какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как
следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую я
теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог - и не узнал. То, кем я
назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с
начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в
кабинет одного из редакторов - возможно, этот человек занимал
специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у
них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не
торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я
болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было.
Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин -
тот Москвин - в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего и
появлялся на "рыбных четвергах", но для "Августы" - издательства
номер один во всех мирах - этого было недостаточно.
Благотворительность, которую они себе позволяли,
распространялась лишь на классиков.)
Все-таки я спросил, нет ли у издательства в какой-либо базе
данных такого вот молодого одаренного писателя и поэта; клянусь
богом, секретарша проверила списки всех зарегистрированных
творческих союзов, даже по Москве - ну не было такого в природе.
Если бы я знал, как в итоге обернется дело, долгие вечера над
моими книгами под его ненавистной фамилией не отняли бы у меня
нескольких лет жизни. Впрочем, есть теория, что зависть
укрепляет нервную систему.
Тогда я попросил разрешения сделать звонок - надо было из
той комнаты, куда я годами носил сделанную работу, и откуда
звонил вчера. Номер Димы Александрова почему-то запал в память,
- цифры и имена я, как правило, благополучно забываю - но никто
не снимал трубку. Придется подождать до вечера. Тут мне в голову
пришла хорошая идея; я ускоренно распрощался с начальником
отдела по приему меня и помчался домой.
Лиз с дочкой гуляли чуть в стороне от метро.
- Ты сказал - часа через два-три, мы и пошли тебя встречать.
Сейчас мне было не до того, часто ли они так встречали
двойника. Меня - никогда.
- Это здорово. Ведь сегодня четверг? Поехали прямо сейчас к
"Бальмонту"!
Но час оказался еще довольно ранний, и мы решили
прогуляться. Купили веточку бананов и пошли, стараясь выбирать
улочки потише.
- А зачем мы к нему идем? - спросила вдруг Лиз. - Ты его не
видел года два.
Два года назад я еще не знал его.
- Ты думаешь, он не пустит нас на порог?
- Я думаю, он не поверит своим глазам. А что тебе от него
нужно?
- Ничего. Я надеюсь застать там Виталия Москвина.
- А это кто такой?
- Понимаешь, - неожиданно меня потянуло рассказать ей все,
- этот человек сыграл в моей судьбе некоторую мистическую роль.
Но он не закончил, и мне нужно тактично подтолкнуть его. Не
знаю, как все объяснить, ты поверила бы в параллельный мир,
моего двойника и прочие атрибуты фантастических романов? И я в
самом центре этого столпотворения.
Лиз не смотрела на меня. Она помолчала минуту и сказала:
- Ладно. Расскажешь потом и мы вместе посмеемся.
- Почему не посмеяться сейчас? - Я произнес вопрос
машинально, без выражения; это было похоже на пароль.
- Потому что сейчас не смешно.
Мы надолго замолчали. Дочка то забегала вперед, то плелась
сзади, собирая камешки и веточки и набивая ими карманы.
Несколько человек прошли навстречу, и возникло ощущение, будто
они идут задом наперед, хотя ничего подобного не было. Не
повредился ли я действительно в уме - такое раздвоение ощущений,
когда все казалось одновременно собой и своей
противоположностью, существующими в двух направлениях, - не
станет ли в итоге фатальным переход из одного потока времени в
другой? Но диалог произошел наяву - зачем бы Лиз подыгрывать
моему сумасшествию?
Я остановился, и она остановилась тотчас же, будто ждала
этого. Или знала. Я обнял ее плечи и принялся говорить нам
обоим, что все будет хорошо. И все действительно становилось
вроде как получше.
Дима Александров - "Бальмонт" - что называется, выпал в
осадок. И другие, подходившие на "рыбный четверг", тоже. Мое
присутствие смяло им запланированную программу - они собирались
читать стихи и говорить декадентским языком о судьбах изящной
словесности. Слава, хоть бы и заслуженная, но свалившаяся снегом
на голову, двойное испытание для молодого автора, - отметил я со
стариковской брюзгливостью. Впрочем, большинство присутствующих
усердно делало вид, что мои бестселлеры не относятся к их
настоящей литературе.
Пришел на сборище и Москвин со своей женой. Они
познакомились в этой компании и поженились до того, как я
впервые поприсутствовал там. Тогда он еще не был автором моих
книг, и они очень гармонировали: оба такие тихие, невзрачные,
даже не надеющиеся достать пресловутых звезд с неба.
При первой же возможности я втянул Виталия в непринужденную
беседу tete-a-tete. Мне он показался куда более серой личностью,
чем тот, которого я знал раньше, хотя стихи были лучше. Или
такими же? - те я и не пытался помнить.
Нам все время мешали, так что поговорили мы недолго, едва
успев перейти на "ты". Ничего полезного для себя я не узнал. К
тому же у меня опять начался приступ "это уже было, только
наоборот", и я поспешил закруглиться:
- К сожалению, мне надо спешить; как-нибудь увидимся.
Передавай привет супруге.
- Кому? - вяло отреагировал он.
"Стоп! - подумал я. - Вот то, что ты искал. Дальше действуй
очень осторожно".
- Это я так. Счастливо!
"Черт! - сердился я на себя по дороге обратно. - Надо было
копнуть эту кучу дерьма. Кого из них стукнуло, когда время
раскололось? И когда это вообще случилось?"
Чтобы выяснить последний вопрос, мне пришлось копнуть свою
кучу дерьма. Впрочем, Лиз оказалось приятно вспомнить годы нашей
совместной жизни.
Перед тем, как заснуть, я мысленно подготовился ко встрече
с двойником.
Сказать, что он появился в ничейном пространстве
рассерженным, разъяренным или взбешенным, значило бы ничуть не
передать главного в его состоянии. Он принес твердое намерение
восстановить status quo ante, это стало ясно с самого начала. И
меня какой-то черт все время подзуживал испытать, насколько
прочно я застрял во втором мире.
- Ну, как тебе понравилось на моем месте?
- Разве это не мое место? Там очень много моих вещей;
например, полка с моими книгами...
Я чувствовал, что у него нет никакого плана; как на своем
месте он не мог работать головой над книгой, так по инерции не
удосужился поразмыслить над следующей главой в наших отношениях.
- Вообще-то у меня не нашлось времени расслабляться -
пришлось заняться исправлением последствий твоего нехорошего
поведения. А ты как провел время?
- Я трахнул твою жену, сукин сын! - судя по энергии,
которая выделилась с этими словами, он начал игру с козырей. И
ему явно хотелось драки.
Я придал голосу интонации терпеливого баптиста - если такие
бывают:
- Разве для того ты был послан в этот мир? И чем ты хочешь
меня удивить? Или тебе не известно, что оба мира преимущественно
параллельны; что делаешь ты в одном, то делаю я в другом?
С налившимся кровью лицом он схватил меня за грудки.
- Подожди! - крикнул я властно, и он замер. Похоже, сила
моего влияния выходила за пределы выбора, в каком из временных
потоков проснуться. Словно загипнотизированный, двойник
выслушивал мои основательные, подробные указания. Что надо
объяснить Москвину, что лафа для него кончилась. Что надо
научиться работать самому ("ты ведь тоже попробовал это делать
сегодня, и у тебя все прекрасно получилось? А твоя лень - это
как раз то, чем вселенная может пренебречь"). Но самое главное -
разобраться с Лиз. Привести свою, так сказать, личную жизнь к
тому образу, который он прекрасно знал по другому миру. Конечно,
в точности не получится, но я со своей стороны пойду навстречу,
и когда, наконец, мы придем к общему знаменателю, устраним
различия в потоках - мы сольемся.
- Знаешь, я довольно быстро разобрался, когда это
произошло. Я говорю о разделении времени. Я подбил твою Лиз на
воспоминания, и все стало ясно как день. Это случилось, когда мы
залезли в постель в первый раз. Представляешь? А тут как раз
время споткнулось. И ты кое-что сделал не так, как я. Не будь
обстановка столь решающей, ничего бы не произошло. Вряд ли
большое значение имеет, платил я в автобусе или нет, если не
попался, но то, что ты говоришь женщине, с которой проживешь
потом десять лет, занимаясь с ней любовью впервые - это может
перевернуть мир...
Тут он вырвался из оцепенения; лицо задвигалось, искаженный
рот прошипел:
- Можешь засунуть свои паршивые советы в собственную
задницу! Сейчас я тебя выкину отсюда; ты проснешься первым в
своем дрянном мирке, и можешь сам делать там, что захочешь.
Он плюнул мне в лицо, я закрыл глаза и отдернул голову, и
тут же получил сильный удар в челюсть. Во рту что-то хрустнуло;
я пошарил языком и непроизвольно замычал от боли. Зажегся свет,
надо мной склонилось заспанное и встревоженное лицо Лиз. Второй
Лиз, которую я знал только один день.
Плевок все еще сидел на переносице, я поскорее схватил угол
одеяла и отер лицо. Белье перепачкалось кровью - ее у меня был
полный рот. Лиз смотрела, как свидетели преступлений невидимого
Фредди с улицы Вязов. Боясь разомкнуть губы, я помычал
успокаивающе и поспешил в ванную. Остановив кровотечение,
сполоснул лицо и рассмотрел, наконец, повреждения. Этот сукин
сын выбил мне зуб! И вдруг я возликовал: у него тоже не было
одного зуба; когда он кривил свой поганый рот, мое подсознание
отметило это. Опухающее лицо так осветилось радостью, что Лиз,
стоявшая в дверях, растерялась и хихикнула. Она даже не стала
спрашивать, что случилось.
Своего двойника я видел еще только один раз, примерно месяц
спустя. За это время была проделана большая работа. Я дописал
роман, и он готовился к печати, но не в "Августе" - пришлось
подыскать другое издательство из соображений, что двойнику
окажется непросто сделать скачок от наборщика до ведущего
автора.
Лиз недолго пришлось упрашивать выступить в роли сводницы и
поправить личную жизнь Виталия Москвина - они так подходят друг
другу...
Во время последней встречи второй "я" полностью
соответствовал слову "двойник": мы выглядели одинаково, говорили
и даже думали - тоже. С одной стороны его гнул я - мое наследие
в том мире, с другой - Время. На меня оказывалось не менее
ощутимое давление Пятой стихии; точно так же нельзя идти прямо,
если на пути гора - или вверх, или в сторону...
Примерно через полгода после этих событий мне захотелось их
описать. Работа над повествованием близилась к концу, когда я
понял - нет, совершенно определенно почувствовал, как оба потока
слились. Наверное, некоторые события и люди в каждом из них еще
немного различались (в пределах допустимого, с точки зрения
Времени), потому что меня здорово тряхнуло. Несколько дней мы с
Лиз, да и многие наши знакомые, чувствовали себя совершенно
разбито. Потом выяснилось, что это было со всеми: астрологи
говорили что-то о звездах, ученые - о непредсказуемом скачке
магнитного поля... Целую неделю я ходил как раздвоенный: то
тянулся одновременно за двумя предметами, то мысли, похожие, но
все же разные, накладывались одна на другую. А пытаясь в эти дни
работать, я видел один текст, как бы напечатанный на прозрачной
