Впрочем, положения это не спасало. Ученый-маньяк приближался к нему, и
отступать было некуда. В распоряжении Монга находилась лишь недалекая
протяженность стола. Бросившись к противоположному краю, комиссар на ходу
перепрыгнул через золоченую пепельницу, боднул плечом фарфоровую вазу и
под звон разлетающихся осколков затормозил перед пугающей пропастью.
Это был конец! Стол оказался западней, не имеющей выхода.
Озираясь, Монг внезапно рассмотрел среди письменных приборов
собственный револьвер. Действительно! Ведь этот недоумок выудил его из
корзинки! А оружие - это все-таки оружие...
Еще не зная в точности, что собирается предпринять и не дожидаясь,
когда Горбик обойдет стол, комиссар сделал рывок. Он торопился, как
никогда. Его "Полицейский-Специальный" всегда был на боевом взводе, - все,
что ему следовало предпринять, это лишь навести оружие на цель и нажать
спуск. Малость, от которой зависела сейчас столь многое...
Лишь подбежав к револьверу, он понял, что ничего из его замысла может
не выйти. Роковые секунды бежали, сливаясь в гибельные минуты. Он
уменьшался, и ему было не поднять оружие уже и двумя руками. И все же...
Он зыркнул в сторону спешащего к нему Горбика и всем телом навалился на
револьверную рукоять. Подобием карусели оружие развернулось стволом в
направлении опасности. Времени на то, чтобы проверить правильность
наводки, практически не оставалось. Наклонившись вперед и, словно гребец
ухватившись за металлическую дугу спуска, Монг напряг спину. Что-то
поддалось в стальной конструкции, и ахнуло так, что на мгновение он
потерял сознание.
Звон в ушах и проявление из небытия далекого потолка... Отброшенный
револьвером, комиссар лежал на спине и, повернув набок голову, мутным
взором наблюдал, как верещит у стены Горбик. Полоумный ученый зажимал
руками кровоточащий бок, обезьянье личико его бледнело на глазах. Впрочем,
и полицейский чувствовал себя не лучше. От "орудийной" отдачи ныла каждая
косточка, тело, должно быть, превратилось в сплошной синяк. Он не
сомневался, что умрет немедленно, и потому с изумлением ощущал, что вместо
смерти к нему постепенно возвращаются силы. Сознание прояснялось, а боль
утихала. Это было что-то новенькое, но времени на подробный анализ у него
не было. Монг сел и осторожно провел ладонью по голове. Кажется, все было
цело. Тем меньше ему следовало здесь отлеживаться. Выстрел без сомнения
услышали в коридоре, - необходимо было поторапливаться.
Равнодушно проследив, как поскуливающий Горбик крючится на полу,
подтягивая к груди острые коленки, полицейский неуверенным шагом заковылял
обратно - к тому самому креслу, в котором еще совсем недавно в состоянии
был сидеть.
В дверь часто забарабанили. С той стороны кто-то громко и
требовательно кричал. Задержавшись на секунду, Монг оценивающим взглядом
прошелся по замку и дверным петлям. Любитель антиквариата, Байяр и здесь
не поскромничал. Дубовая, разукрашенная затейливой резной росписью дверь
творилась в старые добротные времена, когда дома в самом деле
подразумевали собой крепость, а двери предохраняли не только от
сквозняков, но и от лихих непрошенных гостей. Во всяком случае было ясно,
что так просто людям Байяра эту преграду не выломать. Да и побоятся они
ломать ее, - бросятся скорее всего искать ключ или какой-нибудь инструмент
поделикатнее. Все-таки любимый антиквариат босса...
Комиссар с содроганием оглядел свое кукольное тельце и представил,
как все они, ворвавшись в кабинет и сгрудившись вокруг стола, станут
показывать на него пальцами и гоняя щепочками, словно таракана, будут
терпеливо ожидать полного его исчезновения. Или же, подгадав под желаемый
размер, попросту раздавят пальцем, как какого-нибудь клопа. Комиссар
скрежетнул зубами. Ну уж нет! Не дождутся!.. С яростью обреченного он
закрутил головой. Окна! Вот где выход! Роскошные шторы, окаймленные
бархатными кистями, спускались до самого пола. За остановившимися
лопастями вентилятора простиралась свобода.
В мгновение ока он перепрыгнул на кресло, а оттуда на остро пахнущие
воском паркетины. По кисточкам штор, словно по веревочной лестнице, Монг
взобрался до уровня вентилятора и, раскачавшись, уцепился за шероховатый
брус рамы. Пробраться между лопастями вентилятора не составило особого
труда. Озирая раскинувшуюся перед ним даль, комиссар перевел дух.
Он сидел, свесив ноги, вдыхая запахи морского, набегающего издалека
ветра, но радости не ощущал. Второй этаж и далекие ярко-розовые от
цветочных бутонов клумбы особого энтузиазма не внушали. Если голова
комиссара кружилась от высоты, открывающейся с письменного стола, то тут
впору было подобно кисейной барышне упасть в обморок. Впрочем, падать
предстояло бы как раз в эту самую бездну, и, еще крепче вцепившись в
бронзовую скобу для рамного шпингалета, Монг в бессилии шептал слова
проклятий. Было ясно, что он не в состоянии спуститься вниз по
вертикальной стене. К числу скалолазов комиссар не принадлежал...
За спиной застонала выламываемая дверь. Металлический запор, не
выдержав, отлетел в сторону, застучали шаги, и комиссар услышал отрывистую
команду Байяра. Пока они еще только возились с телом Горбика, но очень
скоро вспомнят и о нем. Выбора не оставалось. Толкнувшись от рамы руками,
полицейский беззвучно полетел к земле, в пестрые джунгли из цветов и
травы.
* * *
Лежа под прикрытием распустившихся цветов, он тщетно пытался
сообразить, почему остался цел и невредим. По человеческим меркам с
поправкой на его нынешний рост он пролетел не менее двадцати этажей. Без
малого небоскреб! Верная смерть в том прежнем привычном ему мире. Однако
он был жив и более того - чувствовал себя вполне сносно. Боль в груди и
ребрах окончательно утихла, ноги с позвоночником больше не ныли. Глядя в
синее, просвечивающее между цветочными бутонами небо, Монг меланхолично
размышлял. Может, это было связано с тем, что происходит сейчас с его
организмом? Упоминал же Горбик что-то о повышающейся живучести. Организм
спасает себя от вируса и спешно самосовершенствуется. Чем меньше, тем
надежнее и крепче. Тем тверже кости и прочнее связки...
Сев, комиссар с осторожностью ощупал себя. Кожа, мышцы, кости... Он
был все тем же сорокадвухлетним мужчиной. Стало быть, сумасшедший Горбик
не лгал про сохранение пропорций. Тело действительно испаряло атомы и
продолжало уменьшаться. Менее стремительно - потому что соблюдался
экспотенциальный закон... А что будет с ним через двадцать минут? Через
час?.. Комиссар ощутил под сердцем жутковатый холодок. Кажется, ученый
говорил что-то о шести-семи часах? Стало быть, столько ему отмерено жить?
По крайней мере в ЭТОМ мире и в этом измерении. И значит, именно в эти
шесть или семь часов он еще имеет шанс переиграть шайку Байяра.
Комиссар порывисто вскочил на ноги и чуть не заплакал от досады.
Макушка его едва доставала до самого низенького цветочка. Он успел
уменьшиться еще на пару-тройку сантиметров.
В который раз Монг обругал себя за тот необдуманный, почти
мальчишечий порыв, что подвигнул его на эту авантюру. Старый осел! Решил
поиграть в шпионов с магнатом трансурановой империи! Вот и приходится
теперь расхлебывать! Ни друзей, ни соратников, а вся немудреная экипировка
осталась в руках бандитов. Хотя будь у него сейчас даже миниатюрная
радиостанция, он навряд ли сумел бы ею воспользоваться...
Бездумно раздвигая стебли, полицейский побрел, не особенно выбирая
дорогу. Солнце проглядывало сквозь зелень и снова исчезало. Создавалось
ощущение, что бредет комиссар по густому хвойному лесу, только земля была
странной - какой-то кочковатой и крупнозернистой. Кажется, Монг начинал
постигать тайну собственной повысившейся живучести. Секрет заключался в
изменившемся весе. Ступая по этой странной земле, он не продавливал ее ни
на миллиметр. Естественно! Мудрено было бы разбиться!.. Может ли разбиться
птичье перо, опустившееся на землю? Впрочем, до веса пера он еще не дошел.
Пока не дошел...
Вздрогнув, он повернул голову. Чутье подсказало о близкой опасности,
и комиссар внимательно вглядывался в окружающее, позволяя неведомому
противнику первому обнаружить себя.
Черт! Неужели обыкновенная лягушка?!.. Он разглядел притаившееся под
листом подорожника земноводное и окаменел, словно громом сраженный.
Невзрачная лягуха напоминала усеянного бородавками бегемота. Выпуклые
глаза пристально следили за человеком, мускулистые лапы с грязноватого
цвета перепонками между вытянутыми пальцами готовы были в любой момент
взметнуть складчатое тело в высоту. Принюхавшись, Монг изумленно осознал,
что явственно чует и запах земноводного. Нечто кисловато-болотное - с
ряской и чем-то еще замешанным на воде и давленных насекомых. Огромная
пасть лягушки чуть приоткрылась, и Монг ожил. Вероятно, лягушка не могла
всерьез угрожать ему, но медленно шаг за шагом комиссар стал отступать в
тень цветов. Когда стена зарослей скрыла земноводное из виду, он утер
взмокшее лицо и улыбнулся дрожащими губами. Подумать только, - он
испугался обыкновенной лягушки! А ведь кроме них здесь есть еще птицы и
мыши, змеи, пауки, ящеры! Одна "черная вдова" чего стоит! Если яда ее
хватает взрослому человеку, то что уж говорить о нем...
Мозг по-прежнему отказывался воспринимать окружающее трезво и
спокойно. Да и о каком спокойствии могла идти речь? Слишком уж
стремительно происходило его жутковатое перевоплощение. Это можно было
сравнить лишь со страшным сном, болезненным бредом, галлюцинациями,
навеянными переизбытком опиумной отравы. Помотав головой, комиссар впервые
подумал о том, что, возможно, мгновенная смерть от пули или того же
падения была бы для него предпочтительнее. Гигантские цветы, лягушка - все
это являлось только прелюдией. Не превратятся ли его последние шесть-семь
часов в мучительную агонию?
Ойкнув, он отскочил в сторону. Жук, размерами напоминающий крупную
черепаху, чуть было не сомкнул на его ступне клешнястые челюсти. На
пораненной лодыжке алыми каплями выступила кровь. В ярости занеся кулак,
Монг шагнул к жуку и остановился. Он всерьез усомнился, а будет ли толк в
его атаке. Панцирный щит насекомого выглядел достаточно прочно.
Поколебавшись, Монг подхватил с земли сучок и с силой ткнул в усаженную
двойными челюстями голову. После второго толчка насекомое опрокинулось на
спину и заегозило в воздухе мохнатыми лапками. Оно тщетно пыталось
вернуться в исходное положение. Ощутив некую тень удовлетворения, комиссар
продолжил путь. Увы, с каждой минутой мир видоизменялся, а он продолжал
"таять". Шаги превращались в шажочки, а расстояние удлинялось. В отношении
размеров он окончательно запутался. Пространство, в котором он разгуливал,
было настолько чужим, что оценивать затянувшиеся перемены становилось
сложнее и сложнее.
Вооружившись обугленной спичкой, Монг шагал по бугристой почве,
словно старец-бродяга, опирающийся на клюку, задирая голову на шумливых
пчел, с опаской наблюдая за семенящими взад и вперед муравьями. Вероятно,
осторожничать не имело смысла. Что в сущности значили для него - эти
жалкие несколько часов? Однако комиссар продолжал тщательно взвешивать
меру риска, держась постоянно наготове, вглядываясь в цветочные джунгли с
напряжением первопроходца. Инстинкт самосохранения оказался сильнее
разума, и, когда, подминая высокие травы, совсем близко от него тяжелым
