умудрился оседлать Толика, другие ухватили вольнодумца за руки. Приемов
они, должно быть, знали не меньше, чем мастер спорта из соседнего двора,
но как и дзюдоиста их ожидало горькое разочарование. Сил четверых человек
оказалось явно недостаточно. Сначала Толик смахнул с себя наездника, потом
двумя рывками высвободил руки.
- Ах, вот как! - начальник оперативной группы замахнулся дубинкой.
Толик стоически подставил ладонь, а через секунду уже гнул отнятую резину,
тщетно пытаясь переломить об колено. Поведение его настолько ошеломило
милиционеров, что некоторое время они только безмолвно наблюдали за
потугами Толика.
- Псих, - выдавил из себя старший. Наверное, он переживал за свою
дубинку. - Она же не ломается!
- Самый натуральный псих, - подтвердил один его бойцов. - Кто ж его
родил такого?
Этого ему говорить не следовало. Толик обиделся - и обиделся всерьез.
Отшвырнув дубинку, притянул милиционера за плечи и одним движением натянул
милицейскую фуражку до подбородка. Козырек с треском отлетел, ткань
лопнула, а пострадавший с воплем ухватился за голову.
- Ты что?! - зашипел старший. - Это же... Это же порча казенного
имущества!
На этот раз тактику они использовали самую жестокую. Дубинки бешено
загуляли по ногам Толика.
- Вы с ума сошли! - заорал Евгений Захарович. - Немедленно
прекратите!
Толик с протяжным стоном рухнул на колени. Теперь удары сыпались на
его голову, а он только пытался прикрыться. Атакующие вошли в раж и ни на
что уже не обращали внимания. Увидев кровь на разбитом лице Толика,
Евгений Захарович содрогнулся.
- Чтоб вас всех... - он не договорил. Голос куда-то пропал. И лишь
мгновением позже он сообразил, почему не слышит себя, не слышит возгласов
милиции. Подобно казачьей воинственной сотне во двор ворвался ураганный
ветер. Увлеченные схваткой, они заметили его слишком поздно. Смерч,
рожденный ветром, завывал, танцуя между гаражами и детской площадкой,
быстро приближаясь к месту сражения. Соседи спешно разбегались. С
растерянностью на лице командующий оперативной группы крутил головой. На
их глазах смерч приподнял бетонную, лежавшую во дворе с незапамятных
времен плиту с силой подбросил вверх и уронил в двух шагах от газика.
Земля содрогнулась. Песок, земля и мусор роились в воздухе. Разъяренными
пчелами мелкие камушки били по обнаженным участкам кожи. Стало трудно
дышать, а чуть позже с неба посыпались градины. Евгений Захарович поневоле
пригнулся. Такой величины град он видел впервые.
- В машину! Быстро в машину! - старший оперативник яростно
жестикулировал. Никто не собирался с ним спорить. Все четверо, прикрываясь
руками, юркнули в газик, и, взревев мотором, машина понеслась по тротуару.
Смерч-таки успел ее подцепить, подкинув вверх и наградив крепким шлепком.
От газика отлетела пара металлических деталей. Завибрировав от натуги, он
прибавил скорости.
Натянув пиджак на голову, Евгений Захарович подскочил к стоящему на
коленях Толику и, ухватив за плечо, потянул к подъезду. Под прикрытием
каменного козырька оба перевели дух.
- Ну и погодка! Одно к одному, - зубы Евгения Захаровича дробно
отстукивали.
Толик таращил глаза и, по всей видимости, ничего не понимал. Евгений
Захарович шутливо толкнул его в бок.
- Ну что, заступилась за нас матушка-природа! Может, вспрыснем это
дело?
Толик болезненно скривился, упрямо замотал головой.
- Домой пойду. Хватит...
- Ты же сказал, они заперлись.
- Она откроет. Попрошу прощения - и откроет.
- Ладно, коли так, - Евгений Захарович потоптался на месте. Ему
хотелось сказать что-нибудь доброе, утешающее, но нужные слова как-то не
шли на ум. Он похлопал Толика по огромной спине и с чувством пожал руку.
- Ты это... Давай крепись! А если что, то дуй ко мне.
- Спасибо, - Толик вздохнул. Глаза его горестно засветились, лицо
стало по-детски жалобным. Тяжело переставляя ноги, он начал подниматься по
лестнице. Евгений Захарович смотрел ему вслед, чувствуя, как неукротимо
прорастает в нем росток злости. Злости на все то, что превращает людей в
таких вот несчастных созданий, что так несправедливо оделяет смертных
земными радостями.
Сюрприз номер один караулил его за окном. Пока он поднимался по
лестнице, пока входил в квартиру, ураган стих, будто его и не было, и
только бетонная плита лежала на новом месте, свидетельствуя, что все
происшедшее - самая что ни на есть реальность. Да от выпавших градин
кое-где оставались еще небольшие лужи. Ошарашенный, Евгений Захарович
прошел в ванную и там сбросил с себя грязную одежду. Нагишом вернулся в
комнату и, устроившись в кресле, закинул ноги на журнальный столик. В
сущности, следовало бы поразмыслить над сегодняшними событиями, над их
необыкновенной развязкой, но именно этого ему хотелось меньше всего. Мозг
все еще сомневался, пытаясь подыскать ответ попроще и попривычнее. Ответа
не находилось, и логика заранее терялась, пытаясь пасовать.
Гипотезу шального протуберанца он успел отвергнуть, и единственной
версией оставалась версия чудесного. На этом настаивали обстоятельства, на
этом настаивало внутреннее "я". Мозг продолжал робко протестовать, но его
голоса Евгений Захарович уже не слышал. В конце концов любое чудо - не что
иное, как загадка, а загадок в этом мире всегда хватало. Значит,
предполагать чудо было вполне естественным. И если непознанное есть
волшебство, стало быть, мир волшебен!
Кивнув своим мыслям, Евгений Захарович ухмыльнулся. С наслаждением
пошевелил пальцами ног. Для завершенности картины не хватало только джина
с тоником или на худой конец горячего кофе. Именно так отдыхают киношные
джентльмены удачи. Добро и зло для них разделены ясной границей и оба этих
понятия абсолютно непересекаемы. Может быть, подобная ясность и дает силы
для битв, для вечной войны с кем и чем угодно. Упрощение - еще не есть
принадлежность к примитиву, и, как бы то ни было, дуэлирующие мушкетеры,
древние идальго, забияки-гусары всегда вызывали и будут вызывать
восхищение. Вот он - главный парадокс человечества! Агрессия допускает
мужество, но напрочь отвергает милосердие. Два положительных качества,
которым архисложно ужиться рядом. Оттого и неясно, чем все на свете
кончится. А коли неясно, то незачем, наверное, об этом и думать...
Евгений Захарович вспомнил о том, что приключилось с ним неделю
назад. Тогда он боролся с очередным приступом ипохондрии и боролся, надо
сказать, не самым достойным образом. Вернувшись с работы и мысленно
подвывая от тоски, он бросился обзванивать старых подружек, обратившись
таким образом к средству для слабаков. Женщина, как известно, одна из
последних пристаней. Настоящий мужчина держится волн и вольного ветра. Как
капитан покидает судно в последний миг, так и он расстается с океанским
простором лишь в крайнем случае. Так по крайней мере утверждают
принципиальные холостяки, а Евгений Захарович числил себя таковым и
подобное обращение за помощью справедливо полагал отступничеством.
Впрочем, судьба не замедлила прищелкнуть его по носу. Первая из подружек
смущенно призналась, что вот уже полгода, как у нее появился друг, вторая
оказалась в декрете, а третья добродушно пригласила на собственную
свадьбу. Больше он звонить не стал. Урок не прошел даром, и он
крепко-накрепко отчитал себя за проявленное малодушие.
Сейчас, вспоминая нечаянную свою слабость, Евгений Захарович
снисходительно улыбнулся. Он мог себе это позволить. Сегодня во всяком
случае. Этот день перевернул многое. Что-то действительно приключилось с
миром. Иначе не объяснить того призрачного сияния в парке, драки с
грубоватыми парнями и сказочного урагана, спасшего Толика от неминуемого
ареста.
Евгений Захарович приподнял голову. Окно в доме напротив разгоралось
багровым прожектором. Сморгнув, Евгений Захарович чуть передвинулся.
Сияние послушно переместилось в окно по соседству. Еще одна маленькая
тайна. А сразу за ней другая, скрывающая глубину комнаток, освещенных
закатом. Что там за этими шторами? Счастливы ли жильцы достигнутым и ждут
ли от жизни чего-то большего? И что есть большее? Что-то новое или что-то
старое, ожидаемое или напротив - совершенно неожиданное?..
Поднявшись, Евгений Захарович приблизился к окну. Прожектор нехотя
уплыл в сторону, а взгляд его скользнул вниз по кирпичной стене и плавно
обежал аляповатое обрамление арки. Увиденное заставило удивленно
приподнять брови. Нет, он не ошибся. Во двор в самом деле входил его
величество господин Трестсеев! На всякий случай Евгений Захарович отшагнул
назад. "Не открою, - решил он. - Пусть хоть каблуком в дверь стучит! Меня
нет дома - и все тут!" По счастью опасения не оправдались. Трестсеев
заглянул во двор совсем по иной надобности. Задержавшись возле детской
площадки, он забросил руку далеко за спину и энергично поскреб под
лопаткой. Потом также свирепо почесал под мышками и, окинув дома
настороженным взглядом, аккуратно из обеих ноздрей высморкался на землю.
Вытерев нос и пальцы платком, деловито повернул со двора. Прищелкнув
ногтем по оконной раме, Евгений Захарович беззвучно рассмеялся. Ай да
Трестсеев! Ай да завлаб!..
Продолжая размышлять о Трестсееве, он натянул на себя тренировочный
костюм и наугад подцепил одну из пылящихся на полке книжек. Удобно
вытянулся на диване.
На шкафу работал, покручивая усами, будильник. На кухне зябко сквозь
сон вздрагивал холодильный агрегат с романтичным названием "Марьяна".
Где-то за стенами и за потолками разномастным хором бормотали и напевали
тысячи радио и телеприемников. Люди-кентавры с человечьими торсами,
вросшими в поролоновые сидения кресел, упрямо соревновались в
неподвижности и обжорстве, поедая глазами экраны, насыщаясь газетами,
поглощая информацию из последних радионовостей. Одним словом, жизнь
бурлила и кипела...
Мимоходом Евгений Захарович отметил, что книга ничуть его не
увлекает. Он читал механически, и книжный герой только попусту тратил
силы, ухлестывая за тремя дамами сразу, сражаясь с бесчисленным
количеством злодеев и произнося налево и направо лаконичные фразы
дебила... У детективных героев вообще завидное единодушие. Все они, как
один, курят сигары и пьют виски, пользуются потрясающим успехом у женщин,
при всяком удобном случае ерничают, насмехаясь над туповатой полицией и
собственным безголовым начальством. Три строгие прямые линии, в конечном
счете рождающие триллер: крепкие кулаки, красивые женщины, доходчивый
юмор.
Отложив книгу, Евгений Захарович перевернулся на живот и закурил.
Синеватый дымок зигзагом повис в воздухе, в точности отражая состояние его
мыслей. Хаос, разброд, легкий привкус надежды и тень, надвигающейся
апатии. "А ведь, по идее, я должен быть счастлив! - мелькнула у него
презабавная мысль. - Когда-нибудь лет в шестьдесят или семьдесят я, быть
может, вспомню этот день и изумлюсь своему идиотизму. Какого рожна надо
человеку, когда он молод и здоров?.."
Где-то поблизости раздался шорох. Он скосил глаза. Возле дивана, под
массивной гармонью батареи, смело и осмысленно шуршал чем-то маленький
мышонок. Этакий худенький прообраз Микки-Мауса. На хозяина квартиры он не
обращал ни малейшего внимания. У него имелись дела поважнее. Вытянув руку
с сигаретой, Евгений Захарович прицельно стряхнул пепел прямо на
Микки-Мауса. Мышонок недовольно потряс ушастой головой и продолжил возню.
