стране. Тем временем его местонахождение было установлено. Стало
известно, что против него встает вся Империя, и беглеца
отправили в германский городок Бильбау на побережье Бискайского
залива. В Европу Сибирская империя совалась очень осторожно.
Но вскоре весь мир понял, как опасен этот беглый сибиряк.
Либерийские радикальные империалисты подняли небывалый мятеж и
провели правительственный переворот. Все чиновники, имевшие
отношение к государственному управлению, были умерщвлены с
помощью изощренных публичных пыток. Вмешательство европейских
государств и Австралийского Союза позволило навести в Либерии
порядок в течение полугода. Таким образом эта страна поплатилось
за то, что сокрыла и позволила бежать Салиму Цзайлиеву. Нет
никакого сомнения, что организацией беспорядков занимались его
бывшие сослуживцы из Сибирского Легиона Особого Назначения, и не
один десяток из них пополнил свой послужной список такой
блестящей операцией.
Салима тайно переправили на Гавайи, где он продолжил свои
исследования Тумана. Им был продуман теоретически безопасный
способ снятия Занавеса, а последние годы жизни он посвятил
разработкам нового стратегического оружия с использованием этого
эффекта. Снятию Занавеса препятствовали соображения о
неготовности к этому событию другой стороны, то есть Америки, а
попытки открытия ворот для прохода делегаций, чтобы провести
переговоры и выяснить степень опасности воссоединения,
закончились неуспешно.
В возрасте сорока четырех лет у Салима был обнаружен рак.
Его уложили в клинику в Аделаиде и погрузили в анабиоз. Согласно
завещанию, его должны были вернуть к жизни не когда появится
возможность исцелить данный вид опухоли, а когда откроют первые
ворота в Туманном Занавесе. Это произошло в 2791 году. Салим
Цзайлиев был в составе первой делегации на американские
континенты. Аппаратура, удерживавшая ворота в Занавесе
открытыми, отказала, и делегация осталась по ту сторону на
полтора года. Салим Цзайлиев умер 17 января 2792 года в Денвере,
столице Северной Америки. В 2930 году перезахоронен в
мемориальном комплексе города Урумчи.
Степан Королев
ALTER OMNIA
- Спокойной ночи, дорогуша, - сказала Лиз и натянула одеяло
до ушей.
Дорогуша - она называла меня так, а я звал ее Лиз. Мы
познакомились еще в те советские времена, когда всякое
подражание западному было шикарным. Мое прозвище появилось
позже, когда модными стали педики. Если уж жить с человеком, то
как-то надо друг друга называть, а всякие "зайчики", не говоря
уж об именах или - упаси бог! - фамилиях, вызывают у нас
тошноту. Это то немногое, что объединяет нашу примерную чету
спустя десять лет после свадьбы.
Я повернул лампу к себе и вытащил из кучи на полу книжку.
Наша супружеская кровать разделена посредине проходом, куда
каждый сваливает все, что может понадобиться ночью. Два плеера и
десяток кассет, стопка модных журналов, уползающая под кровать
Лиз, мои бумажки и книжки, а также всякие шмотки - но эта книга
лежала сверху.
Я купил ее сегодня. Новая книга Виталия Москвина. Я скупал
все книги этого автора и читал их по нескольку раз от корки до
корки. Даже несмотря на то, что заранее знал, о чем написано на
каждой странице. Нет - именно поэтому. Я все ждал, что следующая
книга будет его, а не моей. Но ничего не происходило. Вернее,
происходило черт знает что!
Я не написал ни одной книги, но сочинил множество. Сколько
я себя помню, мой мозг работал на два фронта. Одно полушарие
занималось текущими делами - я куда-то шел, что-то делал,
разговаривал, занимался любовью - и полголовы вникало во все эти
проблемы. А вторая половина придумывала. Романы, повести,
рассказы, стихи - все было классным. Не будь я собой, я бы читал
только эти книги. Но писать их у меня не получалось. Может быть,
потому, что когда я пытался делать это, включалось другое
полушарие, а оно было создано для всякой прочей дребедени,
только не для сочинительства. И я ничего не мог поделать.
Омерзительная работа, в которой я увяз, добывая средства к
существованию - а у меня уже была полноценная семья, и какими бы
странными ни были отношения с Лиз, дочку я любил - работа моя
заключалась в том, что я набирал на компьютере тексты. На
профессиональном языке это называется кодированием, а на деле
это лекарство от здорового образа жизни. Дома у меня стоит
компьютер, издательство "Августа" дает мне поганую рукопись,
через неделю я отдаю эту самую рукопись и дискету, а в конце
месяца получаю деньги.
Деньги! К деньгам я стал испытывать легкое отвращение,
потому что они попали в прямую зависимость от того, что
программисты называют "топтать кнопки". По крайней мере - к
деньгам из "Августы". Но если бы не эта работа, я так бы и не
узнал про Виталия Москвина.
Несколько лет назад мне довелось посетить пару раз одну
литературную тусовку. Лиз назвала эти сборища "рыбными
четвергами". Может быть, стихи, которые я писал, были не
гениальны, но во всяком случае грамотны. А в той компании я
чувствовал себя усталым, тупым и бездарным. И перестал туда
наведываться. Но там я познакомился с ним - с Виталием
Москвиным. Хотя какое знакомство - оказалось достаточно одной
беседы, чтобы понять, что в этом знакомстве нет нужды.
Сероватый, вяловатый, бездарноватый - даже отрицательные черты
были в нем какие-то уполовиненные. Совершенный недочеловек.
Впрочем, это теперь я так злопыхаю, а тогда забыл о нем сразу.
А пару лет спустя после той встречи в издательстве мне дали
рукопись. Тоненькую, страниц сто пятьдесят на машинке. На
титульном листе было написано его имя. Я тут же прочел первый
абзац. А вот текст был мой. С тех пор мои тихие несчастья
перерождаются в буйную манию.
Я почитал книгу минут десять и бросил. Все и так было
слишком хорошо известно мне. Этот ублюдок даже запятые ставил
там, где это мог бы сделать я. Повторение пройденного. Лучше
продолжить очередную свою историю, которая увлекла меня в
последние дни. Перед сном я обычно смотрел как бы фильм по
своему роману. Точнее, сериал, по придуманному за день кусочку.
Вскоре я заснул, а под утро пришел сон. Все было как наяву,
я сидел за своим столом, а напротив сидел еще один я. Этот
второй я только что появился; он развалился на стуле и сказал:
- Ну, здравствуй... дорогуша!
Тут до меня дошло, что это не совсем сон. Что человек
напротив - мой двойник, и ему чего-то от меня надо. И сразу же
почувствовал, что это не так. Все, что он хотел у меня взять, он
получил, а теперь просто зашел поглумиться. Показать свою силу и
безнаказанность.
- Догадался, умненький ты мой! Все правильно. - Он делал
умильную рожу и растягивал гласные.
- Что ты хочешь?
- Чем занимаемся? - проигнорировал он вопрос. - А-а!
Пописываем!
Я посмотрел на экран. Там красовался мой текст! Это была
новая история, та часть, которая дошлифовывалась вечером. И я -
я ее написал! Чтобы удостовериться в этом, я занес руки над
клавиатурой, и через минуту появился последний абзац.
- Вот и славненько, - сказал двойник и завладел мышью. Я
непонимающе следил за его действиями. Он скопировал мой текст на
дискету и сунул в карман.
- Зачем ты это сделал?
- Душечка! - Лиз иногда называла меня и так. - Мы с тобой -
одно целое. Неужели тебе жалко дать почитать это, - он постучал
пальцем по карману, - самому близкому человеку на свете. Самому
себе! - последнюю фразу он рявкнул, подавшись вперед.
- Что? Я ничего не понимаю. Если ты - это я, то ты должен
знать все не хуже меня.
- А вот и нет. Я - не совсем ты. Я - твоя лучшая половина.
Я избегал встреч с тобой, боялся твоего дурного влияния. Ведь ты
весь такой несчастливый. А я - наоборот. Но по большому счету,
мы ближе, чем родные братья.
- Почему бы нам, вместо этого мистического свидания, не
встретиться наяву, по-человечески. Мне кажется, ты знаешь много
из того, что мне хотелось бы выяснить.
- Да, я знаю все, что тебе интересно. Ведь я - твоя
счастливая и удачливая половина. Все, что у тебя плохо - у меня
хорошо. И наоборот. Но у меня все хорошо! А встретиться мы можем
только здесь.
- Ладно. Все равно - все это обычный сон.
- Сон? - он вскинулся. - Да, это сон, но не совсем обычный.
Дай-ка свою руку, - он хихикнул: - чуть не сказал - мою.
Я положил кисть на стол ладонью вверх.
- Не, не так. - Он перевернул ее. - Теперь потерпи, - и
сильно ущипнул тыльную сторону кисти.
- Э! Э! - Я отдернул руку; выступила капелька крови.
- Ну что, ты проснулся? Говорят, это лучший способ уйти от
кошмара - ущипнуть себя во сне. Правда, когда снятся всякие
гадости, никто не вспоминает о нем. Проснувшись, посмотри первым
делом на мое доказательство. Ты будешь носить его, наверное, не
одну неделю.
- Хорошо. Допустим, я тебе верю. А где обитает моя лучшая
счастливая половина? Во сне?
- Он допускает, что верит мне! Да провались ты в свою
паршивую нищенскую конуру к своей жене, с которой ты забыл, что
такое любовь! Я не Иисус Христос, и мне твоя вера на фиг не
нужна!
- Не ори! Так где ты все-таки находишься, господин Я, если
не в моей конуре и не с моей женой?
- Хороший вопрос. Ты, умник, на него ответил бы лучше. Я и
сам толком не знаю. - Он посерьезнел и как-то погрустнел. -
Может, моей заслуги в этом нет. Я думаю, что я живу в другом
рукаве реки времени. Когда-то время разделилось на два потока, и
все люди оказались и здесь, и там. Но перед тобой - перед нами -
в это мгновение, наверно, стоял выбор. Принципиальный. Одного из
нас слегка тряхнуло, и он сделал не так, как другой. Это моя
гипотеза.
- А как ты попадаешь сюда?
- Не знаю. Я давно уже бывал в твоих снах, только прятался.
И брал твои идеи. Ведь они же и мои? А у меня по сравнению с
тобой башка абсолютно деревянная.
Он помолчал; и мне было нечего сказать.
- А потом я вдруг попал в чужой сон. И еще. Всего,
случается, бываю во снах нескольких человек. Наверно, тех, кто
тоже разные в твоем и моем мире. А все остальные одинаковы.
- Откуда ты знаешь?
- Ну, всего и я знать не могу. Но твое окружение очень
похоже на мое. И чем дальше от тебя человек, тем он более схож
со своим двойником у меня. Мы с тобой слишком непохожи и меняем
людей вокруг. А так - все то же самое.
- Ты говорил про других людей. Кто они? - Непонятное
подозрение вынудило меня задать этот вопрос.
- А-а! Чуешь, откуда воняет! И я тебе с удовольствием
скажу. На прощание. - Он посмотрел на часы. - Через двадцать
секунд у тебя сработает будильник. Нам пора прощаться. А еще
одного человека из твоего мира, с которым я тесно общаюсь - даже
сотрудничаю - зовут Виталий Москвин.
В этот момент на моем запястье запищали часы.
Первым делом я посмотрел на свою руку. Рана была на месте.
То есть, на каком, к черту, месте?! Но тыльная сторона ладони
уже начала отекать и темнеть. Действительно, это доказательство
я буду иметь при себе порядочно времени. Интересно, что скажет
по этому поводу Лиз? Она и ребенок еще спали; я почти всегда
вставал пораньше, эти часы были моими безраздельно. Потом
начинался вавилон. Первой просыпалась дочка, пару часов она
раскачивалась и потом до вечера тараторила непрерывно. К тому же
ее нужно было кормить. А за ответами на вопросы я отсылал ее к
