Падение моей карьеры - результат аморальности, которая процветает в
нашем обществе.
Мы с ног до головы погрязли в бытовом разврате, наши жены порой
неуправляемы. И все это результат так называемой эмансипации. Во многом
мой переход сюда (как мы называем оттуда), в зарубеж, обусловлен и
этим..."
Я нашел потом этот документ среди многих других документов. Нашел я и
документ, который полностью разоблачал генерала Ковалева, инсценировавшего
исчезновение на курсе, где учился Шугов, Боевого устава.
"Доношу до Вашего сведения, что дело с кражей Устава я вынужден
прекратить за отсутствием состава преступления. Мною установлено, что
Устав на курсе, где я впервые столкнулся с массовым подозрением, на самом
деле остался в неприкосновенности. Уставы, в которых были вырваны
страницы, имеют другие номерные знаки, установленные в ином воинском
учреждении.
Подполковник Сысоев".
Еще один любопытный документ.
"Я, подполковник Андреев Андрей Андреевич, докладываю о следующем. На
нашем курсе усовершенствования офицеров-медиков произошло ЧП. Являясь
разносчиком литературы секретного толка, я при сдаче принятой мною от
слушателей секретной литературы обнаружил в одном из сборников, касающихся
толкования только недавно полученного нами Устава, вырванность. Немедленно
доложил об этом в секретную часть, где получал литературу. Я был
предупрежден о молчании. Что я и сделал.
В тот вечер производилась массовая проверка и нового Устава, и
сборников, которые поясняли его. Мне поручили проверить часть сданной
секретной литературы. Я обнаружил еще одну вырванность в новом Уставе, по
команде доложил об этом.
Ставлю в известность..."
Подполковник Андреев, как мне показалось, не доверял даже секретной
части. Она не докладывает обо всем, надеясь на то, что со временем книги
придут в полную негодность и их можно будет списать.
...Железновский в тот вечер рассказывал: генерал Ковалев, как только
ему доложили - Шугов ушел, - немедленно связался с Москвой. Это он
договорился с тамошним начальством, что пограничники - любого ранга -
будут немедленно заменены. Вроде сам Лаврентий Павлович приказал Ковалеву:
слушай, шерсти пограничников, сразу в брешь пускай СМЕРШевцев из части,
которая там расквартирована. Мне уже доложили о личном составе
дивизионного СМЕРШа. Кое-кого я знаю. Шмаринов там есть. Знаю его давно.
Все можно ему простить - мягкотелость, нерасторопность за одно ценное
качество: он никогда и никого не предаст, не будет никогда и никого
выгораживать. Берите его в помощники, а сами работайте на свой страх и
риск, пока кто-то отсюда не прилетит.
Ковалев немедленно сместил всех офицеров-пограничников, отвел заставу
от границы, где Шугов ушел на сопредельную сторону. В ту же ночь пришла
смена. Вдоль границы рубежи занял шестьсот одиннадцатый гаубичный полк -
все коммунисты полка, имеющие партийный стаж не менее пяти лет. Полк на
войне прославился боевыми успехами, сейчас, заняв рубежи с карабинами - не
с пушками, артиллеристы врылись в песок за одну ночь, цепочка
бежала-бежала к другому полку - пехотному. Это был двести второй полк,
отличавшийся шагистикой - лучшими батальонами на смотрах, полк, горластый
в песнях. В полку к новой службы привлекли, кроме коммунистов и
комсомольцев - секретарей бюро рот, батальонов...
Еще об одной истории я узнал поначалу от Железновского, затем от
самого Ковалева. История эта связана с поиском кандидатур на "ликвидацию"
Шугова. Ковалев серьезно об этом толковал.
- Убить человека, - рассказывал он мне, когда я сослался на
Железновского (он разрешил мне это сделать), - очень легко, если он здесь,
а не там. Убивают в основном за предательство. А раз Шугов оказался
предателем, то убить его надо было обязательно. Другое дело - как? Он же
был там на их стороне. Если бы он был здесь, у нас, я бы его, конечно,
достал. Не надо и согласовывать. А там - это другой вопрос. Да и к тому же
- под прикрытием чужой разведки. Полковник - подарок врагу. Берегут они
таких лучше, чем себя...
Железновский называл мне имя человека, которого посылал на убийство
Шугова Ковалев. Странно, но мне показалась эта кандидатура удручающе
хлипкая. В штабе дивизии у нас работала машинисткой Софья Каганова -
женщина невзрачная, худая, с нервным от усталости лицом. У нее был сыночек
- тоже худой и нервный, как мама, вечно больной, вечно битый мальчишками.
Иногда вдруг этот ее сын гонялся с визгом за своими обидчиками, потому что
рядом, с чуть кривоватой длинной палкой в руках расхаживал в то время
рядом длинный, флегматичный тип неопределенного возраста. Я знал, что он
работает на таможне - следит за провозкой шерсти к нам сюда, на перевалку.
Говорят, он безуспешно клеился к Софье, но она его не подпускала к дому,
всякий раз налаживая к себе домой, на его квартирку. Снимал он ее у
какой-то бедной вдовы, выращивавшей разные пряности на своем небольшом
огородишке. Вдова несколько раз предлагала ему руку и сердце, но он
отказывался, предпочитая любить Софью и ее заморыша.
Говорят, Софья всегда твердила, что этот несуразный таможенник - не
личность. И, видимо, наступил час, с предложением Ковалева, все это
опровергнуть. В послужном списке таможенника с чекистской фамилией Петров
и с именем Петр, а с отчеством Петрович значилось, что он выполнял некогда
боевые задания, рассказывалось, где эти задания выполнялись. Да он и сам
Ковалеву об этом ведал, когда его не силой, но привели к нему.
Сговорились на ордене, Петров П.П. пообещал принести голову Шугова
целехонькой, свеженькой, как когда-то носил головы более значительных
особ...
- Да, я его посылал, - откровенничал Ковалев. - А что было делать -
надо убить человека, а некому. Шугов проглядел профессионалов-убийц:
почему-то они с ним работать не захотели. Ведь два этих прокола остались
без последствий. Они вытекали из него самого и его этой уступчивости. Не
наказали, не убили - это сразу все вопросы заостряет до предела. С тобой
считаться уже не будут. И что мне оставалось делать, как не опереться на
Петрова? Правда, плохо было то, что его многие на сопредельной стороне
знали в лицо: на таможне-то не проедешь, не поглядев, кто тут командует.
Мы снабдили Петрова и картами, и компасом. Но он был - тут правду говорила
Каганова - не личностью. Он, во-первых, заблудился, когда на дворе этот
тарарам песочный разверзся. Уткнулся в саксаулину, да так и был пойман
американцами. Там у них был немец. Он в основном поймал. А американцы, как
ни странно, отпустили эту не личность... Вот, погляди, что написал Петров
тогда...
Я взял из его рук бумажку. Значилось: "Рапорт".
"Я, Петров Петр Петрович, в трезвом уме и в сложных находясь
обстоятельствах по отношению к любви и верности своей стране, взял и
поклялся убить того самого гада ползучего - Шугова П.А. Я, конечно, все
сделал для того, что перейти границу и проследить, где они его содержат. Я
дошел почти к их резиденции, которая состояла из дувала, мазанки и
маленького двора. Здесь они его и содержали. Под очень большой охраной. И
я пытался пробраться к нему, этому бывшему нашему полковнику, а теперь
ставшему полноценным врагом. Жаль, у меня не хватило сил, когда они
набросились на меня. Их было около десяти человек из охраны. И я бы дрался
с ними до последней пули, но они не дали мне развернуться"...
- Вот такое попалось ничтожество тогда, - стуча по столу кулаком,
говорил Ковалев. - А как я надеялся, когда читал принесенные им справки.
Ведь по справкам он убил тогда двадцать восемь человек!
- И что же с ним было потом?
- Ну ты же знаешь! Поди, рассказал тебе твой Железновский.
- Нет, он мне ничего о Петрове не говорил, вернее о последующем не
говорил.
- Ну а ты, как думаешь? Что мы с ним сделали?
- Отпустили домой, пригрозили, чтобы молчал.
- А ты веришь, что пригрозишь человеку, и он будет молчать?
- Думаю так.
- Плохо думаешь, стратег. Мы его осудили. На Колыму отправили. Дали
четвертак.
Он глядел на меня пронизывающе, будто мне это все полагалось.
Я пожал плечами.
- С нами вообще не шути. За что берешься, - выполняй. Не то
загремишь...
10
Архивы КГБ уплывают на Запад.
Пользуется ли новыми секретными документами, открытыми
в последнее время, бывший полковник Шугов?
Мещерский приносит все новые и новые документы.
Борьба не на жизнь - на смерть.
Погиб ли Мещерский от руки грабителя?
Или покончил жизнь самоубийством?
Кажется, сто лет прошло с тех пор, когда мы с Игорем Железновским
были вместе последний раз там, где разыгралась трагедия, у той глиняной
стены с небольшими холмиками, что блюдут бывшую жизнь Павликова, Смирнова,
замполита. Я писал Ковалеву книгу - "розовую-розовую", с лапшой на ушах.
Сам я жил в страхе перед ним. Я его стал бояться. Железновского, который
мне грозил им когда-то, я вспоминал. Теперь я понимал - все же он был не
худшим в их системе. Да, надо иметь немало сил, чтобы быть не только
свидетелем, участником, но - уж точно - исполнителем...
И вот, когда я приехал за новыми "розовыми" документами - сам он.
Железновский похудел, стал сбитее, увереннее, атлетичнее. Это был
красивый мужчина неопределенного возраста - дашь и пятьдесят, и при
неверном свете сорок, дашь и под шестьдесят. Рост у него был всегда
приличный - метр восемьдесят восемь, но одно время Игорь сутулился, ходил
прибито, не распрямляясь... Все это - в прошлом. И улыбается так, как
когда-то улыбался, когда мы говорили о Лене и моей победе над ним на
танцевальной площадке. То есть аккуратно улыбается, лишь губами, искренне
желая мне в моем процветании добра. Я выглядел, наверное, для него тоже
убедительным, действительно - одет во все модное, простое и не стесняющее
тело и не вызывающее у других протеста. На Железновском была тоже отличная
тройка, он завел усы под цвет этой тройки. Усы он, видно, красил. Эдакий
молодец!
- Откуда ты, дитя? - спросил он, отстояв молча и вынося терпимо мой
телячий восторг.
- Откуда? Лучше скажи - куда? - Я лихорадочно прикидывал, как смогу
использовать его в своем деле - прискорбно, однако я стал давно таким:
меркантильным, расчетливым и сообразительным. Лишь бы открытой глупостью
не мог насторожить бывшего смершевца.
- Опять - поиски? - скептически усмехнулся Железновский.
- Опять, опять, - улыбался я. - Слушай, все равно ты мне ни капельки
не веришь. Откуда, спрашиваешь ты, у этого молодца такая прыть? Чего он от
меня хочет?
- Именно.
- Сразу быка за рога?
- А чего нам хитрить друг перед другом? Ты уже давно убедился, что я
твоим врагом никогда не был.
- Не будем вдаваться в подробности.
- Нет, тогда не будем говорить!
- Хорошо. Сержанты! Ты участвовал в организации их суда...
- Ну я же тебе тогда, в пьянке, сказал точно: Ковалев! Месть за то,
что не пошли и не прирезали Шугова. Идиот, он тогда боялся, что все-таки
Мещерская начнет валить на него - это он спровоцировал побег Шугова! И
прежде, чем послать того самого кретина, таможенника туда, он же приглашал
на это дело сержантов. Чтобы искупить! Бедный умом, он же теоретически
знал границу, лишь в академии, в этой комиссии, нюхнул ро-омантику
границы.
- Ясно! Но ты не сказал мне главного. Он посадил, но почему он и
