За кого? Чтобы по блату устраивались в институтах? Чтобы внуков перли в
университет тоже по блату? А других, наших, простых - всех по боку!
Фронтовик серьезно что-то возразил. И эта старушенция тоже ему
поддакнула. Ведь не все же! Мол, всякого дерьма во все века было немало! И
нельзя судить всех сразу...
Леха опешил от такого их напора, от такой веры в справедливость, что
царит на этой земле.
- Вас тоже, - тихо простонал Леха, глядя на старушенцию, - запросто
могли убить на войне. А если бы попали в плен, просто сожгли бы в
крематории.
Где-то он подобное когда-то слышал. И фронтовики уставились на него и
долго не могли говорить.
Лишь потом она встала и сама пригласила Леху потанцевать. Танцевала
она молча. И Леха молчал... Потом, когда они еще раз пошли и вальсировали,
старушенция сказала:
- Если бы меня мои ребятки такой увидели!.. Упилась! Упилась!
- Вы, что ли, учительша? - спросил Леха.
Она в знак согласия кивнула головой.
- Прошу вас, - добавила, - не надо тревожить моего приятеля. Он так
много выстрадал... Он же в плену на самом деле был. И его могли сжечь в
упомянутом вами крематории...
Ах, как он бесился, когда они ушли. Танцевал! Пил! Рядом оказались
две девахи. Приволок их тихонько к столу тощий худой "Монах". Ему бы давно
надо было набить морду. Так думал Леха. Но от битья воздержался. Вообще он
постарался оставить и "Монаха", и его девиц в покое. Он увидел семью,
которая пришла, видно, ужинать. Двое деток с женщиной и мужиком. Мужик
стоял на террасе и курил. А она!..
Баба была люкс. Она как хотела становилась, как хотела смеялась. Она
была храброй. Подняла над перилами веранды младшенькую, и даже Леха
напугался.
Но мужик не напугался. Он стоял и смеялся. Может, это был пока
засекреченный космонавт? А, может, полярный мореплаватель?
...Вышка - не меньше! Он заказал еще сто граммов на посошок. Он сидел
бледный, трезвый и спокойный. Он вспомнил, что ему предстояло впереди. Он
многого не понимал. Чего и кого он должен увозить? Какие бумаги доставать.
Он медленно встал... "Надо... Это надо сделать... Надо".
20
Баня - маленький деревянный домик, покосившийся от времени. Это
сооружение ставил когда-то Вакула. Было это так давно - не упомнишь.
Давно, и вроде недавно. Перед двадцать седьмым годом. Забивал тут,
сделанные своими же руками, скобы навечно.
Баня. Наверное, самая демократическая баня, ибо двери в ней
нараспашку, когда моются мужики. Мужики голышом кувыркаются в снегу, лезут
в прорубь...
Сегодня, как раз, дверь заперта. Лохов ногой отталкивает ее. Клубами
вырывается на морозный воздух пар.
В предбаннике, на мокрых и скользких деревянных лавках - Кубанцев,
Валеев с синяком под глазом и еще три-четыре орла из славной кубанцевской
шараги.
- Густонаселенный и некомфортабельный кусочек планеты занят славными
строителями, - Маслов раздевался на ходу.
В тон ему Корней Лохов произнес:
- Ответственный бригадир, как всегда, сообразительно прикидывал,
когда сдать новую баню?
- Так мы ответственность теперь держим с новым прорабом на двоих, -
нахально отвергает обвинения в свой адрес Кубанцев. - Он не умеет мной
руководить!
Валеев ему, конечно, преданно подхихикивает. Кося одним глазом, он
подмаргивает Маслову вторым:
- Ты, учитель, знаешь? Раньше местное население за бутылку в баню
загонял директор старый, Гариффулин. А мы добровольно гигиену держим.
Чего, старая баня еще служит!
- Потому что человек ее делал, не тебе чета.
- Вакула, да? - спрашивает Валеев. - Помер, жалко.
- Знаешь, заберут его гроб, - сказал кто-то. - Это я слыхал от
Мамокова.
- Куда заберут?
- На родину. Откуда он сюда приехал.
- Он всю жизнь здесь жил.
- Мне так Мамоков сказал.
- Тот все знает.
Появляются Витька и Валерка Мехов.
Кубанцев играет им туш.
- Как? Миллион нашли? - спрашивает он. - Миллионерами стали или еще
чуток погодите?
Витька отмалчивается, а Валерка Мехов, заголившись, тренируется в
ударе с подставлением ножки.
Оттренировался. Оглядел кубанцевскую шарагу. Заметил, что его корешу
Витьке некуда положить подштаники.
- А ну, Валеев, брысь под лавку. Че расселся, когда командный состав
пришел?
Валеев испуганно освободил место.
- Да не суетись! - упрашивает Валерка, снова отрабатывая удар с
подставлением ножки. - Ха-г! Хагг! Хагг!
- Анекдот знаешь насчет "не суетись"? - спрашивает Кубанцев Витьку.
- До анекдотов ему только, - ухмыльнулся Лохов.
Валерка Мехов, отработав свои коронные удары, обращается к Волову:
- Как нами в лесу будешь руководить?
Волова, это уже все знают, вызывал директор и сказал, чтобы он
подбирал людей и готовился в лес на заготовку. Сказал, по секрету вроде.
Сказал, чтоб подбирал людей на свое усмотрение. А уже прибегали многие.
Даже Местечкин канючил: "Поехал бы, ей богу поехал! В позапрошлом году в
месяц вышло по две с половиной тыщи на одного! Дрова-то, они здесь
золотые!"
- У вас миллионы закопаны. Чего вам в лес-то ехать? - встревает в
разговор Сенька Малинов, лгун и забияка.
- Везде нужен коэффициент, - назидательно говорит Кубанцев. - Тогда
бы и дрова не рубали где попало, и банька была бы к международному
празднику новая...
Коэффициент! Какая словесная пошла свалка! С одной стороны
недовольные кадры - то есть совхозовские, с другой - привилегированный
класс, экспедиция. Нейтралы - люмпенпролетариат в лице только что
подошедших Васи-разведчика и Миши Покоя.
- Ты, давай, Лохов, объясни как кандидат наук! Вы имеете к рублю плюс
семьдесят пять надбавки, а мы единицу наполовину!
Кандидат наук Лохов что-то мямлит по поводу инициативы бурильщиков,
годовой проходки по управлению, - она растет...
- К примеру, сколько у вас тракторист имеет? - перебивает его Валерка
Мехов.
- Если сказать, - орет Витька, - так восемьсот-девятьсот в среднем!
Видал? А сколько ты, Андрюха, имеешь?
Вальки-молочницы супруг только вышел из парилки. Он разомлел, нижняя
губа его довольно отвисла. Когда говорят о зарплате, Андрюха обычно
проявляет сангвинический темперамент, а сейчас он тих. Мир и покой царит
на его мягком дряблом лице. Он смыл свою ремонтную грязь и простил
человечеству все его разногласия. Открывает китайский термос с круто
заваренным чаем. Рассуждает:
- Видишь ли... Как сказать... - Отстраняет Сенькин стакан. - Когда
зимой в район рыбку-люкс возим, на тракторе, то тогда имеем. Я, Малинов,
двум своим бабам бывшим, на Большой земле которые, к примеру, тогда платил
один раз по двести девяносто в месяц. Валька чуть с ума не сошла!
- Ого! - сказал кто-то.
- А мне не жалко! Она говорит, - он мелко смеется, - на твои деньги
они хахалей покупают... Хи-хи-хи! А мне не жалко. Я какое имею право,
верно, на ревности, а?
- Андрюха точно мужик не ревнивый, - говорит кто-то.
- Да потому что на Вальку-то никто и не позарится, - зло бросает
Витька.
- А по мне что? В таком месте и не найдешь получше другую. - Андрюха
обиделся. - И если бабу одеть, так на нее сразу поглядят! А здесь? Здесь
где одеться?
Кто-то выскакивает в это время из парилки и бесится: "Воды холодной!
Воды!"
Это поди новичок.
- Заткнись! - советует Витька. - Промой рыло, иди и таскай!
- Да, братцы! Чем же ее промоешь-то?
Волов берется за вёдра.
В это время Вася-разведчик и Миша Покой, успевшие уже наспех
помыться, побывавшие у Кусева, идут с баяном к бане. Миша Покой впереди,
важно и мудро поглядывает на этот мир, забросив, может, преждевременно
руки назад. Вася-разведчик подыгрывает себе на баяне и кричит:
- Белладона, белладона!
- За калиткою смолкшего сада прозвенит и замрет бубенец, - кивнул на
них Маслов, массируя свое красивое тело в плавках.
- Братцы! - объявляет Вася-разведчик, - Галинка выходит замуж за
приезжего хахаля. На свадьбе будет пиво живое!
Всеобщий восторг. Пиво не помнят здесь сто лет, поди. Только из
отпуска привезешь - твое.
- Пиво будет, пиво! - орут.
Кубанцев голый выскакивает на снег и начинает выделывать кренделя.
Лицо у него, как всегда, нагловато-вызывающее. Валерка Мехов помогает ему
организовывать танцы.
- Давай, Вася, задушевно говори-рассказывай!
Волов с полными ведрами стоит. Залюбовался. Потом пошел в баню.
Сережка давно занял ему место. Оттеснил даже взрослых. "Хотите
купаться на дурняка? А поносите-ка, как дядя Саша!"
Пока складывает вещи, Сережка искоса поглядывает, каков квартирант
есть. На картинках в истории древнего мира видал такого. Спартак! Ты
дай-ка ему меч - ра-аз этого гада Валерку Мехова! А чё к Таньке лезет,
женатик?
Валерка Мехов толкает Витьку, показывая на Волова:
- Во чем мужики баб берут.
Тот нахмурился:
- Чё при дитю-то болтать?
- Да он похлеще тебя знает штучки! - залыбился Валерка.
Сережка, услуживая квартиранту, чуть не упал от спешки, наливая в его
таз воды. Понимающе усмехнулся Волов, потрепав мальчишку по густым
волосам. Попробовал воду. - Холодновата больно.
- Холодновата?
Сережка сконфузился. И квартирант сразу полез на попятную.
- Ну, ты, братаня, не переживай, а? - Вроде попросил прощения. - Я
плохой, выходит товарищ. Ты мне, видишь, услугу... А я, вместо спасибо...
гляди, в претензии...
- То ничего, - выходит из положения Сережка. - Взрослые завсегда
так... Вон мамке я, дядя Саша, никогда в жисть не угодил...
- Мамка у тебя неплохая. Зря ты так.
- Она неплохая - доверчивая шибко... А ты ведь сам знаешь - простота
хуже воровства.
- Так прямо и хуже! - весело прищуривается Волов. - А ну, дай, малый,
я тебе спинку-то натру. Вот так, вот этак!
Сережка кряхтит, будто взрослый.
- Да ты гляди, какой ты мужик крепкий!
Мочалка длинная, жесткая, от бредня.
- Тут некрепкий будь - так тебя враз скрутют. Тут таких много! -
Сережка охает и радостно вопит.
- Что верно, брат, то верно! Но только это не метод - драться.
- Конечно, не метод. А когда некуда деться, так и не захочешь, а
станешь!
- И в этом ты прав. Больно за разумность ты мне нравишься... Я тебе
что-нибудь хорошее хочу сделать...
На Волова нахлынули какие-то мягкие добрые воспоминания.
- Валерку-то тогда поколоти!
- За что?
- А просто так! Гляди, они тебя как подкараулят, поймают - отутюжат.
Ты у них еще не кушал красной каши.
- Небось, не отутюжат...
Много дней бегал в лес и из лесу. За дровами - туда, порожняком -
назад. Бегало восемь упряжек. От бригады Хатанзея-старика три дня бегала
со своей лучшей упряжкой Наташа. Она легко справлялась с мужской работой.
Эти поездки ему казались самыми удачными. Все как-то ладилось, все
шло будто по маслу - нагружали досхочу, в первый раз управились за сутки,
и во второй раз... Вожак косил влажным глазом на Волова, признавая в нем
старого знакомого. Наташа дорогой пела. Пурга заметала слова, крутила их в
небе, уносила далеко, и не было слышно слов, которые так хотелось ему
услышать.
После второй ходки решили сутки отдохнуть.
Наташа жила у Масловых. Видел, как из трубы дома сыплет на снег дым.
Дым пах так сладко, как пахнут волосы любимой. Перед сном долго стоял у
окна и глядел в ту сторону, откуда падает этот дым. Было холодно ногам,
они у него посинели, но он не уходил от окна. Долго лежал на постели, сон
не приходил.
Наконец, стал засыпать, умиротворенно думая обо всем на свете: о
