свою взрослую жизнь.
О да, она знала, что надо сказать. Знала, ибо он сам выдавал свои
тайны. В тот вечер, когда они впервые встретились на центральной площади
Оринджфилда, Дани взглянула ему в лицо и хладнокровно прочла все, что
хотела узнать о нем. После этого ей не составило труда обобрать Никлина до
нитки. И не просто обобрать, - она знала, как заставить его наслаждаться
самим процессом ощипывания и подготовки к жарке в печи Кори Монтейна.
Всего несколько часов - и Джим из гадкого утенка превратился в прекрасного
лебедя, а из лебедя - в запеченную индейку. И шел на все это с огромной
готовностью!
- Отлично, Дани, - просто сказал Джим. - Ты все проделала отлично.
На какое-то мгновение ему показалось, что в ее глазах мелькнуло
замешательство. Но Джим решительно отвернулся - если чему-то он и
научился, так это лишь тому, что не следует доверять собственным суждениям
относительно подобных вещей. Возможно, Дани лишь ради него изобразила этот
потерянный взгляд, подобно тому, как мастер наносит последами мазок,
завершая картину. Дани совершенно недвусмысленно дала ему понять, что она
о нем думает. Ее мнение не отличалось от мнения всех прочих женщин,
знакомых с Джимом. Теперь остался лишь один вопрос - что делать дальше?
Никлин никогда не сможет предстать перед добропорядочными обывателями
Оринджфилда, хотя, видит Бог, было бы здорово оказаться рядом с не по
годам умной Зинди. Он не собирается оставаться и здесь, в Тысячелетнем
городе. Лучше всего отправиться в Бичхед, где его никто не знает. Но у
Никлина в кармане не больше десяти орбов, их не хватит даже на билет до
столицы.
Со стороны шатра послышался гул голосов. Никлин почувствовал, как
вспыхнуло его лицо. Дани подошла к своим друзьям и сейчас, наверное,
потчует их новыми подробностями того, как она облапошила простофилю из
Оринджфилда.
Джим должен исчезнуть с места своего унижения, исчезнуть как можно
скорее. Но для этого необходимы деньги. Никлин понимал: единственный
источник - Кори Монтейн. Трудно придумать большее унижение, чем явиться с
протянутой рукой к этому ханже, тебя же и обчистившему. Но если Монтейн
решил разыгрывать из себя Божьего человека, то, может, он согласится
расстаться с сотней-другой. Особенно, если пригрозить ему неприятностями.
Никлин представил, как он врывается к проповеднику, размахивая
железным прутом. От нелепости и абсурдности этой картины ему стало еще
горше. Насилие в любой его форме, как его ни провоцируй, было совершенно
противно природе Никлина. В полицию или газету он также не мог обратиться.
Монтейн постарался на славу - никакой связи между личными проблемами Джима
и переданными им деньгами обнаружить невозможно. Самое большее, чего мог
добиться Джим, - поднять шум и пополнить ряды людей, считающих его полным
ослом.
По дороге к прицепу Монтейна Никлин вдруг осознал, что все это время
он реагировал на происшедшее скорее как автомат, чем как живое существо.
Он был вежлив и пассивен в степени, чрезмерной даже для Джима Никлина. Но
где-то в глубинах его существа накапливалось и нарастало что-то необычное
и странное, какая-то внутренняя ярость, обещавшая скорый взрыв. Но пока
длилось это благословенное оцепенение, самое разумное - попытаться
устроить свою жизнь.
Обнаружив, что средняя дверь прицепа приоткрыта, Джим поднялся по
ступеням и без стука решительно шагнул внутрь. Монтейн сидел на откидном
стуле у стены с чашкой чая в руке и смотрел переносной телевизор, без
лишних церемоний водруженный на металлическую крышку гроба. Хотя до
ближайшей фототелестанции было никак не больше шести километров,
изображение рябило и дергалось. Помехи создавала, скорее всего, висящая в
воздухе утренняя дымка. Однако качество звука было вполне
удовлетворительным. Монтейн напряженно слушал.
Он молча помахал свободной рукой, приветствуя Джима, и указал на стул
рядом с собой. Понимая, что его уже поставили в тактически невыгодное
положение, Никлин неохотно опустился на указанное место. Его колени почти
касались гроба. Глядя на его серебристую поверхность, Джим поймал себя на
том, что думает о содержимом этого ящика. Он тут же решительно отбросил
эти малоаппетитные мысли и постарался сосредоточиться на новостях, которые
полностью поглотили внимание Монтейна.
- ...подчеркнули, что в данный момент они могут ограничиться лишь
предположениями, поскольку радиосвязь еще не восстановлена, - говорил
диктор, - однако, эти таинственные зеленые линии, по всей видимости,
представляют собой глобальное явление. Сообщения о них поступили из
окрестностей более чем двадцати припортальных городов. Эксперты, обобщив и
экстраполировав полученные данные, полагают, что светящиеся линии тянутся
через весь экватор Орбитсвиля, а расстояние между ними составляет около
900 километров. - Диктор сделал паузу. - Вы напуганы? Я - безусловно, но
хороший испуг бывает лишь на пользу, поверьте. Более полную информацию мы
передадим чуть позже, а пока вернемся в студию к обсуждению экономических
последствий того, что некоторые ученые именуют Большим Скачком. Поскольку
припортальные сообщества теперь отрезаны друг от друга, многие
промышленные центры потеряли доступ к своим рынкам. Если подобная ситуация
сохранится, то последует быстрый рост отрасли, специализирующейся на
строительстве межпортальных космических кораблей.
Вместе с нами эту проблему обсуждает Рик Ренард, который в последние
несколько дней постоянно участвует в наших передачах. Он, как вам уже,
наверное, известно, является владельцем корабля "Хоксбид", который исчез в
момент маневрирования у тридцать шестого Портала. Мистер Ренард уже
создает консорциум по конструированию и постройке...
В этот момент Монтейн протянул руку и выключил телевизор.
- Доброе утро, Джим. Чаю?
Никлин продолжал смотреть на погасший экран, едва сознавая, что
говорит Монтейн. В какой-то момент его постигло озарение. Когда ведущий
упомянул имя Ренарда, внутри Никлина что-то вздыбилось - другого слова он
не смог подобрать. В самых глубинах его сознания что-то шевельнулось,
словно в темных доисторических топях заворочался чудовищный левиафан.
"Ренард! Так ведь звали лиса в каком-то мультфильме. Лис и ракета!
Неплохое название для пивного бара, но какая здесь связь..."
- Вы меня слышите, Джим? - Монтейн насмешливо взглянул на Никлина. -
Я предлагаю вам чай.
Джим с некоторым усилием сфокусировал взгляд на лице проповедника.
- Спасибо, но мне нужен не чай, а разговор с вами. Я хочу поговорить.
- Я всегда готов выслушать вас, - любезно ответил Монтейн и тут же
быстро, не давая Никлину возможности высказаться, продолжил: -
Относительно той зеленой линии, которую мы обнаружили прошлой ночью, я
оказался прав. Помните, я сказал, что она достигает оболочки? Так вот, в
новостях сообщили о сотнях подобных дьявольских штуковин, они и впрямь
достигают илема. Меня это очень тревожит, Джим. Несомненная работа
дьявола. Так о чем вы хотели поговорить со мной?
- Я думаю, мне следует вас поздравить.
- Поздравить? - недоуменно переспросил Монтейн. - С чем же?
- С тем, как изящно и профессионально вы вместе с одной из своих
проституток обобрали меня до нитки.
Никлин с удивлением отметил, что яркие и проницательные глаза
проповедника вдруг погасли, подернувшись мутной пеленой. Джим вовсе не
ждал столь сильной реакции от профессионального вымогателя.
- Вы говорите загадками, сын мой.
- Я имею в виду превосходную операцию, которую вы провели с помощью
вашей шлюхи.
Монтейн кинул беспокойный взгляд на гроб.
- У нас не принято разговаривать подобным тоном.
- О, простите меня! - Никлин не удержался от сарказма.
- Я полагаю, - холодно сказал Монтейн, - что между вами и Дани
произошла размолвка?
- Вы очень проницательны.
Монтейн горестно вздохнул, всем своим видом давая понять, что он
безмерно огорчен событием, которое, хотя и предвидел, но надеялся
избежать.
- Я действительно огорчен этим обстоятельством, Джим. Я, разумеется,
постараюсь ответить на ваши претензии, но вы должны понять, что личные
отношения между членами нашей общины меня не касаются. Я дал вам ясно
понять в нашем первом разговоре, что любой, переданный...
- Вам не стоит беспокоиться об этом, - грубо оборвал его Джим. - Я
совершил глупость и готов смириться с ее последствиями. Я хочу лишь уехать
отсюда, уехать как можно скорее. Полагаю, вы не откажете мне в просьбе и
вернете пару сотен на дорожные расходы.
Монтейн нахмурился.
- Кажется, вы не понимаете, Джим. Эти деньги принадлежат Богу, а не
мне. Вы передали их Ему. Я не могу взять из них больше, чем необходимо для
поддержания жизни членов нашей общины.
- Прекрасно, - Джим уже не скрывал своей горечи. - Просто прекрасно,
Кори. Вы с Дани стоите друг друга.
Монтейн пропустил оскорбление мимо ушей.
- Все, что я могу сделать, - а я бы пренебрег своим христианским
долгом, не сделай этого, - предложить вам содержимое моего кармана. Эти
деньги предназначены для ведения домашнего хозяйства. У меня есть лишь
тридцать орбов. Я понимаю, это немного, но вы можете рассчитывать на них.
"Очень мило, черт бы тебя набрал!" - подумал про себя Джим,
недоверчиво глядя, как Монтейн поднялся, аккуратно поставил чашку и достал
с кухонной полки лакированную чайницу. Проповедник открыл коробку, извлек
оттуда три десятиорбовых банкноты и с видом монарха, посвящающего своего
слугу в рыцари, протянул деньги Никлину.
- Я никогда не забуду вашей доброты.
Никлин встал, засовывая пульсирующие светом карточки в боковой карман
куртки. Он резко повернулся, нырнул в распахнутую дверь прицепа и спрыгнул
на вытоптанную траву. Толпа у брезента выросла. Джиму казалось, что все
лица обращены в его сторону. Собрались, наверное, поглазеть на его сборы,
и уж точно не откажутся стать свидетелями его бегства.
Джим заколебался. Он чувствовал, как кровь приливает к лицу. Ему
захотелось исчезнуть отсюда прямо сейчас. Может, если он бросит свои
скудные пожитки, то убережет нервную систему от лишних потрясений? Сердце
в груди стучало, к горлу подкатывала тошнота, голова шла кругом. Первый
раз в жизни Джим испугался, что вот-вот потеряет сознание. Он постарался
взять себя в руки. Сделав несколько дыхательных упражнений, он успокоил
сердцебиение и даже в какой-то мере вернул себе равновесие. И тогда, стоя
под жгучими солнечными лучами с непокрытой головой, он начал осознавать
происходящее.
За его спиной, в тенистом уединении прицепа Кори Монтейн с кем-то
разговаривал.
- Прости, дорогая. Ты слышала, как этот молодой человек взвинчивал
себя. Единственный способ, которой позволил мне отделаться от него, это
дать ему немного денег. Из тех, что предназначены для ведения нашего
хозяйства. Но я позабочусь о том, чтобы на тебе не сказалось отсутствие
денег. Я обещаю, что больше никто нас не потревожит. Давай допьем чай, а
потом вознесем молитву. Хорошо, дорогая?
Никлин, сделав глубокий вдох, прищурил глаза и огляделся вокруг,
словно увидел все в первый раз. На губах заиграла легкая улыбка.
Камень, лежавший непосильной ношей на его душе все последние часы,
внезапно исчез.
"Это лишь шутка, - твердо прошептал Джим. - Благодарю тебя.
Газообразное Позвоночное, за напоминание. Это шутка. Грандиозная шутка. Я
не знаю, что такое смущение, я не знаю, что такое унижение. Их не
