Пол Андерсон. Самое долгое плавание
Пол Андерсон.
Самое далекое плавание.
Poul Anderson. The Longest Voyage (1961).
О небесном корабле мы впервые услышали на острове, который местные
жители называли Ярзик или как-то в этом роде: язык уроженцев Монталира
плохо приспособлен для таких варварских звуков. Это случилось почти через
год, после того как "Золотой скакун" отплыл из порта Лавр; к тому времени
мы обошли, по нашим подсчетам, уже полсвета. Днище нашей бедной каравеллы
обросло таким толстым слоем водорослей и ракушек, что даже на всех парусах
она едва тащилась по морю. Питьевая вода, еще оставшаяся в бочках, зацвела
и протухла, сухари кишели червями, у некоторых матросов уже появились
признаки цинги.
- Нам нужно где-то пристать к берегу, придется рискнуть, - сказал
капитан Ровик. Помню, как глаза его сверкнули, как он погладил свою рыжую
бороду и пробормотал: - Давно мы никого не расспрашивали о Золотых
городах. Может, на этот раз повезет и мы встретим кого-нибудь, кто хоть
слышал о них.
Мы прокладывали курс нашей каравеллы, ориентируясь по страшной
планете, которая всходила на небе все выше, чем дальше мы шли на запад.
День за днем рассекали пустынный океан. В команде зрело недовольство,
снова начались мятежные разговоры. Говоря по совести, я не мог осуждать
матросов. Попытайтесь, государи мои, представить себе, в каком мы
находились положении. Неделя за неделей перед глазами одно и то же: синие
волны, белая пена да облака высоко в тропическом небе; в ушах раздавался
только свист ветра, рокот валов, треск шпангоута и еще по ночам иногда
громкое чмоканье - это наш путь пересекало морское чудовище, волны,
поднятые им, перекатывались через палубу. Достаточно страшно для простых
матросов, неграмотных людей, которые все еще думали, что наш мир -
плоский. А тут еще Тамбур, неизменно висящий над бушпритом и все выше
поднимающийся в небо. Всякому было ясно, что рано или поздно нам придется
пройти прямо под этой мрачной планетой...
- А на чем она держится? - толковали на баке. - Не сбросит ли ее на
нас разгневанный бог?
Кончилось тем, что к капитану Ровику отправилась депутация. Эти
грубые сильные парни робко и почтительно попросили его повернуть назад.
Робко и почтительно, однако остальные ждали внизу. Мускулистые загорелые
тела напряглись под изодранной одеждой, руки были готовы схватиться за
кинжалы и вымбовки. Правда, мы, офицеры, собравшиеся на квартердеке, были
вооружены шпагами и пистолетами. Но нас было всего шестеро, включая
испуганного мальчика, то есть меня, и старика звездочета Фрода. Его
одеяние и белая борода внушали уважение, но вряд ли могли пригодиться в
схватке.
Выслушав требование матросов. Ровик долго молчал. Тишина становилась
все напряженней; в конце концов на свете, кажется, только и осталось, что
свист ветра в снастях да сверкание океана, простиравшегося без конца и
края. Наш командир выглядел необычайно величественно, ибо для приема
депутации вырядился в ярко-красные штаны и камзол с полами, которые
топырились колоколом. Наряд дополняли начищенные до зеркального блеска
шлем и нагрудник. Над блистающим шлемом колыхались перья, сверкали в лучах
солнца бриллианты перстней, унизывающих его пальцы, и рубины на эфесе
шпаги. Однако, когда он наконец открыл рот, он заговорил отнюдь не языком
рыцаря и придворного королевы; это был грубый говор мальчишки-рыбака,
росшего когда-то в Андее.
- Домой захотелось, ребятки? Наплевать вам на попутный ветер и жаркое
солнце. И на то, что мы прошли полсвета, тоже плевать. Да, непохожи вы на
своих отцов! А слыхали предание о том, как раньше человек повелевал
вещами? И если теперь людям приходится работать, так виноват в этом один
лентяй из Андея. Мало ему было, что он приказал топору срубить для него
дерево, а поленьям - идти домой, так он еще захотел, чтобы эти дрова его
на себе тащили. Ну, ясное дело, господь разгневался и забрал назад свой
дар. Но, по правде говоря, господь не лишил нас своей милости: дал взамен
всем мужчинам Андея счастье на море, везение при игре в кости и удачу в
любви. Чего еще вам нужно, ребятки?
Ребятки были сбиты с толку этим ответом. Делегат, державший речь,
смущенно зашевелил пальцами, покраснел и, уставившись вниз на палубу,
забормотал, что все мы пропадем ни за грош... от голода и от жажды, или
утонем, или будем раздавлены этой страшной луной, или слетим с края
света... "Золотой скакун" и так зашел дальше, чем любое судно со времен
Падения с небес человека, так что, если мы теперь и повернем назад, все
равно наша слава будет жить вечно.
- А ее что, есть можно, эту славу? А, Этиен? - спросил Ровик, все еще
приветливо улыбаясь. - Мы прошли через битвы и штормы и повеселились
немало. Но черта с два мы увидели хоть один Золотой город, а ведь знаем,
что они где-то здесь. Они полны сокровищ и ждут лишь смельчака, который
придет и возьмет их. Что у тебя с башкой, парень? Испугался трудного
плавания? А что скажут чужеземцы? То-то посмеются надменные кавалеры
Сатейна и пронырливые коробейники из Страны лесов, если мы повернем
обратно. Да не только над нами, а и над всем Монталиром!
Так он подбодрял их. И лишь однажды коснулся шпаги, которую, словно
по рассеянности, наполовину извлек из ножен. Как раз тогда, когда
припомнил ураган, трепавший нас у мыса Ксингу. А матросам, конечно, пришел
на память мятеж, поднятый ими после урагана. Они вспомнили и смерть трех
своих товарищей, с оружием напавших на капитана: именно эта шпага
проткнула всех троих. Ровик нарочно говорил с ними запанибрата, чтобы они
поняли; для него что было, то быльем поросло. Разумеется, если и они
забудут про старое. Он расписывал им, какие радости ждут их, когда они
разыщут наконец языческие племена, рассказывал легенды о сокровищах,
взывал к их гордости моряков и монталирцев. И они понемногу забывали о
своих страхах. Словом, Ровик увидел, что матросы готовы уступить. Тут он
отбросил свой простонародный говорок. Стоя на квартердеке в сверкающем
шлеме с развевающимися перьями и простирая руку к выцветшему от солнца и
морского ветра монталирскому флагу, который реял над его головой, капитан
заговорил языком рыцарей королевы:
- Теперь вы знаете, что я не поверну обратно до тех пор, пока мы не
обойдем вокруг света и не доставим ее величеству того дара, который можем
привезти мы одни. Дар этот не золото и не рабы. И не открытие далеких
стран, чего хотела бы она сама и высокочтимая Компания
купцов-авантюристов. Нет, в тот день, когда наш корабль ошвартуется у
длинных причалов Лавра, мы преподнесем ей на вытянутых руках величайшее
свое свершение: путешествие, на которое никто не решался до нас и которое
мы закончили во славу королевы.
Он закончил речь. Все кругом молчали, только море шумело. Затем он
негромко отдал команду: "Вольно, разойдись!" - сделал поворот кругом и
ушел в свою каюту.
Мы шли все вперед, вперед, матросы успокоились и даже глядели весело,
офицеры старались скрывать свои сомнения. Я забросил канцелярскую работу,
за которую получал жалованье, почти не занимался изучением навигационного
искусства, для чего, собственно, и был принят в состав экспедиции, - то и
другое не имело теперь большого значения. Я помогал звездочету Фроду.
Благодатный климат позволял ему вести работу на палубе корабля. Ему, в
сущности, было все равно, плывем мы дальше или идем ко дну: он уже и так
прожил достаточно - больше, чем живут многие другие. Но изучение
незнакомых звезд - от этой радости он не собирался отказываться. Ночью,
стоя на передней палубе с квадрантом, астролябией и телескопом, весь
залитый светом, падавшим сверху, он походил на одного из седобородых
святых с витражей кафедрального собора в Провиене.
- Смотри, Жиан, - он вытянул руку в ту сторону, где над сверкавшими и
искрившимися волнами на багровом небосклоне красовался Тамбур в окружении
немногих звезд, осмелившихся появиться в его присутствии. Теперь диск его
был совсем круглым и ужасающе огромным - диаметр его занимал целых семь
градусов. Он напоминал щит, окрашенный в светло-зеленые и голубые тона. То
тут, то там на поверхности его крутились песчаные смерчи. Близ неясного
края гиганта светлячком светила маленькая луна, мы назвали ее Сьетт.
Балант, который в наших родных краях наблюдался редко и то лишь у самого
горизонта, здесь стоял высоко в небе; он имел форму полумесяца. Впрочем,
на затемненную часть диска падали отблески сияния Тамбура.
- Примечай, - продолжал Фрод, - сомнения нет, он вращается вокруг
своей оси - это можно видеть. Смотри, как возникают бури в его атмосфере.
Тамбур больше не легенда, смутная и страшная, не чудовищное видение,
нависшее над нами, едва мы вошли в неведомые воды. Тамбур реален. Это
такой же мир, как и наш. Разумеется, неизмеримо больший, но все же это
круглое тело, пребывающее в пространстве. А наш мир вращается вокруг него,
всегда обращенный к своему повелителю одним и тем же полушарием.
Предположения древних теперь полностью подтверждаются. Дело не только в
том, что наш мир круглый... э, да это должно быть ясно каждому, но и в
том, что мы вращаемся вокруг более крупного небесного тела, а оно, в свою
очередь, вращается вокруг солнца по определенной орбите. Остается узнать,
как велико само солнце.
- Сьетт и Балант - внутренние спутники Тамбура, - повторил я,
стараясь понять. - А Вьенг, Дароу и другие луны, видимые у нас на родине,
ходят своими путями, независимыми от орбиты нашего мира. Так. Но что
удерживает их всех там?
- Этого я не знаю. Быть может, хрустальная сфера, в которой заключены
звезды, оказывает внутреннее давление. То самое давление, которое во
времена Падения с неба сбросило нас, людей, в этот мир.
Ночь стояла теплая, но при этих словах холодок пробежал у меня по
спине, как будто над нами сияли сейчас зимние звезды.
- Но это значит, - с трудом выговорил я, - что на Сьетте, Баланте,
Вьенге... и даже на Тамбуре тоже могут быть люди...
- Трудно сказать. Прежде чем это узнается, сменится много поколений!
Какая жизнь ждет их! Благодари доброго бога, Жиан, за то, что родился на
пороге новой эры.
Фрод вернулся к своим измерениям. Другие офицеры сказали бы: "Скучное
дело!" Но я к тому времени уже настолько продвинулся в математике, что
понимал: все эти нескончаемые расчеты, сводимые в таблицы, помогут
установить подлинные размеры нашего мира. Тамбура, солнца, лун и звезд и
пути, по которым они перемещаются в пространстве, и, наконец, укажут, в
какой стороне искать рай. Поэтому простые матросы, которые, проходя мимо
наших инструментов, ворчали и осеняли себя знамением против злого духа,
были ближе к истине, чем господа, окружавшие Ровика: ибо Фрод
действительно был великим ревнителем тайных наук.
Наконец мы увидели водоросли в море, птиц в небе да громоздившиеся
друг на друга облака - признаки суши. Спустя три дня перед нами возник
остров. Под этими спокойными небесами он казался ярко-зеленым. Волны
прибоя, более сильные, чем в нашем полушарии, кидались на утесы,
разбивались о них, оставляя пену, и шумно откатывались назад. Мы осторожно
подходили к берегу, - впередсмотрящие в вороньих гнездах высматривали
удобные подходы, пушкари стояли у орудий с зажженными фитилями. Ибо нам
следовало опасаться не только неведомых течений и мелей - то были обычные
опасности, а и другого - у нас уже бывали стычки с людоедами, снующими по
