старой крепости, кругом которой разбросаны были поросшие растениями камни.
Все это было заброшено и, очевидно, нечего было опасаться стражи. Вдоль
набережной стояли лодки, вытащенные из воды, и разгуливал народ. Несколько
больших кораблей покачивалось на якорях на реке. На Джека и мальчиков
почти не обратили внимания, и только несколько юных туземцев занялись их
осмотром.
- В этом городе замечательно то, что он очень чистый! - сказал Нед.
Остальные подтвердили его слов.
Действительно, город отличался чистотой, что вообще не составляет
характерной черты городов и селений Южной Америки. Как и в других местах,
жители были католического вероисповедания, и церковь, стоящая в зеленом
сквере, была так велика, что могла вместить до тысячи людей.
Трое наших путешественников шли дальше и дальше, осматривая все, что
только бросалось им в глаза. С двух до четырех часов в Сантареме
прекращаются все дела, так как это самое жаркое время дня. В эти часы все
торговцы и вообще все население предается отдыху, обычному в жарких
странах. Но отдых кончился как раз к тому времени, когда Джек и мальчики
причалили к берегу, и снова началась обычная беготня и суета.
Мальчики прошлись вдоль главной улицы города и видели много
интересных и новых для себя сценок. Так как приближалось послеобеденное
время, то население высыпало на улицу и сидело перед своими домами,
покуривая, сплетничая и играя в шашки. Повидимому, все были так счастливы,
как только можно этого желать. Замечательно то, что женщины попадались
очень редко. Объяснялось это тем, что в Сантареме господствует еще старый
бразильский обычай, запрещающий женщинам показываться на улицах. Мальчикам
хотелось бы остаться в Сантареме на ночь, чтобы осмотреть также индейскую
его часть, но капитан Спрогель намеревался отплыть в Тапайос рано утром, и
благоразумие одержало верх над их любознательностью: они вернулись в лодке
на "Исследователь" и здесь, бросившись в свои гамаки, проспали здоровым
сном до самого утра.
- Это интересное место, - заметил Ардара, покуривая трубку вместе с
Джеком Блокли на палубе. - Я много раз бывал здесь. Народ тут очень
гостеприимный и рад посетителям. Я ходил молиться в церковь и видел там
прекрасную плиту на одной стороне. Это пожертвовал Марциус, ученый
мореплаватель и дворянин, которого послал в Бразилию Максимилиан, король
Баварский, пятьдесят лет тому назад. Он спасся почти от верной смерти,
когда плыл по реке в ужасную бурю, и вот в благодарность за свое чудесное
спасение поставил в 1846 году эту плиту в церковь.
- Он поступил, как настоящий дворянин, - сказал Джек. - А то
большинство людей дают всевозможные обеты, пока находятся в опасности, но
после скоро забывают о них, как только небо над ними проясняется!
- Но этот Марциус, рыцарь, оказался не таким неблагодарным, как
другие, и я очень рад этому. И не только плиту он пожертвовал, а и
позолоченную статую распятого Спасителя, в человеческий рост величиной. Он
стоит на кресте из дерева. На плите есть и объяснение, по какому случаю
поставлена здесь статуя и крест.
- Что, в городе нет никаких волнений?
- В нем спокойно, насколько это только возможно. Тут есть полиция, на
обязанности которой лежит наблюдать за порядком, и которая докладывает обо
всем шефу полиции в Пара: есть и шерифы, и констебли, и правильно
устроенный суд.
- Какова индейская часть города?
- Она лежит вон там, где огни отражаются в воде. Население ее мирное
и добродушное, и я никогда не слыхал, чтобы оно устраивало смуты, да если
бы это и случилось, то власти наверное подавили бы волнения. Индейцы
бедны, и жалкие домишки их ничего не стоят в сравнении с другими.
- Откуда пришли сюда эти индейцы?
- Никто не знает этого наверное, но я думаю, что это иезуитские
миссионеры первые собрали в эту местность индейцев - потомков тех, которые
пришли с дальнего севера, вероятно, из Венесуэлы. Их было много, и они
отличались силой, наводившей страх на прочих индейцев.
- Двести лет тому назад миссионеры переселили их на это место;
столько же лет и той старой крепости, развалины которой вы видели. В 1750
году здесь было несколько сотен индейцев, и начали приезжать португальские
торговцы. Они стали разводить плантации какао и кофе, а спустя четыре года
город получил свое настоящее имя.
- Меня просто поражает, как много знаете вы о вашей стране и ее
народе! - сказал восхищенный Джек.
- Пока я был дома, я много читал, но не больше, чем тысячи других
людей. Я полагаю, что всякий человек обязан знать историю своей страны.
Этот город Сантарем пережил тоже и тяжелые времена. Так, в 1773 году
мундурукские индейцы тучами устремились на деревни и поселки и разграбили
их все, кроме Сантарема. Здесь была отчаянная битва, продолжавшаяся
несколько дней, но в конце концов горожане отстояли свой город и прогнали
неприятелей. Вскоре после того наступили мирные времена, и туземцы
сделались лучшими друзьями белых.
- Я думаю, белым было не трудно справиться с ними?
- Не очень-то. В 1835 году было крупное возмущение. Сантарем
взбунтовался, но мундуруские индейцы присоединились к мирной половине
граждан и прогнали бунтовщиков. Они представляют теперь как бы железную
стену между поселенцами и дикими индейцами, которые в противном случае
делали бы нападения на плантации, не будь здесь мундуруков. Когда я в
последний раз был в Сантареме, туда явился один из мундурукских вождей,
весь татуированный и разукрашенный перьями. И с ним обошлись точно с
принцем, так как всем известно, что он такой же верный друг города, какими
были и его предки.
Так разговаривали Ардара и простодушный Джек, пока не стало поздно, и
они не улеглись спать.
16. ВВЕРХ ПО ТАПАЙОС
Утро, в которое маленький пароход "Исследователь" плыл по темным,
прозрачным водам Тапайос, было такое прекрасное, какого мальчики еще не
видали с тех пор, как оставили Макону. На небе не было ни облачка, и
нежный ветерок, вызываемый движением парохода, облегчал слишком удушливый
жар.
- Если только погода не переменится, - сказал Гарри, с сомнением
глядя на голубое небо, - то нельзя желать ничего лучшего!
- Я не думаю, чтобы сегодня был дождь, - заметил Ардара, внимательно
всматривавшийся в течение нескольких минут в небо. - Но что касается
погоды в этих широтах, то про нее можно только сказать, что она отличается
удивительной переменчивостью, так что никогда нельзя ничего предвидеть в
этом отношении заранее!
По мере того, как пароход двигался вперед, река то расширялась, то
снова суживалась. К югу лежали туманные холмы Диамантины и Панамы,
вырисовываясь на лазури неба. Утесы из белой глины, песчаное прибрежье и
скалы чередовались по обеим сторонам в то время, как пароход прокладывал
себе путь по реке Тапайос к таинственным лесам, которые, казалось,
собирались преградить дорогу смелым исследователям.
Они прошли широкую реку, вливавшую в Тапайос такие же желтые волны,
как и в Амазонке. Эта река, известная под именем Фуро-де-Арапихуна
(Furo-de-Araphuna), спускается с севера и представляет на самом деле рукав
настоящей реки, простираясь между нею и Тапайос и принося с собой так
много осадка, что из него образовалась уже порядочная насыпь, далеко
вдающаяся в проток реки.
- Мы будем плыть всю ночь? - спросил Нед Ливингстон, направляясь в ту
часть парохода, где Ардара и Джек Блокли курили трубки, точно два брата.
- Нет, - был ответ, - капитан Спрогель мог бы безопасно плыть и
ночью, так как река глубока и широка и останется такой еще на значительном
протяжении, но, при самых лучших условиях, ночью представляется больше
опасностей. Нам нечего торопиться. Пройдут, быть может, месяцы прежде, чем
мы вернемся в пару, и нам выгоднее выбирать медленный, но верный путь.
Таким образом простая осторожность заставляла капитана Спрогеля не
плыть в течение ночи, и если бы он поступал иначе, то его нельзя было бы
оправдать.
- Если хотите, - сказал Ардара, - то мы сойдем на берег и
расположимся там на ночь лагерем, вместо того, чтобы оставаться на
пароходе.
Мальчики были в восторге от этого предложения, так как, хотя у них
было отличное помещение на пароходе, им нравилась всякая перемена, да и в
перспективе провести ночь на берегу было слишком много романтической
прелести. Виды, открывавшиеся в течение дня, представляли мало
разнообразия. Леса по правую и левую сторону сменялись иногда лесистыми
холмами, низинами и песчаными береговыми отмелями, но не было ничего, что
бы поражало взор.
Капитан Спрогель направил пароход к берегу и бросил якорь,
намереваясь остаться здесь до следующего утра. Было еще довольно раннее
послеобеденное время, и вся компания наших путешественников выкупалась в
прохладных водах Тапайос. При этом все весело дурачились и проделывали
всевозможные штуки друг с другом. Матрос, родившийся в Патагонии, Ардара и
Джек Блокли оказались лучшими знатоками по части плаванья, хотя Гарри
Норвуд отличался особенной ловкостью, поворачиваясь с такой быстротой, что
его не могли догнать. Затем, после раннего ужина, занялись устройством
лагеря, который поспел еще до наступления сумерек. Мальчики и Ардара
собирались спать на берегу, между тем, как Джек и остальные предпочитали
свои удобные койки на пароходе.
- Нам надо повесить свои гамаки между деревьями! - сказал Ардара.
- Зачем?
- Чтобы предохранить себя от всяких животных, хотя и мало вероятия,
что они будут беспокоить нас ночью!
Гамаки повесили на деревья у самой воды. Они были на высоте двадцати
футов от земли - достаточно высоко, чтобы до них не могли добраться дикие
звери. Костер ярко горел весь вечер, пока мальчики не почувствовали себя
усталыми и не полезли со всеми предосторожностями в свои импровизированные
постели.
У Гарри и Неда даже немного закружилась голова, когда они взглянули
из своих гамаков на костер, горевший далеко внизу под ними. Казалось,
одного неосторожного движения достаточно было, чтобы упасть с такой
страшной высоты и убиться до смерти. Но, обсуждая положение дел со всех
сторон, они кончили тем, что крепко заснули.
Ардара обратился к ним с каким-то вопросом, но, не получив ответа,
закрыл глаза и задремал. Все трое забылись самым безмятежным сном.
Пароход, стоявший на близком расстоянии от берега и омываемый мягко
ударявшими в него волнами, тоже, казалось, отдыхал после усилий,
потраченных на борьбу с сильным течением реки на протяжении многих миль.
Лагерный костер слабо догорал, когда из чащи леса неожиданно
вынырнула темная фигура. Неслышно, как тень, обогнула она лагерь,
оставаясь все время вне площадки, освещенной тлеющими головешками.
Казалось, она желала сначала удостовериться, безопасно ли выполнить
какой-то злонамеренный план по отношению к спящим на деревьях. Нескольких
минут было достаточно, чтобы убедиться, что все обстоятельства
благоприятны, и затем она начала лезть на то дерево, где безмятежно спал в
гамаке Гарри Норвуд.
17. ЗЛАЯ ШУТКА
В Бразилии целых шестьдесят разновидностей обезьян. Все они очень
быстры, ловки, склонны ко всевозможным проказам и часто доставляют массу
неприятностей путешественникам, странствующим по огромным лесам этой
местности.
Одна из таких обезьян и вышла из леса, покрывавшего берег Тапайос,
