ты. Я подумал о тебе, я захотел с тобой еще раз встретиться. Я подумал:
все это когда-то закончится. Все это пройдет. И если ты не любишь мужа,
если ты одинока, как и я, мы могли бы надежно коротать конец. Только тебе
ведь можно рассказать, как пахнут стены и как пахнут под полом чужие
трупы...
- Я за это принесла тебе плату. Ты сделал своего хозяина идиотом. Вот
возьми. Это золото. А деньги... Они тебе положили в банк, на твой счет...
Он растерянно смотрел на аккуратный пакет - зашнурованный и
приготовленный к сбережению. Зачем ему этот теперь пакет? Он же должен
вернуться туда! И кто-то найдет его, этот пакет. Они всегда переворачивают
все, они всегда что-то у него ищут. Но он же не такой дурак...
- Я пойду, пожалуй, - сказала тихо она.
- Нет, я тебя так не отпущу. Давай помянем твою... Твое горе...
Он взял ее за руку и повел в комнату.
- Хорошо. Давай.
Он быстро настроил угощение, налил в фужеры арака.
- Нет, не надо. Налей лучше вина.
- Хорошо. Но сам я выпью эту муть.
Он налил себе полный фужер водки.
- Погоди говорить... Я хочу тебя спросить о ней.
- О ком? - Он удивленно поглядел на нее.
- О его жене... Или там невесте...
- Это мой личный враг. Она чувствует меня.
- Тебя настоящие женщины должны чувствовать. Потому ты не опускайся.
Не пей безрассудно. Ты, в принципе, человек. Если ты в таком логове...
Нет, ты человек...
- Она в последний раз науськала их на меня. Они и привели меня в ту
комнату, где пахнет мертвечиной. Она почувствовала, что я его постепенно
уничтожаю. И ей стало его жалко. Хотя, по-моему, она только играет...
- Почему они его так любят?
- Ты кого имеешь в виду?
- Ту, которую ты сопровождал в том году, когда мы впервые встретились
с тобой... Ты, по-моему тогда заговаривался. Ты рассказывал, как полез к
ней ночью. Она, ты говорил, лежала мертвенно бледная, а ты, напившись,
хотел изнасиловать ее.
- Я точно не знаю, было ли это или не было. Но во всяком случае, мне
всегда кажется, что что-то было такое... Я выключился. Не помню и помню...
- Где она теперь?
- В могиле... И любит его по-прежнему... Как безумная Ева. - Он
встрепенулся. - Если мужчина сам умеет любить... Его и любят!
- Это верно ты сказал. Значит, он умеет любить?
- Как ни странно, да. Он же поднимал ее из мертвых. И никто ему не
сочувствовал... Он же был просто человек. Он был настоящим тогда...
- Откуда же у него столько зверства к остальным?
- А может, это мои таблетки...
- Не обольщайся... Ну давай помянем мою дочь.
- Правда. А то мы заговорились... Выпили?
- Выпили молча. Так делается всегда...
- Молча, молча...
- А теперь я пойду! Может, тебе это, - кивнула на сверток, - будет
мешать? Давай пристрою? Хотя... Хотя те, кто мне это передали,
рекомендовали тебе держать это все-таки при себе... Ваша песенка спета,
Морель.
- Я знал это с самого начала.
- И, конечно, говорил ему?
- Естественно. И боялся потом, дрожал всякий раз... Эти таблетки...
Они бы в нем прикончили меня...
- Ну прощай. Не таю обиду. И ты не таи. Ты найдешь все-таки женщину.
А я боюсь потерять мужчину... Он теперь самый несчастный в мире. Нам
трудно будет с ним работать. Он тряпка... Да и ты не лучше, Морель.
- Я это знаю. Особенно, когда предаю... Эти сопливые доктора... Я их
предал, выкручивая себя...
- Это наш закон, - сверкнула она взглядом. - Прощай, Морель... Твоя
фирма работает исправно, это ты знай...
8
Ночью его разбудил стук в дверь. Он встал и медленно пошел к двери.
"Она вернулась ко мне, - лихорадочно просыпался он на ходу, - и это мое
счастье... Я ее люблю все больше и больше... Откуда это у меня? Почему я
так ее люблю?"
- Кто там?
- Открой, Морель.
- Кто ты? И как ты попал ко мне? У меня там все закрыто.
- Морель, я тебе напомню, кто я. Помнишь того самого африканца, с
которым ты пил арак? Ты еще сказал... Это было уже...
- Какого африканца? - Морель тут же, однако, вспомнил его. Этого
африканца он тоже когда-то заложил.
- Морель, ты вспомни... Мы с тобой сидели тогда... И ты захотел
водки. Ты захотел именно, чтобы был арак. Я тогда принес этот арак, и ты
долго благодарил меня.
- А как ты нашел меня?
- Это долго рассказывать. Но я тебе обязуюсь за бутылкой арака
рассказать. Ты погляди в свой светлячок, увидишь, что у меня в руках
большая бутылка арака... Я очень расстроен сегодня, Морель. Буду пить,
шуметь не обязуюсь...
- Ладно, черт с тобой. Я тебе открою. - "Зачем я это делаю?!" - Он
что-то почувствовал. "Африканец" тогда шел за тем, что из России...
Морель нажал на ключ, отодвинул задвижки и впустил того самого
африканца. Это был он. У Мореля был все-таки глаз врача. Что-то в нем,
этом африканце, было надорвано, надломлено. И он это тоже заметил.
"Догадался ли он, что я его тоже заложил?"
Африканец хромал, припадая на левую ногу.
- Есть у тебя где помыться, Морель? - спросил африканец, осматривая
апартаменты бегло, но цепко.
- Да. А туалет - рядом. - И он кивнул в дальний коридор. - Там
найдешь и свежее белье.
- Спасибо.
Он вернулся примерно через полчаса. Был чист, убран. И Морель
вспомнил себя, когда приехал в первый раз в эту страну, и они его
вербовали на чужой квартире. Он тогда - дурачок... Мало за себя запросил.
Напился, и они без него, по сути, решили его судьбу. Разве нельзя было с
ними поторговаться? Но что надо этому африканцу?
- Морель, ты слышишь меня, - сзади доктора раздался голос африканца,
- ты тогда меня продал, Морель. Ты не подумал и продал. И я тебя не
прощаю, Морель...
Личный врач Адольфа Гитлера повернулся удивленно в сторону, откуда
доносился голос африканца. Он стоял, облокотившись на стол, в руках у него
был пистолет. - Мне тогда не поверили. Не поверили, что ты - враг нации. И
ты видишь, что не поверили зря. Меня вытолкали из нашей вонючей теперь
столицы. Я отведал все, был фронт. Так отведают все те, двое... Они сейчас
едут той дорогой, которой я ехал, когда меня обвинили во лжи... Ты тайно
возвращался отсюда и вредил нации...
- Что ты хочешь? - спросил Морель. Он стал будто ниже. - Говори.
Потом скажу я. И потом, если захочешь, выстрелишь мне в голову. Только не
промахнись, как эта фанатичка Юнита Митфорд.
- Ты боишься паралича?
- За мной некому ухаживать.
- А она? Которая вышла от тебя?
- Это она и не закрыла?
- Нет, она закрыла все как положено. Это просто для меня нет
ничего... Впрочем, я не хочу слушать тебя. Я заработал то, что лежит у
тебя на столе. Я заработал...
- Послу...
Он не договорил. Он не понял, что же произошло. Он скорее
почувствовал, что убит, убит метким выстрелом. Он тогда, - хотел крикнуть,
- не продавал. Просто они всякий разговор фиксировали. И африканец сам
виноват, что напросился на беду... Но он уже всего этого сказать не мог.
Грузное его большое тело медленно опускалось к пустым бутылкам арака.
Предатель, - хотел он еще прошептать. Но тоже уже у него не нашлось сил,
чтобы это прошептать.
- Жалко, жалко... - Он все-таки это мог сказать, ибо к этому он
добавил: - Жалко... Женщина...
