лицу и потому она особенно пугает. Как пугает мгла проснувшегося посреди
ночи ребенка.
Над плечом центуриона треснуло раздробленной щепой. Воротца, возле
которых он стоял, жалобно скрипнули. Он поднял взор, глазами задержался на
крохотном отверстии, проделанном в дереве.
Вот оно что!.. Предводитель центурии враждебно прищурился. Рукой
провел по шероховатой поверхности бруса. Толстое дерево оказалось
продырявленным навылет. Это было действительно серьезно! Он невольно
пригнул голову и внимательно осмотрелся. Хлопки доносились уже со всех
сторон. Что-то они, значит, проморгали. Почему врагов так много? Или к
атакующим присоединились жители? Эти жалкие, ни на что не способные
рабы?..
Один из оптионов возбужденно замахал руками, указывая в небо.
Центурион проследил за его взглядом. Разумеется! Этого следовало ожидать.
Жуткие стрекозы возвращались.
- Лучников и пращников за щиты! Всем укрыться возле изгородей! И не
высовываться!
Центурион юркнул под прикрытие забора, на ходу пытаясь прикинуть
возможные варианты сражения. Увы, мудрого Фаста рядом уже не было. Теперь
все решения приходилось принимать в одиночку. Впрочем, события сами
диктовали необходимую стратегию.
- Солоний! - центурион бросился в дом. Один из воинов кивнул наверх.
Там. Взбежав по крутой лестнице на второй этаж, военачальник увидел
оптиона. Клодий был тут же. Стоя возле окна, он что-то горячо доказывал,
оживленно жестикулируя руками.
- Никаких черепах и шеренг! Я возьму своих людей и зайду к ним с
тыла. Они и пикнуть не успеют. Взгляни, если двигаться вдоль тех кустов, а
потом через сад...
Центурион незаметно зашел ему за спину, глазами оценивая предлагаемый
маршрут.
- Так и сделаем, - сказал он, перебивая Клодия. Оба оптиона
вздрогнули.
- Бери лучших фехтовальщиков и атакуй этих бестий. А ты, Солоний,
займись стрелками. Отыщи всех, кто владеет луком или пращей. Сейчас они на
вес золота. Самых метких на крышу, остальных на дорогу. И к каждому
приставить по паре воинов со щитами.
Оба оптиона враз мотнули головами. Он не говорил им ничего нового. К
тем же решениям они пришли бы вполне самостоятельно, но когда собственное
проговаривается начальником, это уже совсем иное. В данном случае
совпадение дает наибольший эффект. Самоуважение подпитывает уважение и
наоборот.
- Я поместил наблюдателей на крышу, - сообщил Солоний. - О всех
перемещениях неприятеля они тут же будут сообщать вниз.
- Хорошо. Но не обольщайся, этот дом мы оборонять не будем. Их
слишком много, и осады нам не выдержать.
- Значит, будем прорываться? - у Клодия зажглись глаза. Смуглый
нахмуренный воин враз преобразился, превратившись в малолетнего задиру.
- Вполне возможно, что мы двинемся прямо за тобой. Так что
поторопись.
Молодой оптион бегом устремился к дверям. Солоний проводил его
завидующими глазами.
- Что делать нам? - поинтересовался он.
- То, что я сказал. А потом будем ждать. Смотреть и ждать. Когда
начнет Клодий, начнем и мы, - центурион по-прежнему не допускал и мысли о
возможном поражении. Победа была единственным его желанием. Иного он не
понимал.
Уже через минуту, распоряжения его торопливо исполнялись, а сам он
стремительным шагом обходил дворовые постройки, прикидывая шансы
теперешней их позиции на отражение возможного штурма. Увы, двор не был
крепостью, а дом не походил на цитадель, но ничего лучшего им не
предлагалось.
Чуть погодя, центурион вновь сидел возле изгороди, глазами припадая к
широкой щели.
Кое-что снова изменилось. И прежде всего - поведение атакующих. Во
всяком случае приближались они уже не столь резво. В решимости бегущих
стала проглядывать явная настороженность. Они чаще крутили головами,
озираясь. В то время, как одни из них вжимались телами в землю, другие
совершали короткие перебежки. Со стороны пашни тоже приближалась густая
толпа, но эти наступали иначе. Центурион способен был ценить умелого
врага, а в скоординированном передвижении компактных отрядов чувствовалось
зловещее мастерство. В этом, кстати, тоже заключалось пресловутое отличие
воина от раба... Центурион некстати припомнил беседу с Фастом - беседу,
так и не завершенную.
Короткого этого воспоминания хватило, чтобы привести его в состояние
свирепого раздражения. Но на этот раз военачальник злился уже на самого
себя. Нет ничего хуже, чем сомнения накануне боя...
Шмелем прогудевшая над головой стрела прочертила пологую траекторию,
ткнувшись в дорогу перед приближающимся противником, задрожала оперением.
Наступающие послушно залегли. О смерти они знали не понаслышке и к старухе
с косой питали пугливое почтение. Лучники, впрочем, тоже перестали
суетиться, предпочитая высматривать и выжидать. Выжидал сейчас и он. Все
необходимые распоряжения были отданы, и вот-вот в тыл атакующим должен был
ударить отряд Клодия. А когда в ход пойдут мечи и кинжалы, многое сразу
переменится.
С неба вновь загремел каркающий голос. Центурион зло вскинул голову.
Пращники на крышах чуть приподнялись, встав наизготовку. Но на этот раз
летающие чудовища изменили тактику. Одна из стрекоз садилась где-то у
леса, где копошилось множество фигурок, две оставшиеся стремительно
пикировали на дворик. Не дожидаясь команды, пращники завращали кожаными
ремнями. А в следующую секунду центурион зарычал от восторга. Камни
угодили в полупрозрачный лоб ведущему насекомому, и, дав заметный крен,
оно круто начало разворачиваться, чуть было не столкнувшись с соседом. Еще
пара камней ударила вдогонку, заставив лопнуть одну из глазниц врага.
Чудовище спешно набирало высоту. Радоваться, однако, было рано. Вторая
стрекоза успела зависнуть прямо над домом.
В горле у центуриона запершило от клубящейся пыли. Он не слышал
собственного голоса. Каркающие фразы тоже прекратились. Зато что-то
шевельнулось по краям бочкообразного туловища, и косые, яростные вспышки
ударили вниз. На глазах центуриона расположившихся на крыше пращников,
единым тугим смерчем смело с ног. Продырявленный щит гудящим колесом
ударился о землю, прокатившись по двору, застрял между досками забора.
Стрекоза тяжело разворачивалась, и, вторя ее движению, по утоптанному
грунту, по стенам двухэтажного здания огненным плугом проходила смерть.
Лишь краешком она коснулась изгороди, но и этого легкого касания хватило,
чтобы уничтожить зыбкую конструкцию. В воздух взметнулись глиняные комки,
щепки, ссохшаяся кора. Сжав челюсти, центурион ждал, когда смерч накроет и
его, но этого не случилось. Целый и невредимый, он продолжал стоять возле
разбитых ворот, наблюдая, как грязными гейзерами вспухает земля, дерном
выворачиваясь наизнанку, как с побелевшими лицами падают и умирают
преданнейшие из его людей.
В один короткий миг он внезапно осознал, что все кончено. Слишком
неравными оказались силы. Одна-единственная центурия не в состоянии была
противостоять миру, облаченному в панцирь из металла. Они сделали все, что
было в их силах, и никто был не в праве упрекнуть легионеров за
недостаточное рвение, за трусость, за попытку отступить перед очевидной
силой.
Человек с пропыленным лицом, в пятнистой и незнакомой одежде, сжимая
в руках нож, вышел из-за забора. Он глядел на центуриона прямо и не
моргая, и было ясно, что он явился сюда именно за ним. В нем угадывался
воин, и центурион привычно встал в боевую позицию. Во всяком случае теперь
они могли драться на равных. Сделав ложный выпад, военачальник тут же
отступил назад. Сбоку сунулся кто-то из легионеров, но он отогнал его
движением руки. Здесь не было оружия, убивающего вспышками и хлопками, и
все должно было решиться в честном поединке.
Гортанно выкрикнув непонятное, человек в пятнистом скакнул вперед и
взмахнул ножом. Центурион без труда парировал удар мечом, но неожиданно
очутился на земле. Человек действительно умел драться. Ножом он только
отвлек внимание, ударил же при этом ногой. Запоздало почувствовав
болезненный отклик в ребрах, центурион тут же вскочил. Теперь он знал по
крайней мере, чего ждать от пятнистого воина. Они снова сошлись. Дважды
сталь ножа лязгнула о лезвие меча. Силы противников были приблизительно
равные, но разительно отличался опыт ведения боя, техника атаки, обманные
движения. Человек повторно ринулся вперед, и повторно от безжалостного
пинка в живот военачальник упал на землю. Но, падая, он не остался
безнаказанным. Меч успел скользнуть вниз, перебив колено противника.
Человек в пятнистом со стоном осел. Поднявшись, центурион шагнул к нему и
приставил острие к горлу поверженного врага. Оба хрипло дышали, глядя друг
другу в глаза.
- Я победил, - шепнул центурион. - Ты понял меня? Я не знаю, кто ты -
титан или сын титана, но я победил тебя...
Он не договорил. Рев и грохот смешались воедино. Смерч ворвался во
двор, в считанные секунды сделав мир пыльным и непрозрачным. Центуриона
отшвырнуло к сарайчику, что-то затрещало над его головой и стало рушиться.
Прикрыв голову, он метнулся в сторону и грудью ударился о забор. Опустив
глаза, с недоумением обнаружил, что сжимает в руках продырявленный щит. Он
попытался было шагнуть к останкам ворот, но не сумел даже пошевелиться.
Что-то снова начинало твориться вокруг...
В искры разметало оба костра, от вездесущего черного пепла стало
темно и душно. Дважды со страшной силой толкнуло в спину, и, задыхаясь, он
уже не видел ни стрекоз, ни улицы, ни своего недавнего противника. Все
заволокло густым сажистым смрадом. Но дело этим не исчерпывалось.
Невидимая ладонь великана подхватила центуриона, с лютой злобой швырнула о
землю. Не успел он перевести дух, как та же рука, сжавшись в кулак,
принялась наносить по телу удары. Подобно дрожащему от напряжения гвоздю,
он уходил в рыхлую почву, стопами утрамбовывая сопротивляющийся грунт.
Удары прекратились, и тут же откуда ни возьмись налетел ураганный ветер.
Растопырив руки, перхая от забившего горло песка и пепла, центурион падал
и снова вставал, пытаясь удержаться на земле, не дать бешеным порывам
утянуть себя к тучам. Щит вырвало из пальцев и унесло во тьму. Совершенно
неожиданно посыпал дождь, быстро превращаясь в ливень. В считанные секунды
воздух очистился от дымной разъедающей пыли. И так же стремительно дождь
прекратился. Военачальник открыл глаза и с трудом втянул в себя порцию
воздуха. Легкие отозвались колючей болью. Атмосфера казалась раскаленной.
Кое-как он огляделся. Болела шея, болели плечи. Полузанесенные мокрым
пеплом, вокруг лежали его легионеры.
Мир снова изменился. Исчезли гигантские стрекозы, исчезло селение.
Собственно говоря, исчезла даже земля. Ноги центуриона утопали в жирном,
обжигающем пепле. Громовые раскаты сотрясали пространство, а исполинских
размеров факелы заливали долину пляшущим багровым светом. Пламя их било
неровными всплесками, отчего долину невозможно было объять взглядом. Она
предстала перед ними хороводом теней, поверхностью чужой, раскаленной до
красна планеты.
И только теперь центурион понял... Все начиналось именно сейчас!
Небеса вновь разверзлись, и их, погибающих от подлого оружия титанов,
перенесло сюда, в главную цитадель ада. Великана легче поразить в сердце,
и сердце это находилось здесь. Где-то в этих местах Эреб вырвался из
подземелья, полчищами разноликих чудовищ начал расползаться по земле...
Был день, и было темно. Выл ветер, но он не нес прохлады исстрадавшимся
