня тоже получилось. Уверен, что мы написали одно и то же. И
если мои догадки верны, то мы сможем делать это дальше
совершенно независимо. У нас с тобой один талант на двоих, и
полноценно использовать его можно, только если сочинять вместе.
Здесь, на нейтральной территории. Ты понял?
- Не совсем. Но почему бы не попробовать? Ты хочешь прямо
сейчас?
- Да, немедленно. У тебя есть, чем писать?
Он протянул мне карандаш. Я подошел к белой стене и
принялся за работу. Даже несмотря на то, что продолжение еще не
проигрывалось в уме, задумываться не приходилось. Только писать
на стенке было неудобно, пришлось ограничить прямоугольником
область как бы листа бумаги. Двойник стоял за моей спиной и так
напряженно что-то обдумывал, что казалось, в воздухе вот-вот
начнут трещать электрические разряды. Наконец он прервал меня:
- Довольно. Тебе пора вставать.
- Вставать?
- Да, болван. Ты забыл, что ты спишь? И вообще, для пробы
достаточно...
Он куда-то исчез, и все это пространство пропало. Кто-то
тряс меня за плечо. Я открыл глаза и обнаружил себя в пустом
вагоне. Дежурная по станции будила меня:
- Конечная! Выходите, молодой человек! Вы что, пьяный?
Выходите, выходите!
Я поднялся наверх, купил бутылку пива и чипсы. Забавно,
подумал я, дежурная оказалась как бы права во времени, идущем
наоборот. Неподалеку находился парк, где можно уединиться и
перекусить. Летом я там часто посиживал с пивом; сейчас, правда,
прохладно, но тем меньше людей. Я почувствовал, что сильно
проголодался.
Усевшись прямо на землю, подальше от дорожек, я открыл
бутылку и разорвал пакетик. Пиво должно было сбить инерцию
мышления. В голову приходило много занятных соображений о том,
что происходит, и как держаться в этой ситуации. Кроме того, что
мне совершенно необходимо получить, было в ней еще немало просто
любопытного. Такое случается не каждый день, и грех не
воспользоваться. Как - пока не ясно, но идея бродила где-то
около, только не давалась в руки. В конце концов я рассудил, что
само Мироздание, которому тоже не по душе этот парадокс,
распорядится единственно возможным образом. Хотя, судя по тому,
о чем я на тот момент знал и додумался, даже столь
могущественные силы сами слепо тыкаются в поисках этого пути. Но
теперь и у меня был свой план, ничуть не хуже того, какой
пыталось провести Время. Интересно, если оно поступает вполне
по-человечески, похожи ли его ощущения от раздвоенности на мои?
Или оно просто корчится, как разрубленный лопатой червяк, в
тщетной надежде восстановить целостность?
Сделав последний глоток, я поставил бутылку на видное
место. Ее тут же поднял невесть откуда взявшийся бомж.
Когда я вернулся домой, Лиз тщательно разглядывала свое
лицо в зеркальце. Не прерывая этого занятия, она произнесла:
- Драконом дышишь?
- Неужели бутылка пива превращает меня в дракона?
- А куда ты ездил?
- Никуда. Просто вышел попить пива.
- Один? Ты выглядишь так, будто сегодня утром узнал, что у
тебя есть родной брат, которого сегодня вечером повесят.
Шуточка была вполне в моем духе, за годы совместной жизни
Лиз переняла эту манеру. Но ей гораздо чаще, чем мне, удавалось
попадать своими шутками в точку. Понятия не имею, что отразилось
у меня на лице, в любом случае необходимость отвечать
отсутствовала.
- Я угадала? - она сказала это почти утвердительно, но что
имела в виду?
- На восемьдесят процентов. Кого из нас повесят вечером -
неизвестно. Может, меня.
Наверное, я ответил слишком серьезно. Несмотря на мои
усилия превратить все в шутку, Лиз попыталась докопаться, но я
просто не мог ничего сказать. Не про время же, с его чертовыми
рукавами! А то, что мне снится брат-близнец, никаким образом не
объясняет синяка на руке.
- Я тебе потом расскажу. И мы вместе посмеемся.
- Почему не посмеяться сейчас?
- Потому что сейчас не смешно. Ну хорошо. У меня примерно
то, что у тебя каждый месяц.
- Раньше я за тобой этого не замечала.
- Раньше этого не было. Сегодня в первый раз. И в последний.
- Ну, тогда тебе действительно нелегко.
Я по привычке уселся за компьютер и понял, что никакую
работу делать сейчас не буду. Сама мысль о том, чтобы тратить
время на "Августу" казалась нелепой. Как будто это не моя мысль,
а... например, моего двойника. И тут пришел на память сон в
метро. Я ведь написал кусочек текста, и непременно надо
