Зарубежная фантастика - Пол Андерсон

Самое долгое плавание

Пол Андерсон. Самое долгое плавание


Пол Андерсон.

                          Самое далекое плавание.
                 Poul Anderson. The Longest Voyage (1961).


     О небесном корабле мы впервые услышали на  острове,  который  местные
жители называли Ярзик или как-то в этом  роде:  язык  уроженцев  Монталира
плохо приспособлен для таких варварских звуков. Это случилось почти  через
год, после того как "Золотой скакун" отплыл из порта Лавр; к тому  времени
мы обошли, по нашим подсчетам, уже полсвета. Днище нашей бедной  каравеллы
обросло таким толстым слоем водорослей и ракушек, что даже на всех парусах
она едва тащилась по морю. Питьевая вода, еще оставшаяся в бочках, зацвела
и протухла, сухари кишели червями,  у  некоторых  матросов  уже  появились
признаки цинги.
     - Нам нужно где-то пристать к берегу,  придется  рискнуть,  -  сказал
капитан Ровик. Помню, как глаза его сверкнули, как он погладил свою  рыжую
бороду и пробормотал:  -  Давно  мы  никого  не  расспрашивали  о  Золотых
городах. Может, на этот раз повезет и мы встретим  кого-нибудь,  кто  хоть
слышал о них.
     Мы  прокладывали  курс  нашей  каравеллы,  ориентируясь  по  страшной
планете, которая всходила на небе все выше, чем дальше мы  шли  на  запад.
День за днем рассекали пустынный  океан.  В  команде  зрело  недовольство,
снова начались мятежные разговоры. Говоря по совести, я  не  мог  осуждать
матросов.  Попытайтесь,  государи  мои,  представить  себе,  в  каком   мы
находились положении. Неделя за неделей перед глазами одно и то же:  синие
волны, белая пена да облака высоко в тропическом небе; в  ушах  раздавался
только свист ветра, рокот валов, треск шпангоута и  еще  по  ночам  иногда
громкое чмоканье -  это  наш  путь  пересекало  морское  чудовище,  волны,
поднятые им, перекатывались через палубу. Достаточно страшно  для  простых
матросов, неграмотных людей,  которые  все  еще  думали,  что  наш  мир  -
плоский. А тут еще Тамбур, неизменно висящий  над  бушпритом  и  все  выше
поднимающийся в небо. Всякому было ясно, что рано или поздно нам  придется
пройти прямо под этой мрачной планетой...
     - А на чем она держится? - толковали на баке. - Не сбросит ли  ее  на
нас разгневанный бог?
     Кончилось тем, что  к  капитану  Ровику  отправилась  депутация.  Эти
грубые сильные парни робко и почтительно попросили  его  повернуть  назад.
Робко и почтительно, однако остальные ждали внизу.  Мускулистые  загорелые
тела напряглись под изодранной одеждой, руки  были  готовы  схватиться  за
кинжалы и вымбовки. Правда, мы, офицеры, собравшиеся на квартердеке,  были
вооружены шпагами и  пистолетами.  Но  нас  было  всего  шестеро,  включая
испуганного мальчика, то  есть  меня,  и  старика  звездочета  Фрода.  Его
одеяние и белая борода внушали уважение, но вряд ли  могли  пригодиться  в
схватке.
     Выслушав требование матросов. Ровик долго молчал. Тишина  становилась
все напряженней; в конце концов на свете, кажется, только и осталось,  что
свист ветра в снастях да сверкание океана,  простиравшегося  без  конца  и
края. Наш командир  выглядел  необычайно  величественно,  ибо  для  приема
депутации вырядился в  ярко-красные  штаны  и  камзол  с  полами,  которые
топырились колоколом. Наряд дополняли  начищенные  до  зеркального  блеска
шлем и нагрудник. Над блистающим шлемом колыхались перья, сверкали в лучах
солнца бриллианты перстней, унизывающих его  пальцы,  и  рубины  на  эфесе
шпаги. Однако, когда он наконец открыл рот, он заговорил отнюдь не  языком
рыцаря и придворного королевы;  это  был  грубый  говор  мальчишки-рыбака,
росшего когда-то в Андее.
     - Домой захотелось, ребятки? Наплевать вам на попутный ветер и жаркое
солнце. И на то, что мы прошли полсвета, тоже плевать. Да, непохожи вы  на
своих отцов! А слыхали  предание  о  том,  как  раньше  человек  повелевал
вещами? И если теперь людям приходится работать, так виноват в  этом  один
лентяй из Андея. Мало ему было, что он приказал топору  срубить  для  него
дерево, а поленьям - идти домой, так он еще захотел, чтобы эти  дрова  его
на себе тащили. Ну, ясное дело, господь разгневался и  забрал  назад  свой
дар. Но, по правде говоря, господь не лишил нас своей милости: дал  взамен
всем мужчинам Андея счастье на море, везение при игре в кости  и  удачу  в
любви. Чего еще вам нужно, ребятки?
     Ребятки были сбиты с толку этим  ответом.  Делегат,  державший  речь,
смущенно зашевелил пальцами, покраснел  и,  уставившись  вниз  на  палубу,
забормотал, что все мы пропадем ни за грош... от голода и  от  жажды,  или
утонем, или будем раздавлены  этой  страшной  луной,  или  слетим  с  края
света... "Золотой скакун" и так зашел дальше, чем любое  судно  со  времен
Падения с небес человека, так что, если мы теперь и  повернем  назад,  все
равно наша слава будет жить вечно.
     - А ее что, есть можно, эту славу? А, Этиен? - спросил Ровик, все еще
приветливо улыбаясь. - Мы прошли  через  битвы  и  штормы  и  повеселились
немало. Но черта с два мы увидели хоть один Золотой город, а  ведь  знаем,
что они где-то здесь. Они полны сокровищ и ждут  лишь  смельчака,  который
придет и возьмет их. Что у  тебя  с  башкой,  парень?  Испугался  трудного
плавания? А что  скажут  чужеземцы?  То-то  посмеются  надменные  кавалеры
Сатейна и пронырливые  коробейники  из  Страны  лесов,  если  мы  повернем
обратно. Да не только над нами, а и над всем Монталиром!
     Так он подбодрял их. И лишь однажды коснулся шпаги,  которую,  словно
по  рассеянности,  наполовину  извлек  из  ножен.  Как  раз  тогда,  когда
припомнил ураган, трепавший нас у мыса Ксингу. А матросам, конечно, пришел
на память мятеж, поднятый ими после урагана. Они вспомнили и  смерть  трех
своих  товарищей,  с  оружием  напавших  на  капитана:  именно  эта  шпага
проткнула всех троих. Ровик нарочно говорил с ними запанибрата, чтобы  они
поняли; для него что было, то  быльем  поросло.  Разумеется,  если  и  они
забудут про старое. Он расписывал им, какие радости  ждут  их,  когда  они
разыщут наконец  языческие  племена,  рассказывал  легенды  о  сокровищах,
взывал к их гордости моряков и монталирцев. И  они  понемногу  забывали  о
своих страхах. Словом, Ровик увидел, что матросы готовы уступить.  Тут  он
отбросил свой простонародный говорок. Стоя  на  квартердеке  в  сверкающем
шлеме с развевающимися перьями и простирая руку к выцветшему от  солнца  и
морского ветра монталирскому флагу, который реял над его головой,  капитан
заговорил языком рыцарей королевы:
     - Теперь вы знаете, что я не поверну обратно до тех пор, пока  мы  не
обойдем вокруг света и не доставим ее величеству того дара, который  можем
привезти мы одни. Дар этот не золото и не  рабы.  И  не  открытие  далеких
стран,   чего   хотела   бы   она    сама    и    высокочтимая    Компания
купцов-авантюристов. Нет, в тот день,  когда  наш  корабль  ошвартуется  у
длинных причалов Лавра, мы преподнесем ей на  вытянутых  руках  величайшее
свое свершение: путешествие, на которое никто не решался до нас и  которое
мы закончили во славу королевы.
     Он закончил речь. Все кругом молчали, только море  шумело.  Затем  он
негромко отдал команду: "Вольно, разойдись!" -  сделал  поворот  кругом  и
ушел в свою каюту.


     Мы шли все вперед, вперед, матросы успокоились и даже глядели весело,
офицеры старались скрывать свои сомнения. Я забросил канцелярскую  работу,
за которую получал жалованье, почти не занимался изучением  навигационного
искусства, для чего, собственно, и был принят в состав экспедиции, - то  и
другое не имело теперь большого  значения.  Я  помогал  звездочету  Фроду.
Благодатный климат позволял ему вести работу на  палубе  корабля.  Ему,  в
сущности, было все равно, плывем мы дальше или идем ко дну: он уже  и  так
прожил  достаточно  -  больше,  чем  живут  многие  другие.  Но   изучение
незнакомых звезд - от этой радости он не  собирался  отказываться.  Ночью,
стоя на передней палубе  с  квадрантом,  астролябией  и  телескопом,  весь
залитый светом, падавшим сверху,  он  походил  на  одного  из  седобородых
святых с витражей кафедрального собора в Провиене.
     - Смотри, Жиан, - он вытянул руку в ту сторону, где над сверкавшими и
искрившимися волнами на багровом небосклоне красовался Тамбур в  окружении
немногих звезд, осмелившихся появиться в его присутствии. Теперь диск  его
был совсем круглым и ужасающе огромным - диаметр его  занимал  целых  семь
градусов. Он напоминал щит, окрашенный в светло-зеленые и голубые тона. То
тут, то там на поверхности его крутились песчаные  смерчи.  Близ  неясного
края гиганта светлячком светила  маленькая  луна,  мы  назвали  ее  Сьетт.
Балант, который в наших родных краях наблюдался редко и то лишь  у  самого
горизонта, здесь стоял высоко в небе; он имел форму  полумесяца.  Впрочем,
на затемненную часть диска падали отблески сияния Тамбура.
     - Примечай, - продолжал Фрод, - сомнения  нет,  он  вращается  вокруг
своей оси - это можно видеть. Смотри, как возникают бури в его  атмосфере.
Тамбур больше не легенда,  смутная  и  страшная,  не  чудовищное  видение,
нависшее над нами, едва мы вошли в  неведомые  воды.  Тамбур  реален.  Это
такой же мир, как и наш. Разумеется, неизмеримо больший,  но  все  же  это
круглое тело, пребывающее в пространстве. А наш мир вращается вокруг него,
всегда  обращенный  к  своему  повелителю  одним  и  тем  же   полушарием.
Предположения древних теперь полностью подтверждаются. Дело  не  только  в
том, что наш мир круглый... э, да это должно быть ясно  каждому,  но  и  в
том, что мы вращаемся вокруг более крупного небесного тела, а оно, в  свою
очередь, вращается вокруг солнца по определенной орбите. Остается  узнать,
как велико само солнце.
     - Сьетт и  Балант  -  внутренние  спутники  Тамбура,  -  повторил  я,
стараясь понять. - А Вьенг, Дароу и другие луны, видимые у нас на  родине,
ходят своими путями, независимыми от  орбиты  нашего  мира.  Так.  Но  что
удерживает их всех там?
     - Этого я не знаю. Быть может, хрустальная сфера, в которой заключены
звезды, оказывает внутреннее  давление.  То  самое  давление,  которое  во
времена Падения с неба сбросило нас, людей, в этот мир.
     Ночь стояла теплая, но при этих словах холодок  пробежал  у  меня  по
спине, как будто над нами сияли сейчас зимние звезды.
     - Но это значит, - с трудом выговорил я, - что  на  Сьетте,  Баланте,
Вьенге... и даже на Тамбуре тоже могут быть люди...
     - Трудно сказать. Прежде чем это узнается, сменится много  поколений!
Какая жизнь ждет их! Благодари доброго бога, Жиан, за то, что  родился  на
пороге новой эры.
     Фрод вернулся к своим измерениям. Другие офицеры сказали бы: "Скучное
дело!" Но я к тому времени уже настолько  продвинулся  в  математике,  что
понимал:  все  эти  нескончаемые  расчеты,  сводимые  в  таблицы,  помогут
установить подлинные размеры нашего мира. Тамбура, солнца, лун и  звезд  и
пути, по которым они перемещаются в пространстве, и,  наконец,  укажут,  в
какой стороне искать рай. Поэтому простые матросы, которые,  проходя  мимо
наших инструментов, ворчали и осеняли себя знамением  против  злого  духа,
были  ближе  к  истине,  чем  господа,   окружавшие   Ровика:   ибо   Фрод
действительно был великим ревнителем тайных наук.
     Наконец мы увидели водоросли в море, птиц в  небе  да  громоздившиеся
друг на друга облака - признаки суши. Спустя три  дня  перед  нами  возник
остров. Под этими  спокойными  небесами  он  казался  ярко-зеленым.  Волны
прибоя,  более  сильные,  чем  в  нашем  полушарии,  кидались  на   утесы,
разбивались о них, оставляя пену, и шумно откатывались назад. Мы осторожно
подходили к берегу, -  впередсмотрящие  в  вороньих  гнездах  высматривали
удобные подходы, пушкари стояли у орудий с зажженными  фитилями.  Ибо  нам
следовало опасаться не только неведомых течений и мелей - то были  обычные
опасности, а и другого - у нас уже бывали стычки с людоедами, снующими  по
морю в своих челнах. Но больше всего мы страшились  затмений.  Представьте
себе, государи мои, что  в  том  полушарии  солнце  ежедневно  заходит  за
Тамбур. На той долготе, где мы  находились,  это  явление  происходило  во
второй половине дня и продолжалось около десяти  минут.  Ужасное  зрелище:
первичная планета - так  называл  ее  теперь  Фрод,  низведя  наш  мир  до
положения  ее  спутника,  -  планета,  сходная  с  Диеллом  или   Койнтом,
превращалась  в  черный  диск,  окаймленный  красным,  а  на  небе   вдруг
появлялись бесчисленные  звезды.  Над  морем  проносился  холодный  ветер,
леденивший волны  так,  что  они  казались  присмиревшими.  Но  человек  -
существо самонадеянное, и мы продолжали свою работу, останавливаясь лишь в
минуты полного затмения, чтобы сотворить краткую молитву.  При  этом  наши
мысли занимало не столько величие  господа,  сколько  опасность  потерпеть
кораблекрушение во мраке.
     Тамбур светит так ярко, что мы смогли  и  ночью  идти  вдоль  берегов
острова. От зари  до  зари,  двенадцать  часов  подряд,  "Золотой  скакун"
медленно шел вперед. В середине второго дня упорство капитана Ровика было,
наконец,  вознаграждено.  Скалы  раздвинулись,  открылся  узкий  проход  к
длинному фьорду. Болотистые берега,  мангровые  заросли,  значит,  в  этом
фьорде вода во время прилива поднимается высоко. Выходит, он не был  одной
из тех ловушек, которых так боятся мореходы. Дул встречный ветер,  поэтому
мы убрали паруса и спустили шлюпки, которые медленно повлекли каравеллу  к
берегу. Опасное предприятие! Тем более, что в глубине фьорда  мы  заметили
селение.
     - Не лучше ли остановиться,  капитан,  -  рискнул  спросить  я,  -  и
выждать, пока они первыми явятся к нам?
     Ровик плюнул за борт.
     - Лучше никогда не выказывать своей нерешительности, - сказал он. - А
если они на челнах атакуют нас,  мы  угостим  их  порцией  картечи,  чтобы
привести в разум. Я полагаю, стоит с самого начала  показать,  что  мы  не
боимся их, так меньше шансов угодить потом в предательскую засаду.
     Он оказался прав.
     Со временем мы узнали, что подошли с востока к  большому  архипелагу.
Жители его были  искусными  мореходами,  особенно  если  учесть,  что  они
строили только лодки,  снабженные  балансирами.  Зато  длина  такой  лодки
иногда достигала ста футов. Сорок гребцов или три мачты, несущие паруса из
циновок,  давали  возможность  такому  судну  почти  сравняться  с   нашей
каравеллой в скорости хода, а маневренность была намного больше  нашей.  И
только малая емкость, не позволявшая брать  много  припасов,  ограничивала
дальность плавания.
     Туземцы жили в хижинах,  крытых  соломой,  и  знали  только  каменные
орудия. Однако при этом они все же были цивилизованным народом. Занимались
не только рыболовством, но и земледелием. Их жрецы владели  письменностью.
Высокие, сильные, с гладкой,  не  заросшей  волосами  кожей,  чуть  темнее
нашей, они были просто великолепны. Это впечатление не зависело  от  того,
ходили  ли  они  нагими,  как  обычно,  или  надевали  парадное   одеяние,
украшенное перьями и раковинами. Острова архипелага образовывали  довольно
непрочную  империю.  Жители  его  совершали  грабительские  нападения   на
острова, лежащие дальше к северу, и вели оживленную торговлю в собственных
границах. Свой народ в целом они звали хисагази, а остров, к  которому  мы
подошли, - Ярзиком.
     Все это мы узнали не сразу, а по мере того как  овладевали  понемногу
языком островитян. В этом селении мы провели несколько  недель.  Правитель
острова Гюзан радушно принял нас, предоставив пищу,  кров  и  слуг.  А  мы
одарили их изделиями из стекла, штуками уондского сукна и  тому  подобными
товарами. Впрочем, мы столкнулись с немалыми трудностями. Выше уреза  воды
берег оказался таким заболоченным, что втащить на него наше тяжелое  судно
было невозможно. Пришлось строить сухой док.  Многих  из  команды  поразил
какой-то недуг, и хотя все потом выздоровели, это  надолго  задержало  нас
здесь.
     - Я полагаю, что беды в конечном счете пойдут нам на пользу, - сказал
мне Ровик однажды ночью.
     Он убедился, что я не  болтлив,  и  иногда  делился  со  мной  своими
мыслями. Капитан всегда очень одинок. А Ровик, сын  рыбака,  потом  пират,
мореплаватель-самоучка, одержавший победу над  Великим  флотом  Сатейна  и
получивший знаки дворянского достоинства из рук самой королевы,  вероятно,
сносил эту вынужденную  обособленность  не  так  легко,  как  прирожденный
аристократ.
     Разговор происходил в тростниковой хижине, которую ему  предоставили.
Светильник из песчаника еле разгонял мрак, над нами плясали огромные тени.
В камышовой крыше что-то шуршало. А за стенами, на влажном  склоне  холма,
что полого спускался к фьорду,  сверкавшему  в  лучах  Тамбура,  шептались
листья  деревьев,  окружающие  дома  на  сваях.  Где-то   вдали   слышался
барабанный бой, доносилось пение и топот ног вокруг какого-то жертвенника.
Прохладные холмы Монталира в этой ночи казались особенно далекими.
     Ровик откинулся назад всем своим мускулистым телом. В эту жару на нем
была только матросская юбочка.  По  его  приказанию  с  корабля  в  хижину
принесли стул, чтобы он мог сидеть, как все цивилизованные люди.
     - Видишь ли, юнец, - продолжал он, - в других местах  мы  общались  с
жителями немного: расспросим  про  золото,  и  все.  А  теперь  я  пытаюсь
поточнее разведать у них путь. Поначалу мы слышали  не  больше  того,  что
слышали прежде:  "Да,  чужеземный  властитель,  есть  царство,  где  улицы
вымощены золотом, - оно лежит в сотне миль к западу". Выдумают что угодно,
лишь бы избавиться от нас. Однако я воспользовался долгой стоянкой и ловко
повыспрашивал  правителя  и  жрецов,  этих  идолопоклонников.  Я   скромно
умалчивал о том, откуда мы пришли и что нам уже известно, и они поделились
со мной кой-какими сведениями, которые иначе не выдали бы и под пыткой.
     - Золотые города? - вскричал я.
     - Тсс! Я бы не хотел, чтоб матросы заволновались и совсем отбились от
рук. Пока еще нет.
     Его жесткое лицо с ястребиным носом сейчас казалось задумчивым.
     - Я всегда считал,  что  эти  города  существуют  лишь  в  бабушкиных
сказках, - сказал он. Видимо, заметив, как  я  удивился,  он  засмеялся  и
продолжал:  -  Но  эти  сказки  не  бесполезны.  Словно  кусок  магнитного
железняка на палке, они тащат нас за собой вокруг света.
     Он опять стал серьезным. На  лице  его  появилось  выражение,  как  у
Фрода, когда тот разглядывал небо.
     - Разумеется, я тоже жажду золота. Но если мы в этом плавании  его  и
не найдем, я, право, не стану огорчаться. Когда мы вернемся в родные воды,
я просто захвачу несколько судов Эралии или Сатейна  и  без  труда  покрою
издержки. Тогда на квартердеке, Жиан, я говорил правду, как  перед  богом:
цель нашего плавания - само плавание. Я поднесу его в дар королеве  Оделе,
поцелуй которой некогда посвятил меня в рыцари. - Он покончил с грезами  и
заговорил деловым тоном: - Я заставил правителя Гюзана поверить,  что  мне
ведомо многое из его тайны, и вытянул из него  неожиданное  признание,  да
такое, о котором едва осмелишься и подумать. На  главном  острове  империи
хисагази есть корабль богов, утверждает он, а в нем - живой бог, прибывший
со звезд. Об этом может рассказать  любой  туземец.  Тайна  же,  известная
только знати, заключается в том, что это не легенда, не чепуха,  а  чистая
правда. Во всяком случае, Гюзан уверял меня в этом, а сам я не знаю, что и
подумать. Однако... он водил меня в священную пещеру и показал одну вещь с
того корабля. Это какой-то механизм, по-моему, вроде часового. Не знаю его
назначение. А изготовлен он из блестящего серебристого металла,  какого  я
никогда не видывал прежде. Жрец предложил мне сломать его. Металл  легкий,
и стенки у этой штуки тонкие. Но я затупил  о  него  свою  шпагу,  камень,
которым я бил по нему, разлетелся в куски, а бриллиант  моего  перстня  не
оставил даже царапины.
     Я осенил себя знамением, охраняющим от злых сил.  Мороз  пробежал  по
коже, по всему телу пошли мурашки. Во мраке джунглей по-прежнему  слышался
бой барабанов, а вода, освещенная  лучами  Тамбура,  который  каждый  день
пожирал солнце, а теперь приближался к полнолунию, казалась  тяжелой,  как
ртуть. Больше всего я  хотел  сейчас  услышать  звон  колоколов  Провиена,
разносящийся над овеваемыми ветром равнинами Андея!


     Когда "Золотой скакун" готов был, наконец, выйти в  море.  Ровик  без
хлопот получил разрешение посетить хисагазийского  императора  на  главном
острове. Более того, ему было бы трудно уклониться от этого визита. К тому
времени челны разнесли вести о нас из конца в конец империи,  и  правители
горели желанием увидеть голубоглазых чужеземцев. Отъевшиеся  и  довольные,
мы взошли на  борт  корабля.  Поставлены  паруса,  выбран  якорь,  грянула
дружная матросская песня, заставив морских птиц взвиться  высоко  в  небо.
"Золотой скакун" вышел в море. На  этот  раз  мы  шли  с  эскортом.  Нашим
кормчим стал сам Гюзан. Это был крупный, средних лет мужчина, чья  красота
почти не пострадала от принятой у его  народа  бледно-зеленой  татуировки,
покрывающей и тело. Его сыновья расстелили свои циновки на наших  палубах,
множество гребных судов с воинами сопровождало корабль.
     Ровик вызвал к себе в каюту боцмана Этиена.
     - Ты парень сообразительный, - сказал он. - Хорошенько проследи, чтоб
команда всегда находилась в боевой готовности, как бы мирно  ни  выглядело
все кругом.
     - Зачем, капитан? - его загорелое, покрытое шрамами лицо  вытянулось.
- Думаете, туземцы замышляют недоброе?
     - Кто знает? - сказал Ровик. - Но команде не говори  ничего.  Матросы
притворяться не умеют. Если ими  завладеет  страх  или  алчность,  туземцы
сразу почуют и встревожатся, а это еще больше разволнует наших людей.  Тут
уж только дочерь божья смогла бы сказать, как дело пойдет  дальше.  Следи,
по возможности незаметно, чтобы матросы держались вместе и  оружие  всегда
было у них под рукой.
     Этиен вытянулся и с поклоном вышел из каюты. Я осмелился  спросить  у
Ровика, что он имеет в виду.
     - Пока ничего, - ответил капитан. - Однако я держал в руках механизм,
какой и не снился строителям собора в  Джайэре,  и  слышал  россказни  про
корабль, что слетел с неба, неся на борту не то бога, не то пророка. Гюзан
думает, что я знаю больше, чем на  самом  деле,  и  рассчитывает,  что  мы
окажемся той силой, которая способна нарушить  сложившееся  в  государстве
равновесие. Он надеется, что мы поможем ему осуществить  его  честолюбивые
замыслы. Не случайно он прихватил с собой столько воинов.  Ну,  а  я...  я
хочу просто побольше разузнать.
     Он умолк и, по-прежнему сидя за столом,  принялся  провожать  глазами
солнечный зайчик, который из-за качки скользил вверх и вниз по  деревянной
панели. Потом заговорил снова:
     - Писание учит, что до Падения люди жили за звездами. Звездочеты двух
последних поколений уверяют, что планеты - твердые тела, как  и  тот  мир,
где мы живем. Тот, кто прилетел из рая...
     Когда я вышел из каюты, у меня голова шла кругом.
     Мы без всяких  затруднений  миновали  десятка  два  островов.  И  еще
несколько дней спустя подошли к главному из них - Улас-Эркила. В длину  он
протянулся почти на сто миль, по  ширине  достигает  сорока.  Его  зеленые
равнины постепенно повышаются и в центре острова  переходят  в  горы,  над
которыми  господствует  вершина  вулкана.  Хисагази  поклоняются  богам  -
водяным и огненным - и считают, что огненные обитают на горе Улас. Я понял
язычников, когда увидел снежную вершину вулкана, как бы парящую высоко над
изумрудными грядами, и дым из кратера, уходящий в голубое  небо.  С  точки
зрения  язычников,  самый  богоугодный  поступок,  какой  может  совершить
человек, это броситься в раскаленный кратер  Уласа.  Многие  старые  воины
просят отнести их на вершину горы, чтобы они могли совершить этот  подвиг.
Женщин же не подпускают даже к склонам.
     Императорская резиденция - Никум  -  расположена  в  глубине  фьорда,
подобно селению, в котором  мы  останавливались.  Но  Никум  -  богатый  и
большой город, размером почти с Роанн. Многие дома построены из дерева,  а
не из тростника. На утесе, высоко над городом, стоит массивный базальтовый
храм, за которым тянутся фруктовые сады и  джунгли,  а  дальше  вздымаются
горы. Деревья в этой местности имеют такие могучие  стволы,  что  хисагази
соорудили здесь  настоящие  пристани  на  сваях,  словно  в  Лавре,  а  не
ограничились, как почти во всех  гаванях  мира,  причалами  на  поплавках,
которые  поднимаются  и  опускаются  вместе  с  приливом  и  отливом.  Нам
предложили почетное  место  стоянки  у  центральной  пристани,  но  Ровик,
сославшись на плохую маневренность нашего корабля, стал на якорь в дальнем
конце гавани.
     - Ведь в центре мы очутились бы прямо под сторожевой башней, - шепнул
он мне. - Может, они еще и не изобрели лука, но дротики мечут  отлично.  И
еще: доступ к нашему кораблю оказался бы  совершенно  свободным,  а  между
нами и горлом бухты болталось бы множество привязанных челнов.  Теперь  же
всего несколько человек легко смогут в случае надобности  оборонять  пирс,
пока остальные приготовят корабль к выходу в море.
     - А чего мы должны бояться, капитан? - спросил я.
     Он подергал ус.
     - Сам не знаю. Многое зависит от того, что они вправду думают об этом
своем божественном корабле... ну и, разумеется, от того, существует ли  он
вообще в действительности. Но пусть против нас встанут смерть и ад, мы  не
повернем, пока не добудем истину для королевы Оделы.


     Наших офицеров, сходивших на берег, встречал барабанным боем почетный
караул копьеносцев, украшенных перьями. Выше уровня прилива были сооружены
мостки. Рядовые горожане в этих местах переплывают от дома к  дому,  когда
волны прилива лижут пороги, или  пользуются  рыбачьими  лодками,  если  им
нужно перевезти груз. Путь от фьорда до дворца  был  необычайно  красив  -
кудрявые виноградники перемежались с зарослями  сахарного  тростника.  Сам
дворец представлял собой длинное бревенчатое строение.  На  коньках  крыши
красовались фантастические изображения богов.
     Искилип, верховный жрец и император хисагази, оказался старым, тучным
человеком. Одеяние из перьев,  перьями  же  украшенная  высокая  прическа,
деревянный скипетр, увенчанный черепом, татуировка на лице  и  полная  его
неподвижность - все это придавало ему  странный,  какой-то  нечеловеческий
вид. Он восседал на помосте под факелами, курившимися благовониями.  Перед
помостом  сидели,  поджав  под  себя   ноги,   его   сыновья,   придворные
расположились по обеим сторонам. Вдоль длинных стен дворцового зала стояли
гвардейцы. У них не было принято стоять навытяжку по  команде  смирно,  но
это были крупные, ловкие молодые люди со щитами и чешуйчатыми нагрудниками
из кожи морского чудовища. Вооружение их состояло из кремневых  топоров  и
копий с обсидиановыми наконечниками, которые поражают противника не  хуже,
чем  железные.  Головы  их  были  выбриты,  что  придавало  лицам   особую
свирепость.
     Искилип тепло приветствовал нас, предложив сесть на скамью,  стоявшую
чуть пониже помоста, и приказал принести угощение. В беседе он  задал  нам
много  толковых  вопросов.  Хисагазийские  мореходы  знали  об   островах,
расположенных далеко  от  их  архипелага.  Они  могли  показать,  в  каком
направлении  лежит  Страна  многих  замков,  называемая  ими  Юракадак,  и
определить,  конечно  приблизительно,  расстояние  до  нее.  Один  из  них
когда-то даже плавал в эту страну. Судя по их не слишком точным описаниям,
Юракадак мог быть только Джайэром, куда уондский авантюрист Ханас Толассон
добрался  по  суше.  Я  подумал,  что  мы,  значит,  и  вправду  совершаем
кругосветное путешествие. Но я тут же отбросил честолюбивые мысли о  нашей
славе и стал снова прислушиваться к разговору.
     - Как я сказал Гюзану, - говорил Ровик, - еще одной причиной, которая
привела нас сюда, послужили рассказы о том, что небо  благословило  вас  и
прислало корабль. Гюзан представил мне доказательства, что это правда.
     В зале зашептались. Принцы словно окаменели, лица придворных  приняли
отсутствующее выражение, даже по рядам гвардейцев пробежал ропот. Издалека
сквозь  стены  доносился  шум  начавшегося  прилива.  Тут  раздался  голос
Искилипа из-под маски, точно повторявшей его собственное лицо.
     - Разве ты забыл, Гюзан, что  священные  предметы  нельзя  показывать
непосвященным?! - спросил он недовольно.
     - Нет, Святейший, - ответил Гюзан. Дьяволы,  вытатуированные  на  его
лице, покрылись капельками пота. Но не от страха.  -  Капитан  и  так  все
знал. Его люди также... насколько я понял... Он, правда, еще плохо говорит
на нашем языке, но я понял... его народ тоже посвящен. И я этому  поверил.
Святейший. Взгляни на удивительные вещи, которые они привезли с собой. Вот
длинный нож, что они подарили мне, он сделан из твердого блестящего камня,
но это не камень. Разве он не напоминает то, из чего построен  Корабль?  А
трубы, делающие близкими самые  отдаленные  предметы...  Одну  из  них  он
подарил тебе, Святейший. Разве она не подобна той, что есть у Посланца?
     Искилип  наклонился  вперед,  к  Ровику.  Рука,  державшая   скипетр,
задрожала так сильно, что застучали челюсти черепа на самом скипетре.
     - Неужели сами звездные люди научили вас делать это? - вскричал он. -
Не могу представить себе... Посланец никогда не говорил о других.
     Ровик выставил вперед ладони.
     - Не так быстро. Святейший, прошу вас, - сказал он. -  Мы  еще  плохо
знаем ваш язык. Сейчас я просто не понял ни слова.
     Ровик хитрил. Он еще раньше приказал офицерам  делать  вид,  что  они
знают  хисагазийский  язык  гораздо  хуже,  чем   на   самом   деле.   (Мы
совершенствовались в нем тайно, практикуясь друг с другом.) Это давало ему
возможность уходить от прямых ответов, не вызывая нареканий.
     А Гюзан сказал:
     - Нам лучше поговорить обо всем наедине.  Святейший,  -  и  посмотрел
искоса на придворных. Те ответили ему ревнивыми взглядами.
     Искилип словно  бы  съежился  в  своем  парадном  одеянии.  Он  снова
заговорил, по-прежнему отчетливо, но это  был  голос  старого,  слабого  и
неуверенного в себе человека.
     - Не знаю. Если эти  чужеземцы  уже  посвящены,  мы,  конечно,  можем
показать им то, что у нас есть. С другой  стороны,  однако,  если  бы  уши
непосвященных услышали рассказ самого Посланца...
     Гюзан властно поднял руку. Смелый и честолюбивый,  издавна  мечтавший
распространить свою власть за пределы маленькой  области,  он  весь  горел
теперь.
     - Святейший, - сказал  он,  -  рассмотрим,  почему  полную  правду  о
событиях скрывали все эти годы? Чтобы держать народ в послушании?  Отчасти
так. Но помимо этого, разве вы и  ваши  советники  не  боялись,  что  сюда
нахлынут в жажде знаний люди со всего света и мы будем оттеснены? Так вот,
если мы отпустим голубоглазых домой, не удовлетворив их любопытства,  они,
я полагаю, обязательно вернутся сюда, но уже с сильным флотом. Поэтому  мы
ничего не потеряем, раскрыв им истину. Если у них никогда не  было  своего
Посланца, если они не могут  принести  нам  настоящей  пользы,  мы  всегда
успеем убить их. Но если и они удостоились посещения  посланцев  с  небес,
чего только не сможем мы сделать вместе!
     Он произнес это быстро и тихо, чтобы мы, монталирцы, не поняли его. И
действительно, наши господа офицеры не разобрали его  слов.  Но  я  своими
молодыми ушами уловил их значение. И Ровик тоже. Он так упорно сохранял на
своем лице деланную улыбку  непонимания,  что  я  догадался:  он-то  понял
каждое слово.
     Итак, в конце концов они решились повести нашего командира в храм  на
скале. А с ним и меня, ничтожного, поскольку никто из хисагазийской  знати
не путешествует без сопровождающих. Сам Искилип возглавлял шествие, за ним
шли Гюзан и двое  мускулистых  принцев.  Двенадцать  копьеносцев  замыкали
шествие. Я понимал, что шпага Ровика в случае беды  окажется  бесполезной,
но плотно сжал губы и пошел за ним. Он выглядел как  нетерпеливый  ребенок
утром Дня благодарения. Над бородкой клином сверкали зубы, голову  украшал
берет с перьями, чуть сдвинутый набекрень. Никто и подумать бы не мог, что
он сознает, какая опасность угрожает ему.
     Мы вышли незадолго до захода солнца:  в  полушарии  Тамбура  люди  не
проводят такого различия между днем и ночью, как приходится у нас. Сьетт и
Балант занимали на небе положение, соответствующее высокому приливу,  и  я
не удивился, что Никум почти затоплен. И все же,  пока  мы  поднимались  к
храму по извилистой тропе, я думал о том, что мне никогда  не  приходилось
видеть более странного пейзажа.
     Внизу  блестела  вода  фьорда,  длинные  тростниковые  крыши  города,
казалось, плавают на ее поверхности, у причала;  вдоль  берега  колыхалось
множество судов, мачты и рангоут нашего корабля возвышались  над  фигурами
языческих богов, украшавших носы его соседей. Фьорд извивался между крутых
берегов, и в глубине его со страшным  шумом  разбивался  о  скалы  прибой,
оставляя белую пену. Вершины гор над  нами  были  почти  черными  на  фоне
огненного заката, который охватывал почти половину неба и окрашивал воду в
цвет крови. Сквозь облака проглядывал полумесяц Тамбура. И все это  вместе
казалось знамениями, но не было никого, кто мог бы  истолковать,  что  они
предвещают. Впереди высился базальтовый столб с изваянием в форме  головы.
Справа и слева от тропы росли высохшие от летнего зноя  травы  с  острыми,
как пила, зубцами.  Небо  было  бледным  в  зените  и  темно-пурпурным  на
востоке, где уже появились первые звезды. Но в тот вечер даже вид звезд не
успокаивал меня. Мы  шли  молча.  Босоногие  туземцы  двигались  бесшумно.
Раздавался лишь стук моих башмаков, да позванивали шпоры Ровика.
     Храм  был  смелым   произведением   архитектуры.   В   прямоугольнике
вырубленных в  базальте  стен,  увенчанных  большими  каменными  головами,
располагалось несколько построек  из  того  же  базальта.  Крыши  их  были
покрыты недавно срезанными и еще незасохшими  большими  листьями.  Искилип
вел нас мимо группы служителей и жрецов к деревянной хижине за святилищем.
Вход охраняло двое  гвардейцев;  увидев  Искилипа,  они  пали  на  колени.
Император постучал в дверь своим странным скипетром.
     Во рту у меня пересохло, сердце  громко  колотилось  о  ребра.  Дверь
открылась. Я ожидал, что передо мной  предстанет  какое-нибудь  чудище,  а
может, наоборот,  существо  ослепительной  красоты.  Каково  же  было  мое
удивление, когда я увидел обыкновенного мужчину, да еще небольшого  роста.
При огне светильника я разглядел внутренность помещения.  В  комнате  было
чисто, обстановка простая и в то же время удобная. Таким могло быть жилище
любого хисагази. На хозяине комнаты была простая лубяная юбка, из-под  нее
виднелись ноги, тонкие и кривые, как обычно у стариков. Он сам был худ, но
держался прямо, седая голова гордо откинута назад. Цвет лица  -  потемнее,
чем у монталирцев, но светлее, чем у хисагази, борода редкая, глаза карие.
Нос, губы и форма челюстей были не такие, как у представителей всех рас, с
которыми я до сих пор встречался. Однако это был человек. И никто другой.


     Мы вошли в  хижину,  оставив  копьеносцев  снаружи.  Искилип  наскоро
проделал ритуальный обряд представления. Я заметил,  что  Гюзан  и  принцы
нетерпеливо переминаются  с  ноги  на  ногу:  церемония  была  им  скучна,
представители их сословия уже много раз  принимали  участие  в  ней.  Лицо
Ровика оставалось непроницаемым. Он отвесил вежливый поклон  Вал  Найре  -
Посланцу небес - и в нескольких словах объяснил, почему мы здесь. Но  пока
он говорил, глаза их встретились, и я понял, что наш капитан уже  составил
себе определенное мнение о пришельце со звезд.
     - Вот мое жилище, - сказал Вал  Найра.  Он  произнес  эти  слова  как
что-то очень привычное. Посланец столько раз рассказывал  о  себе  молодым
аристократам, что они стали для него стертыми, как старый пятак. Он еще не
заметил, что вооружение у нас из металла, или не оценил, какое  это  может
иметь для него значение.
     -  Целых...  сорок  три  года,  я  верно  говорю,  Искилип?  Со  мной
обращались так хорошо, как только возможно. Правда,  иногда  я  готов  был
кричать от одиночества, но такова уж участь оракула.
     Император неловко зашевелился в своем парадном одеянии.
     - Демон покинул его, - объяснил он. - Теперь  это  лишь  обыкновенная
человеческая плоть. Вот истинная тайна, которую мы охраняем. Но не  всегда
было так. Я помню его  прибытие.  Тогда  он  пророчествовал,  обещал,  что
времена переменятся, люди рыдали и падали ниц. Но потом его демон вернулся
к звездам, а могучее оружие, которым он владел, потеряло силу. Однако люди
не хотят знать правду, и, чтобы не вызвать волнений, мы  делаем  вид,  что
ничего не изменилось.
     - Правду, которая ударит по вашим собственным привилегиям,  -  сказал
Вал Найра.
     Голос у него был усталый, но тон насмешливый.
     - В ту пору Искилип был молод, - добавил он, обращаясь к Ровику, -  а
его наследственные права на трон были сомнительны. Я бросил на чашу  весов
свое влияние, чтобы помочь ему. А за это он  обещал  сделать  кое-что  для
меня.
     - Я старался. Посланец, - оправдывался император. - Спроси потонувшие
челны и людей, канувших с ними на дно, они бы сказали, что пытались  тоже.
Но боги судили иначе.
     - Именно так, - Вал Найра пожал плечами. - Эти острова  вообще  бедны
рудами, капитан Ровик, а среди жителей нет никого, кто смог  бы  разыскать
те, в которых я нуждаюсь. Хисагазийские челны не могут достичь материка  -
он слишком далек. Но я не отрицаю, что ты пытался, Искилип... тогда.
     Он подмигнул нам.
     - Впервые император так доверился чужеземцам, друзья мои. Вы уверены,
что вернетесь к себе живыми?
     - Что, что, что?! - возмутились хором Искилип и  Гюзан.  -  Они  ведь
наши гости.
     - К тому же, - улыбнулся Ровик, - многое уже  было  мне  известно.  В
моей стране тоже есть тайны, не менее важные, чем ваша. Да,  Святейший,  я
полагаю, что мы можем вступить в сделку, выгодную для обеих сторон.
     Император затрясся. Потом спросил дребезжащим голосом:
     - Значит, у вас тоже есть Посланец?
     - Что? - вскрикнул Вал Найра.
     Взгляд его был прикован к нам. Лицо его  то  краснело,  то  бледнело.
Потом он упал на скамью и зарыдал.
     - Ну, не совсем так, - Ровик положил руку на его  дрожащее  плечо.  -
Скажу прямо, ни один небесный корабль не прибывал в  Монталир.  Но  у  нас
есть другие секреты, не менее ценные.
     Только я один, хорошо знавший капитана,  видел,  в  каком  он  сейчас
напряжении. Его взор скрестился со взором  Гюзана,  и  тот,  не  выдержав,
опустил глаза, словно дикий зверь, укрощенный дрессировщиком. А Вал  Найру
он сказал с материнской лаской в голосе:
     - Так ли я понял,  друг,  твой  корабль  потерпел  крушение  на  этих
берегах - и починить его можно, только если достать нужные материалы?
     - Да... да... послушай.
     Запинаясь и захлебываясь при мысли, что он, может  быть,  еще  увидит
свою родину. Вал Найра начал объяснения.
     Теория, которую он изложил, настолько невероятна и даже  опасна,  что
вы, государи мои, вряд ли пожелаете услышать этот  рассказ  полностью.  Не
думаю, однако, чтобы она была ложной. Если звезды действительно  такие  же
солнца, как наше, и вокруг них тоже вращаются планеты, подобные нашей,  то
учение о хрустальной сфере разбивается на тысячу мелких осколков. Впрочем,
когда позже обо всем этом услышал Фрод, он сказал, что  истинная  вера  не
пострадает от подобных открытий. В писании нигде прямо не сказано, что рай
расположен непосредственно над местом рождения божьей дочери. Так  считали
много веков, поскольку предполагали, что наша планета - плоская. Почему бы
раю не находиться на планетах, вращающихся вокруг других солнц,  где  люди
живут прекрасно, где не забыли древних наук и где перелетать со звезды  на
звезду так же просто, как нам переехать из Лавра в Западный Алейн.
     Вал Найра полагал, что наши предки оказались заброшенными в этот  мир
несколько тысяч лет назад. Вероятно, они бежали, совершив преступление или
впав в ересь, - иначе не  очутились  бы  так  далеко  от  владений  людей.
Корабль их потерпел крушение, уцелевшие  беженцы  одичали,  и  потомки  их
поколение за поколением снова накапливали знания. Не  вижу,  в  чем  такое
объяснение противоречит учению о Падении человека.  Скорее  оно  дополняет
его. Падение было уделом не всего человечества, а лишь  нескольких  людей,
это их испорченная кровь течет в наших жилах. Остальные же продолжают жить
за звездами в счастии и радости.
     Даже и теперь наш мир далеко отстоит от торговых путей  жителей  рая.
Лишь очень немногие из них мечтают об открытии новых миров. Вал Найра  был
одним из этих немногих.  Долгие  месяцы  он  блуждал  в  пространстве  без
определенного плана, пока не попал  на  нашу  планету.  Но  тут  проклятие
настигло и его. Что-то в  корабле  разладилось.  Он  совершил  посадку  на
Улас-Эркила, и корабль его больше не смог подняться.
     - Я знаю причину аварии, - волнуясь, говорил Вал Найра. - Я не забыл.
Да и как мне забыть? За все эти годы не прошло и дня, чтоб  я  не  твердил
себе, что именно нужно сделать. Одному  хитроумному  механизму  в  корабле
необходима ртуть. (Он и Ровик не  сразу  договорились  о  значении  слова,
которое повторял Вал Найра.) Прибор закапризничал еще в полете, а удар при
вынужденной посадке оказался так силен,  что  резервуары  со  ртутью  дали
трещину. Вытекла не только та ртуть, что была в работе, но  и  все  запасы
ее. В герметически закрытом нагретом корабле я неминуемо отравился  бы  ее
парами.  Поэтому  я  выскочил  из  корабля,  забыв  задраить  люк.  Палуба
наклонилась, и ртуть хлынула наружу. А когда я справился с охватившим меня
ужасом, разразился тропический ливень и начисто смыл весь  жидкий  металл.
Целая цепь почти невероятных случайностей приковала меня к острову, осудив
на пожизненное изгнание. Лучше бы я погиб сразу! - он сжал руку Ровика  и,
не вставая, посмотрел прямо в глаза  капитана,  стоявшего  подле  него.  -
Неужели вы действительно можете достать ртуть? Мне нужно немного, -  молил
он, - не больше, чем может вместить сосуд величиной с человеческую голову.
Только ртуть, да еще кой-какой ремонт, инструменты у меня на корабле есть.
Когда  меня  сделали  божеством,  мне  волей-неволей   пришлось   отдавать
некоторые приборы,  чтобы  главные  храмы  в  каждой  области  имели  свою
реликвию. Но я был осторожен и не отдал ничего действительно важного. Все,
без чего нельзя обойтись, сохранилось на  корабле.  Галлон  ртути  и...  О
боже, моя жена, быть может, еще жива на Терре!


     Гюзан, как видно, понял смысл происходящего.  Он  сделал  знак  рукой
принцам, и те, покрепче ухватившись за топоры, подошли поближе.  Гвардейцы
эскорта оставались за дверью, но достаточно было  одного  возгласа,  чтобы
они ворвались в хижину со своими копьями. Ровик  переводил  взгляд  с  Вал
Найра на Гюзана, лицо которого почти  до  безобразия  исказила  внутренняя
тревога. Мой капитан положил руку на эфес  шпаги  -  и  только  этот  жест
выдал, что он чувствует приближение опасности.
     - Ваша светлость, - сказал он Гюзану небрежно,  как  бы  не  придавая
особого значения своим словам, - я полагаю, вам желательно, чтобы  корабль
снова летал?
     Гюзан смутился. Такого хода он не ожидал.
     - Разумеется, - ответил он. - Почему бы и нет?
     - Но  тогда  ваше  прирученное  божество  покинет  вас,  -  продолжал
капитан. - И что останется от вашего владычества над хисагази?
     - Я... я никогда об этом не думал, - пробормотал Искилип, запинаясь.
     Вал Найра переводил свой взгляд с одного на другого, словно  наблюдая
за игрой в мяч. Его худое тело дрожало.
     - Нет, - почти заплакал он. - Вы не смеете удерживать меня.
     Гюзан кивнул.
     - Пройдет совсем немного лет, - сказал он  миролюбиво,  -  и  ты  все
равно покинешь нас в челне смерти. И если  до  этого  часа  мы  попытаемся
насильно удерживать тебя, ты начнешь, пожалуй, делать  лживые  прорицания.
Не тревожься. Мы добудем тебе твой жидкий камень.
     Тут он искоса посмотрел на Ровика и спросил:
     - А кто отправится на поиски?
     - Мои люди, - ответил капитан.  -  Нашему  кораблю  нетрудно  достичь
Джайэра, где живут цивилизованные народы,  несомненно  обладающие  ртутью.
Думаю, мы сможем вернуться через год.
     - И приведете с собой пиратский флот и авантюристов, которые  помогут
вам захватить священный корабль, не так  ли?  -  грубо  спросил  Гюзан.  -
Или... покинув наши острова... вы и не вздумаете идти к берегам Юракадака,
а направитесь прямехонько к себе домой, доложите обо всем своей королеве и
вернетесь сюда с могучим войском, повинующимся ей.
     Ровик прислонился плечом к одному из столбов,  поддерживавших  крышу.
Он напоминал большую хищную кошку в брыжах, штанах и алой накидке, которая
устроилась поудобнее. Правая рука его продолжала покоиться на эфесе шпаги.
     - Думаю, что только Вал Найра сумеет запустить  корабль,  -  протянул
он. - Не все ли равно, кто поможет ему в починке? Не думаете  же  вы,  что
какой-нибудь из народов нашего мира может завоевать рай?
     - Управлять кораблем очень легко, - заторопился Вал  Найра.  -  Вести
его в атмосфере может любой. Я показывал многим из  ваших  дворян,  какими
рычагами надо для этого пользоваться. А вот кораблевождение в  межзвездных
просторах  -  дело  трудное.  Ни  один  человек  вашего  мира  не   сможет
самостоятельно достичь моей родины. И уж конечно не вам  воевать  с  моими
соплеменниками. Да и зачем воевать? Я тысячу раз  говорил  тебе,  Искилип,
что жители Млечного Пути никому не грозят, а готовы помочь всем. Богатства
там столь несметны, что мои братья не могут истратить и  малой  части  их.
Они с радостью отдадут что угодно, чтобы помочь жителям вашего мира  снова
стать цивилизованными.
     Вал Найра тревожно взглянул на Ровика и продолжал в крайнем волнении:
     - Я хочу сказать - полностью  цивилизованными.  Мы  обучим  вас  всем
нашим наукам. Дадим  вам  двигатели,  автоматы,  искусственных  людей  для
выполнения самых тяжелых работ, лодки, парящие в воздухе, вместе с нами вы
будете летать на больших кораблях между звездами.
     - Вот уже сорок лет, как ты обещаешь нам все это, - сказал Искилип. -
Но чем ты можешь подтвердить свои слова?
     - Теперь у него появилась такая возможность, - выпалил я.
     В игру вступил Гюзан и мрачно заговорил:
     - Не так все просто. Святейший. Долгими неделями я наблюдал за  этими
людьми с материка, пока они жили на Ярзике. Они притворяются хорошими,  но
это жестокий и алчный народ. Я доверяю им только тогда, когда они  у  меня
на глазах. И все же они ухитрились сегодня обмануть нас. Эти люди  изучили
наш язык гораздо лучше, чем показывают. И неправда, что они много  слышали
раньше о Посланце. Если корабль снова сможет летать и  они  завладеют  им,
кто знает, чего от них тогда ждать?
     Ровик мягко спросил:
     - Что же ты предлагаешь, Гюзан?
     - Этот вопрос мы обсудим в другое время.
     Я увидел, что хисагази крепче  сомкнули  пальцы  на  рукоятках  своих
каменных топоров. Какое-то время слышалось лишь  прерывистое  дыхание  Вал
Найра. Отблески светильника  падали  на  грузную  фигуру  Гюзана,  который
поглаживал  подбородок,  задумчиво  уставясь  в  землю  своими  маленькими
черными глазками. Наконец он стряхнул с себя оцепенение.
     - Пусть ваш корабль. Ровик, - жестко сказал он, -  плывет  за  жидким
камнем  с  командой  из  хисагази.  А  двое-трое  ваших  будут  на   борту
советниками. Остальные же останутся здесь в качестве заложников.
     Капитан ничего не ответил. Вал Найра застонал.
     - Вы  не  понимаете!  Ссоритесь  из-за  пустяков!  Когда  мои  родичи
прибудут сюда, не станет ни войн, ни угнетения. Они излечат  вас  от  этих
страшных недугов. Они будут дружить равно со  всеми,  никому  не  оказывая
предпочтения. Прошу вас...
     - Довольно, - сказал Искилип усталым голосом.  -  Пора  спать.  Если,
конечно, кто-нибудь сможет уснуть после всех этих странных разговоров.
     Взор Ровика скользнул не задерживаясь по плюмажу императора и  уперся
в лицо Гюзана.
     - Прежде чем мы примем какое-либо решение... - он с такой силой  сжал
эфес шпаги, что побелели суставы пальцев. Какая-то мысль зародилась в  его
голове. Но голос  оставался  ровным.  -  Сначала  я  хочу  посмотреть  тот
корабль. Можем мы отправиться туда завтра?
     Хотя  Святейшим  почитался  Искилип,  он  безучастно  стоял  в  своем
парадном одеянии из перьев. Гюзан же наклонил голову в знак согласия.
     Мы пожелали доброй ночи и отправились к себе.  Тамбур  приближался  к
полнолунию и заливал двор холодными лучами, но хижина стояла в тени  храма
и казалась совсем черной. Только небольшой прямоугольник  дверного  проема
светился  изнутри.  На  фоне  его  виднелась  хрупкая  фигура  Вал  Найра,
прибывшего со звезд. Он провожал нас глазами, пока мы не скрылись из виду.
     Спускаясь по тропе, Гюзан и Ровик кратко договорились  о  дальнейшем.
Корабль находился на склоне горы  Улас,  в  двух  днях  пути  отсюда.  Для
осмотра его  будет  снаряжена  совместная  экспедиция,  но  в  ней  сможет
участвовать не более двенадцати монталирцев.  Последующие  действия  будут
обсуждаться по мере надобности.
     На корме нашей каравеллы светились желтым светом фонари.  Отказавшись
от гостеприимства Искилипа, мы с Ровиком вернулись на ночь к себе.  Матрос
с пикой, охранявший трап, спросил что нового.
     - Завтра расскажу, - ответил я слабым голосом. - Сейчас у меня голова
идет кругом.
     - Зайди ко  мне  в  каюту,  мальчик,  -  сказал  капитан,  -  хлебнем
чего-нибудь перед сном.
     Видит бог, я очень хотел выпить. Мы вошли в тесное помещение с низким
потолком. Его загромождали навигационные  инструменты,  книги  и  печатные
карты, которые стали казаться мне смешными с тех пор, как я сам повидал те
места, где на карте картограф изобразил русалок и розу ветров.  Ровик  сел
за стол, жестом предложив мне сесть напротив, и наполнил  из  графина  два
кубка куэйнского хрусталя. Тут я понял, что голова его занята мыслями куда
более важными, чем спасение наших жизней.
     Некоторое время мы молча потягивали вино. Я слышал, как мягко  бьются
небольшие волны о корпус нашего судна, слышал шаги вахтенных, далекий  шум
прибоя. И ничего больше. Наконец Ровик откинулся назад, глядя на рубиновые
блики в вине. Выражение его лица оставалось для меня непонятным.
     - Ну, мальчик, - сказал он, - что ты обо всем этом думаешь?
     - Не знаю, что и думать, капитан.
     - Ты и Фрод больше других подготовлены к мысли, что звезды  -  те  же
солнца. Вы образованные. Что до меня, то за свой век я  перевидал  столько
чудес, что и это кажется мне возможным. Однако остальные наши люди...
     - Причуды судьбы! Варвары, вроде Гюзана, давно постигли  эту  истину,
ибо старик с неба вот уже сорок лет втайне проповедует  ее  представителям
их сословия... А он действительно пророк, капитан?
     - Он говорит, что нет. Играет в пророка, потому  что  приходится,  но
вся знать империи прекрасно знает, что это не так. Искилип совсем выжил из
ума и почти убежден теперь в истинности  всей  этой  выдуманной  игры.  Он
что-то бормотал насчет пророчеств, сделанных Вал Найра  много  лет  назад,
подлинных пророчеств. Ерунда! Просто ему изменяет память или хочется, чтоб
было так. Вал Найра такой же человек, как я, с  теми  же  слабостями.  Мы,
монталирцы, из той же плоти, что эти хисагази, хотя  научились  выплавлять
металл раньше, чем они. Родичи Вал Найра, в  свою  очередь,  знают  больше
нас. Но, клянусь небом, они все же смертны. Я должен помнить, что это так.
     - Гюзан помнит.
     - Браво, мальчик! - Ровик скривил рот в усмешке. - Он  умен  и  смел.
Увидел теперь возможность вырваться  наверх,  стать  чем-то  большим,  чем
правитель отдаленного острова. И не упустит эту  возможность  без  борьбы.
Как многие, кто и до него вел двойную игру, он использует старый  прием  -
обвиняет нас в намерении совершить то, о чем мечтает сам.
     - Но чего он хочет?
     - Должно быть, рассчитывает захватить корабль. Вал Найра сказал,  что
управлять им в воздухе легко. Однако совершать  межзвездные  перелеты  под
силу лишь самому Вал Найра, и ни одному здравомыслящему человеку не придет
в голову пиратствовать на Млечном Пути. Но... если корабль оставить здесь,
в нашем мире, и не подниматься выше, чем на милю от земли, военачальник, в
чьих руках он окажется, сможет завоевать  больше  стран,  чем  сам  Хромой
Дарвет.
     Меня охватил ужас.
     - И вы полагаете, что Гюзан даже не попытается искать рай?
     Ровик так мрачно разглядывал свой кубок, что я понял: сейчас он хочет
остаться в одиночестве. Я отправился на корму в свою койку.
     Капитан встал еще до рассвета и занялся приготовлениями к экспедиции.
Было ясно - он принял какое-то решение, скорее всего рискованное. Но, взяв
определенный курс, он редко от него отказывался. Ровик долго  совещался  с
Этиеном, и когда тот вышел из каюты, вид у него был испуганный. Словно для
того, чтобы вернуть себе уверенность, он особенно придирался к матросам.
     В число двенадцати монталирцев, допущенных к  участию  в  экспедиции,
входили Ровик, Фрод, Этиен, я  и  восемь  рядовых  матросов.  Всем  выдали
шлемы, нагрудники, мушкеты и холодное оружие, Гюзан  сообщил  нам,  что  к
кораблю ведет  тропа,  а  потому  мы  захватим  с  собой  ручную  тележку.
Погрузкой руководил Этиен. К моему удивлению, на тележку навалили  бочонки
с порохом, да столько, что оси затрещали.
     - Но мы ведь не берем с собой пушек, - запротестовал я.
     - Приказ шкипера, - отрезал Этиен.
     С этими  словами  он  повернулся  ко  мне  спиной.  Подступить  же  с
вопросами к Ровику никто бы не осмелился - такое у него было сегодня лицо.
Я вспомнил, что путь наш лежит в гору. Если с горы столкнуть на  вражеское
войско целую тележку  с  порохом,  предварительно  запалив  фитиль,  можно
выиграть бой. Но неужели Ровик ожидает столкновения так скоро?
     Распоряжения, которые он отдал офицерам и матросам,  остававшимся  на
борту "Золотого скакуна", тоже наводили на  эту  мысль.  Они  должны  были
держать корабль в полной готовности как к бою, так и к отплытию.
     Чуть взошло солнце, мы сотворили утреннюю  молитву  дочери  божьей  и
двинулись по пристани. Доски настила скрипели под  нашими  башмаками.  Над
бухтой плавали клочья тумана; в небе виднелся полумесяц Тамбура. В  городе
Никум, когда мы его проходили, царила тишина.
     Гюзан встретил нас  у  храма.  Главой  экспедиции  считался  один  из
сыновей Искилипа, но Гюзан обращал на этого юношу так  же  мало  внимания,
как и мы. Им придали сто человек охраны  -  воинов  в  кожаных  чешуйчатых
панцирях, с бритыми головами и татуировкой,  изображающей  драконов.  Лучи
утреннего солнца сверкали на обсидиановых наконечниках копий. Воины  молча
следили за нашим приближением, но когда мы подошли к их нестройным  рядам,
вперед выступил Гюзан. На нем тоже был кожаный панцирь, у пояса  -  шпага,
подаренная ему Ровиком на Ярзике. На накидке из перьев блестела роса.
     - Что у вас в тележке? - спросил он.
     - Припасы, - ответил Ровик.
     - На четыре дня?
     - Отпусти всех своих людей, кроме десяти, - спокойно сказал Ровик,  -
и я отправлю тележку обратно.
     Их  взоры  скрестились,  потом  Гюзан  повернулся  к  своим  и  отдал
негромкое распоряжение. Мы,  то  есть  несколько  монталирцев,  окруженных
языческими воинами, двинулись в путь. Впереди  до  середины  склона  Уласа
поднимались темно-зеленые джунгли. Выше гора  казалась  совершенно  черной
вплоть до полосы снегов, опоясавших дымящийся кратер.
     Вал Найра шел между Ровиком и Гюзаном.
     "Как странно, - подумал я, - что  орудие  божьей  воли  всего  только
хилый старик. Ему бы быть высоким и гордо выступать со звездой на лбу".
     Весь первый день, вечером, когда мы разбили лагерь,  и  на  следующий
день тоже Ровик и Фрод с интересом расспрашивали его о родине. Разумеется,
беседа их то и дело прерывалась. Да и слышал я далеко не все, поскольку  в
очередь с другими должен был толкать тележку вверх по этой проклятой узкой
тропе. У хисагази нет вьючных животных, поэтому они почти не знают колес и
не заботятся о дорогах. Но то, что  мне  удалось  услышать,  долго  мешало
заснуть.


     Я услышал о чудесах, более  удивительных,  чем  те,  что  приписывают
стране эльфов поэты. Целые города  вмещаются  в  башню  высотой  каждая  в
полмили. Небо залито искусственным светом так, что и после  захода  солнца
не бывает темно. Пищу родит не земля, а колбы  в  лабораториях  алхимиков.
Последний крестьянин владеет десятками машин, более послушных и работающих
лучше, чем тысяча рабов; у каждого есть воздушная  повозка,  способная  за
день облететь вокруг света,  а  в  долгие  часы  досуга  хрустальное  окно
показывает ему  театральные  представления.  Суда,  груженные  сокровищами
тысяч планет, ходят от солнца к солнцу. Они  не  вооружены,  никто  их  не
охраняет, потому что нет больше пиратов, а  между  державой  Вал  Найра  и
державами других миров царит согласие, и  о  войнах  все  давно  позабыли.
(Державы других миров, видно, еще чудеснее, чем страна Вал  Найра,  -  они
населены не людьми,  а  не  похожими  на  людей  существами,  разумными  и
обладающими  даром  речи.)  В  этой  счастливой  стране  почти  не  бывает
преступлений. Но если оно все же совершится, преступник  попадает  в  руки
корпуса охраны порядка; однако его не вешают и даже не  ссылают  за  море.
Просто ум его освобождают от стремления преступать  закон.  К  нему  потом
относятся даже с большим уважением, чем ко  всем  другим,  ибо  окружающие
знают, что после излечения ему  можно  полностью  доверять.  Что  касается
формы правления, то тут я не все  расслышал.  Как  будто  это  республика,
которой  управляют  избранные  люди,  преданные  народу  и  заботящиеся  о
всеобщем благе.
     "Да, - подумал я, - это, конечно, рай!"
     Наши матросы развесили уши и разинули рты. Ровик слушал сдержанно, но
все время покручивал ус. Гюзан, для которого все это было не внове,  почти
не скрывал раздражения. Ему явно не нравилось наше общение с Вал  Найра  и
та очевидная легкость, с какой Ровик понимал мысли пришельца.
     Но ведь мы были представителями народа, который уже давно  преуспевал
в естественных науках и постижении  законов  механики.  За  свою  короткую
жизнь я был свидетелем того, как на смену водяным мельницам пришли другие,
движимые ветром, особенно в местностях, бедных ручьями и  реками.  Часы  с
маятником были изобретены всего за год до моего рождения. Я читал в книгах
о попытках создать летательные  аппараты,  многие  мечтали  об  этом.  Наш
головокружительный прогресс позволял  нам,  монталирцам,  без  затруднений
осваивать новые знания, расширяя свой кругозор.
     Именно об этом я заговорил, сидя вечером у костра с Фродом и Этиеном.
     - О! - тихо произнес Фрод. - Сегодня я узрел Истину без  покрова.  Ты
слышал слова человека со звезды? Три закона движения планет вокруг  солнца
и один великий закон притяжения, объясняющий  их!  Святые  угодники,  этот
закон можно выразить  одной  короткой  формулой,  но,  чтобы  вывести  ее,
математикам понадобится три столетия.
     Взгляд его уставился в никуда. Он не видел  нашего  костра  и  других
костров, подле которых  спали  язычники,  не  видел  погруженных  во  мрак
джунглей, не видел сверкающего небосклона, по  которому  блуждали  отсветы
огнедышащего кратера.
     - Оставь его, парень, - проворчал Этиен. - Не видишь  разве,  что  он
хуже, чем влюбился.
     Я поближе придвинулся к грузному боцману  -  так  было  спокойнее:  в
джунглях вокруг слышались какие-то шорохи и чье-то рычание.
     - Что ты обо всем этом думаешь? - тихо спросил я.
     - Я-то? Да я и вовсе бросил думать с  тех  пор,  как  на  квартердеке
шкипер обдурил нас и заставил плыть с ним дальше. И мы плыли, как  дураки,
зная, что, если корабль перевалится через край света, мы полетим вместе  с
пеной к нижним звездам... Что ж, я всего лишь  бедный  моряк.  -  Как  мне
вернуться домой, если я не пойду за шкипером?
     - Даже к звездам?
     - Что ж! Это дело, пожалуй, не  такое  рисковое,  как  ходить  кругом
света. Старичок-то уверял, что его корабль безопасный и что между солнцами
не бывает штормов.
     - А ты веришь ему на слово?
     - А как же! Я старый бродяга и  разбираюсь  в  людях  неплохо.  Сразу
видно: старик - человек слишком робкий и простосердечный, чтобы  врать.  Я
не боюсь  жителей  рая,  и  шкипер  тоже.  Впрочем,  чего-то  он  все-таки
боится... - Этиен скривился и поскреб свой заросший подбородок. - Нет,  не
того, что они нагрянут сюда с огнем и мечом, а все-таки  какая-то  тревога
грызет его.
     Вдруг почва под нами заколебалась. Это вулкан Улас прочищал глотку.
     - Похоже, что мы можем навлечь на себя гнев господень.
     Но Этиен продолжал свое:
     - Что-то другое у шкипера на уме. Особенно  набожным  он  никогда  не
был, - он почесался, зевнул и поднялся. - Хорошо, что я не  шкипер.  Пусть
ломает голову, как поступать дальше. А нам с тобой поспать самое время.


     Но спал я плохо.
     Я надеялся, что Ровик хорошо отдохнул. Но  наутро  он  выглядел  хуже
некуда. Я стал раздумывать, почему бы это. Может быть,  он  опасался,  что
хисагази нападут на нас? Но зачем тогда мы отправились с ними? А между тем
склон горы становился все круче, тащить  повозку  стало  так  тяжело,  что
страхи мои куда-то делись, - мне было теперь не до них.
     Но когда на исходе  дня  мы  увидели  наконец  корабль,  я  забыл  об
усталости. Наши матросы дружно ругнулись  и  застыли,  опершись  на  пики.
Хисагази, которые никогда не отличались болтливостью, молча пали ниц перед
этим видением. Лишь Гюзан стоял прямо и неподвижно, не сводя глаз с  чуда.
И лицо его - я хорошо это видел - выражало вожделение.
     Места тут были дикие. Мы уже миновали верхнюю границу лесов, и теперь
джунгли расстилались под  нами  -  зеленое  море  посреди  серебряных  вод
океана. Кругом были черные камни, наши ноги попирали вулканический пепел и
туф. Крутые склоны с глубочайшими трещинами вздымались все выше, к  снегам
и дымному пламени. До вершины вулкана оставалось не меньше мили. Над  всем
этим простиралось бледное, холодное небо. А перед нами высился корабль.  И
был он - сама красота.
     Я все помню. По длине, или, вернее, по высоте,  ибо  он  опирался  на
хвост, корабль равнялся нашей  каравелле,  формой  походил  на  наконечник
копья; он сверкал белизной, словно только что  побеленная  стена,  и  цвет
этот был так же девственно чист, как и четыре десятка  лет  назад.  Вот  и
все. Но слова бедны, государи мои. Разве можно ими описать плавные изгибы,
стремящиеся вверх, блеск полированного металла, создание величественное  и
прекрасное,  нетерпеливо  ожидающее  взлета?  Как  воскресить  перед  вами
великолепие корабля, рассекавшего некогда звездные просторы?!
     Мы долго стояли неподвижно. Слезы застилали мне глаза, я смахивал их,
досадуя, что матросы могут заметить мое волнение. Но  тут  я  увидел,  как
слеза скатилась на рыжую бороду капитана.  Однако  голос  его  был  ровен,
когда он сказал:
     - Пошли, надо разбить лагерь.
     Хисагазийские воины не решились подойти ближе чем  на  несколько  сот
шагов к могущественному идолу, каким  был  для  них  корабль.  Да  и  наши
матросы предпочитали сохранять  ту  же  дистанцию.  Но  после  наступления
темноты, когда в лагере воцарилась тишина. Вал Найра повел  меня.  Ровика,
Фрода и Гюзана к своему судну.
     Как только мы приблизились, в корпусе корабля  бесшумно  растворилась
двойная боковая дверь и на землю  опустился  металлический  трап.  Обшивка
корабля  отражала  сияние  Тамбура  и  отблески  багровых  облаков   дыма,
подсвеченных жерлом вулкана. Все наводило на меня страх. А  когда  корабль
вдруг раскрылся перед нами, словно  по  велению  невидимого  хранителя,  я
вскрикнул и ринулся прочь.  Вулканический  пепел  хрустел  под  ногами.  Я
задыхался от паров серы, насыщавших воздух. Однако, добежав до  лагеря,  я
справился с собой и оглянулся. Черный камень кругом  поглощал  свет,  и  я
увидел один лишь корабль во всем его величии. И я вернулся.
     Внутренность  корабля  освещалась  холодными   на   ощупь   панелями,
излучавшими свет. Вал Найра объяснил, что  главный  двигатель,  сообщавший
кораблю  движение  и  неустанно  работавший,  подобно  сказочному  троллю,
остался невредим. Чтобы пустить его в ход, достаточно  передвинуть  рычаг.
Насколько  я  смог  понять  объяснения  Вал  Найра,  суть  дела  вроде  бы
заключалась в том, что металл, входящий в состав обычной соли, превращался
в свет... До конца я всего этого не постиг. Ртуть нужна была для одной  из
частей  механизма  управления,  которая   передавала   энергию   двигателя
какому-то еще устройству. А уж это устройство поднимало корабль в  небеса.
Мы  осмотрели  поврежденный  резервуар.  Как,  верно,  страшен  был  удар,
искореживший, погнувший такой крепкий  сплав!  И  все  же  невидимые  силы
уберегли Вал Найра, да и корабль почти не  пострадал.  Вал  Найра  показал
несколько инструментов, которые искрились, жужжали и гудели в его руках, и
объяснил, как можно устранить поломку. Сразу видно  было,  что  он  сумеет
справиться с починкой, а тогда останется  только  влить  галлон  ртути,  и
корабль оживет.
     Той ночью мы увидели и многое другое. Но я не  стану  рассказывать  -
все это было так странно, что у меня все равно не хватит слов описать свои
смутные воспоминания.
     Ровик, Фрод и я провели несколько часов на Священной горе. Не  уходил
и Гюзан. Он уже однажды побывал здесь, когда проходил обряд  посвящения  в
мужи, но тогда ему многое не показывали. Я  неусыпно  наблюдал  за  ним  и
опять прочел на его лице не радость узнавания, не удивление, а  одну  лишь
алчность.
     Видел это и Ровик. Он вообще все видел. Но молчал. Молчал, и когда мы
покидали корабль. Однако не потому, что был поражен тем,  что  мы  узнали,
как я и  Фрод.  Мне  казалось,  он  обдумывает,  как  предотвратить  беду,
которую, несомненно, собирался навлечь на нас Гюзан. Но теперь,  вспоминая
минувшее, я понимаю: ему просто было очень грустно.
     Во всяком случае, еще долго после того, как  мы  улеглись,  он  стоял
один, глядя на корабль, сиявший в лучах Тамбура.
     Рано утром, в предрассветном холодке, меня растолкал Этиен.
     - Вставай, парень. Работа есть. Заряжай пистолеты да привесь кинжал к
поясу.
     - Что? Что случилось?
     Я запутался в покрытом инеем одеяле. События минувшей  ночи  казались
сном.
     - Шкипер молчит, но, видно, ждет заварухи. Ступай к  тележке,  помоги
дотащить ее до той летающей башни.
     Грузный Этиен прошептал все это, сидя на корточках подле меня.  Затем
медленно добавил:
     - Сдается мне, что Гюзан замыслил перебить нас  здесь  на  горе.  Ему
хватит  одного  офицера  и  нескольких  матросов,  чтобы  вести  "Золотого
скакуна", куда он прикажет. Ну, а остальным для  собственного  спокойствия
вспорет брюхо.
     Я, наконец, выпутался из одеяла, стуча  зубами.  Вооружился,  наскоро
перекусил кое-чем из общего запаса. Хисагази брали с собой в поход сушеную
рыбу и нечто вроде хлеба из толченой травы. Одни лишь святые знали,  когда
мне снова доведется поесть. К тележке, где уже собрались Ровик и все наши,
я прибежал последним. Туземцы мрачно приближались к нам, пытаясь разгадать
наши намерения.
     -  Пошли,  ребята,  -  сказал  Ровик  и  вполголоса  отдал   какое-то
распоряжение.
     Четверо матросов поволокли тележку  по  скалистой  тропе  к  кораблю,
сверкавшему в тумане. Остальные, в том  числе  и  я,  стояли  на  месте  с
оружием наготове. Тут же к нам подошел Гюзан, а за ним Вал Найра.
     Ровик окинул его равнодушным взглядом, бросив небрежно:
     - Итак, государь мой, поскольку мы задерживаемся  здесь  для  осмотра
чудес на борту корабля...
     - Что? - прервал его Гюзан. - Что это значит? Мало вам того,  что  вы
уже видели? Пора возвращаться, чтобы отправиться за жидким камнем.
     - Отправляйся, если хочешь, - сказал Ровик. - А я намерен задержаться
здесь. А раз ты не доверяешь мне, я отвечаю тем же. На  "Золотом  скакуне"
осталось достаточно людей, и, если что, они сумеют постоять за себя  и  за
каравеллу.
     Рассвирепевший Гюзан  поднял  крик.  Но  Ровик  не  обращал  на  него
внимания. Матросы продолжали толкать  тележку  вверх  по  неровной  тропе.
Гюзан сделал знак копьеносцам, и те двинулись на нас. Они  не  построились
боевым порядком, но и так  выглядели  достаточно  внушительно.  Тут  подал
команду Этиен. Мы стали плечом к плечу, выставили  вперед  пики,  нацелили
мушкеты.
     Гюзан сделал шаг назад. Он уже знал, что такое огнестрельное  оружие,
на острове мы показывали его в действии. Конечно, он мог  уничтожить  нас,
воспользовавшись превосходством в численности и пойдя на  большие  потери.
Но у него не хватало решимости.
     - Не из-за чего драться, не так ли? - мягко сказал Ровик.  -  Я  ведь
только  принимаю  меры  разумной  предосторожности.  Корабль  -  бесценное
сокровище. Он может открыть врата рая для всех, может также открыть путь к
владычеству над нашим миром для одного. Среди нас могут  оказаться  и  те,
кто  предпочтет  второе.  Я  не  говорю,  что  ты  один  из  них.  Однако,
осторожности ради, я решил: корабль будет нам залогом и крепостью, пока  я
не пожелаю уйти отсюда.
     Тут-то и раскрылись  окончательно  истинные  намерения  Гюзана.  Наши
подозрения полностью подтвердились. Если бы он действительно  стремился  к
звездам, единственной его заботой было бы сохранить корабль в целости.  Он
не прыгнул бы вперед, не  вцепился  бы  в  тщедушного  Вал  Найра  могучей
хваткой и не пятился бы, прикрываясь,  как  щитом,  человеком  со  звезды,
чтобы уберечься от наших мушкетов. Злоба искажала его татуированное  лицо.
Он заорал:
     - Тогда и я возьму заложника. Что толку вам теперь в корабле!
     Хисагази  сплотились  вокруг  него,  что-то  выкрикивая,   размахивая
копьями и топорами, но явно  не  собираясь  преследовать  нас.  Мы  начали
подниматься по черному склону горы. Становилось все жарче.
     Фрод задумчиво крутил прядь бороды.
     - Как вы думаете, господин капитан, - сказал он, -  хисагази  решатся
на осаду?
     - Во всяком случае, никому не  советую  ходить  в  одиночку,  -  сухо
ответил Ровик.
     - Но какой смысл оставаться в корабле без Вал Найра, ведь  только  он
один может все объяснить? Не лучше ли вернуться  обратно?  Мне  необходимо
посмотреть сочинения математиков - голова идет кругом от закона,  согласно
которому вращаются планеты... и еще я хочу спросить человека из  рая,  что
он знает о...
     Ровик прервал его,  резко  приказав  трем  матросам  помочь  вытащить
колесо тележки, застрявшее  в  камнях.  Он  был  в  ярости.  Признаюсь,  я
подумывал, не сошел ли он с ума. Его поступки  были  мне  непонятны.  Если
Гюзан задумал предательство, что мы  выиграем,  запершись  в  корабле?  Он
попросту уморит нас голодом. Разве не  лучше  атаковать  его  на  открытой
местности, так у нас хоть был бы шанс пробиться к своим. А если  Гюзан  не
собирался нападать на нас в джунглях или в другом  месте,  наше  поведение
становилось бессмысленным вызовом. Но я не осмеливался задавать вопросы.


     Когда мы подтащили тележку к кораблю, из двери снова опустился  трап.
Бормоча проклятия, матросы отпрянули  назад.  Ровик,  взяв  себя  в  руки,
принялся увещевать их:
     - Спокойно, ребята. Признаюсь, я уже побывал на  борту.  Ничегошеньки
там нет зловредного. Давайте-ка затащим туда порох  и  разместим  бочонки,
как я скажу.
     Меня, самого слабого, освободили  от  переноски  тяжелых  бочонков  и
поставили у трапа, чтобы вести наблюдение за хисагази. До них было слишком
далеко, и я не мог расслышать ни слова, но я прекрасно  видел,  как  Гюзан
забрался на большой камень и держал  перед  воинами  речь.  Они  потрясали
оружием и что-то вопили. Но атаковать нас так и  не  решились.  Я  силился
понять, что же все-таки происходит. Если Ровик предвидел осаду,  то  ясно,
зачем мы захватили с собой порох... Хотя нет,  пороху  было  столько,  что
дюжина стрелков могла  бы  вести  мушкетный  огонь  непрерывно  в  течение
нескольких недель, разумеется, если бы у них хватило и свинца для  пуль...
Да и еды у нас почти не было. Я  перевел  глаза  вверх,  туда,  где  из-за
ядовитых облаков дыма, изрыгаемых вулканом,  проглядывал  Тамбур.  На  нем
бушевали бури. И самой малой из них достаточно, чтобы поглотить наш мир. Я
подумал о демонах, которые вселяются в людей.
     Вдруг раздался крик. Я вздрогнул и приготовился дать  отпор.  Но  это
кричали внутри корабля. Голос Фрода, полный возмущения... Больше всего мне
хотелось взбежать вверх по трапу, но я вовремя  вспомнил  о  своем  долге.
Яростный голос Ровика  приказал  ему  молчать,  а  матросам  -  продолжать
работу. Затем Ровик и Фрод засели в штурманской рубке и проговорили  около
часу. Когда старик вышел из рубки, он больше не протестовал. Но, спускаясь
по трапу, плакал.
     За ним последовал Ровик. Более мрачного человека  я  еще  никогда  не
видел. Потом  гуськом  спустились  матросы.  Одни  выглядели  испуганными,
другие - довольными, но все смотрели вниз, на  хисагазийский  лагерь.  Это
были простые матросы. И корабль мало что для них значил. Для них это  было
нечто чуждое, вызывавшее лишь тревогу. Последним шел Этиен.  Спускаясь  по
металлическому трапу, он разматывал какой-то длинный шнур.
     - В каре стройсь! - отрывисто  скомандовал  Ровик.  Матросы  поспешно
повиновались. - А вы, Жиан и Фрод, в центр! Потащите  боеприпасы,  это  вы
сумеете лучше, чем драться.
     Сам Ровик занял место в передней шеренге.
     Я тронул Фрода за рукав.
     - Пожалуйста, скажите, господин, что происходит?
     Вместо ответа Фрод зарыдал.
     Этиен присел на корточки с кремнем и огнивом в руках. Он услышал меня
- все остальные хранили мертвое молчание - и произнес твердым голосом:
     - Мы разложили бочонки по  всему  корпусу,  соединили  их  пороховыми
дорожками. А вот и фитиль, который все это рванет.
     Я не мог ни говорить, ни даже  думать.  Чудовищно!  Словно  откуда-то
издалека послышался скрежет кремня о сталь. Боцман раздул искру и сказал:
     - Я считаю, все правильно шкипер придумал. Я говорил вчера, что пойду
за шкипером куда угодно и не испугаюсь даже божьего  проклятия,  но  лучше
все же не искушать господа сверх меры.
     - Шагом марш! - раздалась команда.  Сверкнула  шпага,  которую  Ровик
вынул из ножен.
     Мы спускались с горы, пепел и туф у нас под ногами громко и неприятно
хрустели. Я не оглядывался. Не мог себя заставить. Казалось, что  все  это
кошмарный сон. Мы понимали, что Гюзан так или иначе преградит нам путь,  а
потому двинулись прямо на его отряд. Когда мы достигли границы лагеря,  он
выступил вперед. За ним, дрожа, плелся Вал Найра. Я был  как  в  тумане  и
едва расслышал слова Гюзана.
     - Итак, Ровик, что теперь? Готов ли ты вернуться?
     - Да, - глухо промолвил капитан. - Меня больше ничто здесь не держит.
     Гюзан исподлобья взглянул на него. Он становился все подозрительнее.
     - Почему ты бросил свою тележку? Что ты оставил там?
     - Припасы. Идем!
     Вал Найра посмотрел на смертоносные наконечники наших пик.  Несколько
раз провел языком по пересохшим тубам и с трудом выговорил:
     - О чем  вы?  Зачем  оставлять  там  продовольствие?  Все  равно  оно
испортится, пока придет время... время...
     Он встретил взгляд Ровика и пошатнулся. Кровь отхлынула от его лица.
     - Что ты сделал? - прошептал он.
     Вдруг Ровик поднял незанятую шпагой руку и закрыл лицо.
     - Я сделал то, что должен был сделать, - хрипло сказал он.  -  Дочерь
божья, прости меня.
     Человек со звезды еще мгновение смотрел на нас.  Затем  повернулся  и
побежал. Он пронесся мимо пораженных воинов и, достигнув  покрытой  пеплом
горы, стал подниматься к кораблю.
     - Назад! - закричал Ровик. - Глупец, ты никогда не...
     Он с трудом  проглотил  комок  в  горле.  Долго  следил,  не  отрывая
взгляда, за одиноким человечком, который, спотыкаясь, бежал к  Прекрасному
на склоне огнедышащей горы. Потом капитан опустил руку со шпагой.
     -  Может,  так  лучше,  -  произнес  он.  И   это   прозвучало,   как
благословение.
     Гюзан поднял свою шпагу. В чешуйчатых кожаных доспехах, с перьями  на
голове, он выглядел не менее величественно, чем одетый сталью Ровик.
     - Говори, что ты наделал, - прорычал он. - Или я сейчас убью тебя.
     На наши мушкеты он даже не взглянул. У него тоже была своя  мечта.  И
он тоже увидел, как ей пришел конец, когда взорвался корабль.
     Даже такой сверхтвердый  корпус  не  выдержал  одновременного  взрыва
стольких  бочонков  пороха,  размещенных  во  всех  его  концах.  Раздался
оглушающий треск, бросивший  меня  на  колени,  и  корпус  раскололся.  По
склонам горы полетели  раскаленные  добела  куски  металла.  Один  из  них
ударился в валун и разбил его вдребезги. Вал Найра исчез, верно, он  погиб
мгновенно и, к счастью, не мог увидеть того,  что  случилось.  В  конечном
счете господь был к нему милосерден. Сквозь пламя и дым,  в  таком  громе,
как если бы наступил день Страшного суда, я  увидел  падение  корабля.  Он
рухнул вниз, по склону, разбрасывая свои изуродованные внутренности. И тут
зарычала сама гора. Склон ее пополз вслед за остатками корабля, погребя их
под собой. Пыль заволокла небо.
     Больше я ничего не могу вспомнить.
     Хисагази закричали и бросились бежать. Они, видимо, решили, что ад  и
небо обрушились на землю. Но Гюзан не побежал. Когда пыль заволокла и нас,
и могилу корабля, и увенчанный  снегами  кратер  вулкана,  он  ринулся  на
Ровика. Один из наших матросов вскинул было мушкет, но Этиен пригнул  дуло
книзу. Мы стояли  и  смотрели  на  поединок  этих  двоих.  Они  бились  на
содрогавшейся, покрытой пеплом земле, а мы всей душой  понимали  -  у  них
есть на это право. Их клинки скрещивались звеня и  высекали  искры.  Ровик
оказался более искусным бойцом. В конце концов  он  пронзил  своей  шпагой
горло Гюзану.
     Мы достойно похоронили правителя  острова  Ярзик  и  пустились  через
джунгли в обратный путь.
     В ту же ночь, опомнившись, воины  хисагази  атаковали  нас.  Пришлось
пустить в ход мушкеты, но больше всего поработали наши шпаги и  пики.  Так
или иначе мы пробились сквозь их ряды, потому что другого пути  к  морю  у
нас не было.
     Они оставили нас в покое, но выслали  вперед  гонцов  с  известием  о
событиях. Когда мы достигли Никума, Искилип бросил  против  нас  все  свои
силы. Одни отряды штурмовали "Золотого скакуна", другие  поджидали  нас  в
засаде, чтобы не допустить к кораблю. Мы снова построились в каре. Так что
сколько бы их там ни  было,  биться  с  нами  одновременно  могли  человек
двадцать, не больше. Все же мы оставили шесть хороших  парней  на  залитых
кровью грязных улицах. Когда команда, ждавшая нас на  каравелле,  увидела,
что  Ровик  возвращается,  она  принялась  обстреливать  город  из  пушек.
Тростниковые крыши легко загорались, и это внесло такое  смятение  в  ряды
противника, что отряд, совершивший вылазку с корабля, смог  соединиться  с
нами. Общими силами мы прорвались к причалу,  взошли  на  борт  и  выбрали
якорь.
     Взбешенные хисагази отважно  подвели  свои  челны  к  корпусу  нашего
корабля  так,  чтобы  очутиться  в  мертвом  пространстве,  вне   пределов
орудийного огня. Они взбирались на плечи друг другу, пытаясь дотянуться до
лееров. Одному отряду это удалось, противник  оказался  на  палубе,  и  мы
смогли сбросить его в море только после ожесточенной схватки. Тогда-то мне
и перебили ключицу, которая мучит меня по сей день.
     В конце концов мы все-таки выбрались из фьорда. Дул свежий  восточный
ветер. Мы подняли все паруса и скоро оставили позади наших  врагов.  Затем
пересчитали убитых, перевязали раны и улеглись спать.
     На рассвете, разбуженный болью в плече и еще более  сильной  болью  в
душе,  я  поднялся  на  квартердек.  Небо  было  покрыто  облаками.  Ветер
усилился. До самого горизонта, затянутого серыми тучами, катились холодные
зеленые волны с белыми гребнями. Корпус  корабля  стонал,  такелаж  гудел.
Целый час я простоял, глядя назад, и прохладный ветер успокаивал боль.
     Потом я услышал за собой шаги. Не  оборачиваясь,  я  понял,  что  это
Ровик. Он долго стоял рядом с непокрытой головой. Я вдруг  увидел  седину,
пробившуюся в его волосах.
     Наконец, все еще не глядя на меня и щуря глаза, слезившиеся от ветра.
Ровик заговорил:
     - В тот день я все объяснил Фроду. Он ужаснулся, но  признал,  что  я
прав. А с тобой он говорил об этом?
     - Нет, - сказал я.
     Ровик кивнул.
     - Никто из нас не станет много говорить об этом.
     Мы замолчали. Потом он заговорил вновь:
     - Я боялся не того, что Гюзан или кто другой захватит корабль,  чтобы
владычествовать над миром.  Мы,  монталирцы,  всегда  справимся  с  такими
проходимцами. Не боялся я и обитателей рая.  Этот  бедный  старик  говорил
правду. Они не нанесли бы нам вреда...  нарочно...  Привезли  бы  с  собой
ценные подарки, открыли бы нам свои тайны, дали бы возможность побывать на
всех своих звездах.
     - Тогда зачем?.. - с трудом выговорил я.
     - Когда-нибудь последователи Фрода  разгадают  загадки  Вселенной,  -
сказал он. - Когда-нибудь наши  потомки  построят  собственный  корабль  и
поведут его навстречу судьбе, которую избрали.
     Брызги обдавали нас, волосы стали влажными. На губах  я  почувствовал
вкус соли.
     - А пока что, - сказал Ровик, - сами будем  ходить  по  морям  нашего
мира, сами взбираться на  его  горы,  сами  составлять  карты  и  покорять
природу, стараясь постичь ее. Сами, понимаешь, Жиан? И всего  этого  лишил
бы нас корабль.
     Тут я, наконец, разрыдался. Он положил руку на мое здоровое  плечо  и
еще немного постоял рядом. А "Золотой  скакун"  шел  под  всеми  парусами,
держа курс на запад.

Last-modified: Mon, 10-Aug-98 13:30:56 GMT

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: