- А вы откуда знаете, что вы - взрослый?
- Берясь за взрослую работу и делая ее. Конечно, мы, земляне,
совершили немало страшных ошибок. Но они наши собственные. Мы учились на
них. Вы же со своей паршивой психонаукой пытаетесь определить рамки для
человеческого ума и затолкать его туда. Хотите воссоздать у нас
централизованное государство, да? А вы не думали, что феодализм может
больше устраивать человека? Место в мире, которое можно назвать своим и
быть его частью, община со своими традициями и честью, возможность для
личности принимать решения, которые что-то значат, оплот свободы против
сильного центра, которому вечно нужно все больше и больше власти, тысяча
различных образов жизни... Мы строили на Земле сверхдержавы, и они всегда
рассыпались. Я думаю, сама идея централизма ложна. И вдруг на этот раз нам
удастся что-то лучшее. Почему бы не попробовать мир маленьких государств:
слишком укорененных на территории, чтобы рассыпаться, слишком маленьких,
чтобы угрожать. Постепенно они поднимутся выше мелкой зависти и сохранят
свое лицо. Тысяча разных подходов к нашим проблемам. Тогда, может быть, мы
и решим некоторые из них...
- Вам никогда это не удастся, - ответило существо. - Вы будете
повторять цикл вражды.
- Я думаю иначе. Но кто бы ни был прав - а Вселенная слишком велика
для таких предсказаний, - здесь на Земле мы сможем сделать свободный
выбор. Уж лучше смерть, чем... приручение. Люди узнают о вас, как только
судья Бродский будет восстановлен на своем посту. Не раньше. Наш полк
услышит об этом сегодня, город завтра - для того, чтобы никому не пришла в
голову идея вновь спрятать правду. К тому времени, когда прилетит ваш
следующий корабль, мы будем готовы - на собственный манер, каким бы он ни
был.
Существо накинуло капюшон на голову. Спейер повернулся к Маккензи.
- Хотите что-нибудь сказать, Джимбо?
- Нет, - проворчал Маккензи. - Не знаю, что еще добавить. Давайте
организуем здесь командный пункт, хотя, полагаю, войне скоро конец.
- Да. Вражеские войска капитулируют повсюду. Им больше не за что
сражаться.
На улице было тихо - город все еще не вернулся к нормальной жизни.
Служанка провела Маккензи во внутренний дворик и удалилась. Он подошел к
Лауре, сидевшей на скамье под ивой. Она увидела его, но не поднялась; ее
рука лежала на спинке колыбели. Маккензи остановился, не зная, что
сказать. Как она похудела!
Наконец она промолвила - так тихо, что он едва расслышал:
- Том умер.
- О нет! - У него потемнело в глазах.
- Я узнала об этом позавчера, когда ко мне пришли несколько его
людей. Он был убит у Сан-Бруно.
Маккензи не осмелился бы сесть с ней рядом, но ноги не держали его, и
он опустился на затейливо уложенные плиты дворика, не в силах поднять
глаза.
Ее голос звучал безучастно:
- Так стоило оно того? Я говорю не только о Томе, но и о многих
других, убитых из-за какой-то политики.
- Много больше стояло на карте.
- Да, я слышала по радио. И все же цена слишком высока. Я пыталась
понять, но не могу.
У него не было сил защищаться.
- Может, ты и права, утенок.
- Я не себя жалею. У меня есть Джимми. Но Том не увидел так много...
Маккензи внезапно понял, что здесь с ними ребенок и ему следует взять
своего внука и подумать о будущей жизни. Но он был слишком опустошен.
- Том хотел, чтобы его назвали в твою честь.
"А ты Лаура?" - подумал он и спросил вслух:
- Что ты намерена делать дальше?
- Придумаю что-нибудь.
- Вернемся в Накамура.
- Нет. Только не туда.
- Ты всегда любила горы. - Он заставил себя посмотреть ей в лицо. -
Мы могли бы...
- Нет. - Она встретила его взгляд. - Джимми не вырастет солдатом.
Лаура чуть поколебалась.
- Я уверена, что кто-нибудь из Эсперов продолжит их дело на новой
основе, но с теми же целями. Он должен верить во что-то отличное от того,
что убило его отца. И сделать это сущим. Согласен?
Маккензи встал, преодолевая вращение Земли.
- Не знаю. Никогда не был мыслителем. Можно мне взглянуть на него?
- Отец...
Он нагнулся над колыбелью и посмотрел на маленького спящего человека.
- Если ты снова выйдешь замуж и родишь девочку, ты назовешь ее в
честь матери?
Лаура уронила голову и стиснула кисти рук.
- Я должен идти, - быстро сказал Маккензи. - Если позволишь, навещу
тебя на днях.
Лаура обняла его и заплакала. Он гладил ее волосы и утешал, как делал
это, когда она была маленькой.
- Ведь ты хочешь вернуться в горы? Там твоя страна, твой народ, ты им
принадлежишь!
- Ты знаешь, как сильно я этого хочу.
- Так почему же...
Его дочь выпрямилась.
- Не могу, - сказала она. - Твоя война кончилась. Моя только
начинается.
Эту волю воспитал он сам. Поэтому Маккензи только тихо произнес:
- Надеюсь, ты ее выиграешь.
- Может быть. Через тысячу лет.
Когда он ушел, стояла непроглядно темная ночь. В городе не было
света, зато над крышами сияли звезды. Солдаты взвода сопровождения
казались во мраке притаившимися разбойниками. Они отсалютовали ему и
тронулись, держа ружья наготове. Но в ночи не было ничего, кроме цоканья
подков.
Last-modified: Mon, 10-Aug-98 13:30:53 GMT
