узнал часы и две-три безделушки. Особенно он одобрил мягкие кресла с
высокой спинкой - их, несомненно, выбрали, заботясь только о комфорте. Они
словно бы ласково его приветствовали. "Нотабене! - подумал он. -
Путешественник во времени, не испытывая никакого пространственного
смещения, претерпевает значительный психологический сдвиг, который может
проявиться в персонификации неодушевленных предметов. А именно - его
приветствуют кресла. Остерегись!"
Джек снова сосредоточился на Джоне Бретоне. Теперь, когда он почти
свыкся с чудом реального существования Кэт, в нем проснулось природное
любопытство. Его альтер эго выглядел грузнее, чем следовало бы, и был одет
в дорогие домашние брюки, лиловую спортивную рубашку и джемпер из тонкой
шерсти. "Девять лет. Девять лет дивергенции внесли немало изменений, -
подумал Джек. - Я не столь элегантен и не столь упитан, но наступает мое
время. Да, мое!"
- Я жду, - сказал Джон Бретон.
Джек пожал плечами.
- Я предпочел бы, чтобы и Кэт выслушала мои объяснения, но, видимо,
она поднялась к себе?..
- Моя жена поднялась к себе. - Первые два слова были чуть-чуть
подчеркнуты.
- Ну, хорошо, Джон. Странно, но вот к этому я заранее не
подготовятся... к тому, как объяснить тебе. Видишь ли, Джон, я - это ты...
- Вы намекаете, что я - не я? - перебил Джон с нарочитой тупостью.
- Нет, - ответил Джек Бретон и подумал с невольным одобрением: "Он
уже взял себя в руки, но необходимо, чтобы он с самого начала отнесся к
этому с полной серьезностью". Порывшись в памяти, он продолжал: "Джон!
Когда тебе было тринадцать, у вас летом гостила твоя двоюродная сестра
Луиза. Восемнадцать лет, вполне развитая фигура. И каждый вечер по
пятницам она обязательно принимала ванну. Недели через три после ее
приезда ты как-то днем взял из гаража ручную дрель, вставил в нее сверло
три тридцать и просверлил дырку в потолке ванной. Просверлил ты ее в самом
широком месте большой у-образной трещины, которую отец так и не собрался
заделать, - чтобы дырка была незаметной. И поэтому в то лето ты вдруг
увлекся фотографией, Джон, а чердак так подходил для того, чтобы
оборудовать там каморку для печатания снимков! Каждую пятницу - когда
Луиза закрывалась в ванной, ты устраивался на чердаке в темноте на мягкой
бурой пыли прямо над ванной и стаскивал..."
- Хватит!!! - Джон Бретон шагнул вперед, угрожающе и растерянно тыча
пальцем. Он дрожал.
- Легче-легче, Джон. Я просто вручил мои верительные грамоты. Никому
другому в мире неизвестны факты, которые я тебе напомнил. И я их знаю
только по причине, которую уже назвал тебе: я - это ты. И на чердак
забирался я, а теперь хочу, чтобы ты меня выслушал.
- Придется, - угрюмо буркнул Джон. - Ну, и вечер!
- Так-то лучше. - Джек Бретон расслабился еще больше. - Разрешишь мне
присесть?
- Валяй. А ты разрешишь мне выпить?
- Будь как дома. - Джек произнес это приглашение с непринужденной
естественностью, словно обращаясь к гостю. Впрочем, Джон и был его гостем
целых девять лет - как ни один человек до него. Но теперь всему этому
конец.
Когда они оба сели, он наклонился вперед из глубокого кресла и
заговорил, старательно придавая голосу спокойствие, хладнокровие и
рассудительность: тишком многое зависело от того, сумеет ли он придать
невероятному вероятность.
- Как ты, Джон, относишься к идее путешествия во времени?
Джон Бретон отхлебнул виски.
- Считаю ее вздорной. Никто не может прибыть сюда и сейчас из
прошлого, потому что, если современная техника не способна создать машину
времени, тем более она не могла быть создана раньше. И никто не может
прибыть из настоящего в будущее, поскольку прошлое неизменяемо. Вот как я
отношусь к идее путешествия во времени.
- Ну, а еще в одном направлении?
- Каком?
- Прямо поперек - под прямым углом к тем двум первым направлениям, о
которых ты упомянул.
- Ах, это! - Джон Бретон отхлебнул виски, словно настроение у него
заметно улучшилось. - В дни, когда я увлекался научной фантастикой, мы не
считали это настоящим путешествием во времени. Это вероятностное
путешествие.
- Пусть так, - умиротворяюще сказал Джек. - Как ты относишься к идее
вероятностного путешествия?
- Ты хочешь сказать, что ты из другого настоящего? Из другого потока
времени?
- Вот именно, Джон.
- Но чего ради? Будь это правдой, что привело бы тебя к нам? - Джон
Бретон поднес рюмку к губам, но не отпил. - Ты сказал: девять лет. Это
связано с...
- Я услышала голоса, Джон. - В дверях стояла Кэт. - Кто это у тебя?
Ай!..
Едва она вошла, Джек Бретон встал. Он видел только ее - как и в ту
последнюю ночь, когда расстался с ней, еще живой. И вот - опять она -
настоящая, полная жизни, совершенная. На мгновение он встретил взгляд Кэт.
Она тотчас отвела глаза, но в его мозгу вспыхнул фейерверк восторга. Он
уже вошел с ней в контакт. Не сказав ни слова, он вошел с ней в контакт!
- Джон? - Голос был дрожащим, неуверенным. - Джон?
- Сядь, Кэт! - сказал Джон Бретон сухим холодным тоном. - По-моему,
нашему другу есть о чем нам рассказать.
- Может быть, и Кэт чего-нибудь выпьет? - заметил Джек Бретон. - Это
ведь займет много времени.
Кэт смотрела на него с опаской, восхитившей его, так что ему пришлось
сделать усилие, чтобы унять дрожь в голосе. ("Она знает! Знает!") Пока его
альтер эго наливал для нее стопку бесцветной жидкости, он вдруг
спохватился, что ему угрожает непроизвольный переход. Он проверил свое
зрение. Оно не утратило четкости - ни тейкопсии, ни медленно заходящей
черной звезды, ни крепостных фигур. Видимо, все было в порядке.
Неторопливо, тщательно он начал излагать факты, давая возможность
прошедшим девяти годам воссоздаваться на туго натянутом экране его
сознания.
3
Кэт пошла по тротуару мимо сверкающих витрин. В серебряной накидке,
туго стянутой поверх легкого платья, в туфлях на шпильках, отчего ее
длинные ноги казались еще длиннее и стройнее, она выглядела, как
идеализированный киновариант любовницы гангстера. Сияние витрин
проецировало Кэт в его сознании с поразительной четкостью, и он увидел -
потрясенный словно совершенно новым открытием - крохотные голубоватые
жилки под ее коленями. Бретона захлестнула жгучая волна нежности.
"Ты не допустишь, чтобы Кэт шла ночью по городу одетая так!" -
настойчиво сказал ему внутренний голос, но тогда ему пришлось бы бежать за
ней, упрашивать... Он заколебался, а потом зашагал в противоположном
направлении, изнывая от отвращения к себе, злобно ругаясь.
Полицейская патрульная машина остановилась перед его домом примерно
через два часа.
Бретон, стоявший у окна, побежал к двери на свинцовых ногах и с
трудом ее распахнул. Два детектива с мрачно враждебными глазами на фоне
фигур в синей полицейской форме.
Детектив показал ему бляху.
- Мистер Джон Бретон?
Он кивнул, не в силах говорить. "Прости меня, Кэт, - думал он. -
Прости и вернись. Мы поедем на вечеринку..."
- Я лейтенант Конвери. Убийство. Вы разрешите мне войти?
- Конечно, входите, - глухо сказал Бретон.
Он повел лейтенанта в гостиную и с трудом подавил желание поправить
диванные подушки, словно хозяйка, встречающая неожиданного гостя.
- Не знаю, как сообщить вам, мистер Бретон, - медленно произнес
Конвери. У него было скуластое загорелое лицо и крохотный нос, словно бы и
не разделявший широко посаженные глаза.
- В чем дело, лейтенант?
- Ваша жена... она, как выясняется, шла сегодня вечером через парк
совершенно одна... И на нее напали.
- Напали? - Бретон почувствовал, что ноги у него подкашиваются. - Но
где она сейчас? С ней ничего не случилось?
Конвери качнул головой.
- Мне очень жаль, мистер Бретон. Она убита.
Бретон рухнул в кресло, мир вокруг расширялся и сжимался, точно
камеры внезапно обнаженного огромного сердца. "Это я сделал, - думал он. -
Я убил мою жену!" Он смутно сознавал, что второй детектив отвел Конвери в
сторону и что-то ему зашептал. Через несколько секунд Конвери вернулся к
нему.
- Мой напарник напомнил мне, мистер Бретон, что я поторопился. По
правилам мне полагалось сказать, что обнаружен труп женщины, и документы,
найденные на нем, указывают, что это ваша жена. Хотя в подобных случаях,
когда все ясно, я предпочитаю не тянуть. Однако, порядка ради, скажите,
есть ли у вас основания полагать, что труп женщины лет двадцати пяти,
высокой, с черно-золотыми волосами, одетой в серебристо-голубое вечернее
платье, который мы нашли неподалеку от входа в городской парк со стороны
Пятидесятой авеню, это не труп миссис Бретон?
- Никаких. Она сегодня вечером ушла одна именно в таком платье. -
Бретон закрыл глаза. (Это я сделал. Я убил мою жену!) - Я отпустил ее
одну!
- Тем не менее, необходимо провести официальное опознание. Если
хотите, патрульный отвезет вас в морг.
- Не обязательно, - сказал Бретон. - Я могу поехать сам.
Ящик морозильника легко выкатывался на хорошо смазанных подшипниках,
и в голове Бретона возникла непрошеная мысль: "Недурная машина". Он
посмотрел на холодное отрешенное лицо Кэт, на бриллианты влаги,
изгибающиеся цепочкой вдоль бровей. Невольно его правая рука потянулась,
чтобы прикоснуться к ней. Он увидел черные полукружья машинного масла под
ногтями и приказал руке опуститься. "И ни единого нет на тебе пятна".
Где-то сбоку появился лейтенант Конвери, совсем рядом, но и на
расстоянии многих световых лет, по ту сторону вселенной флуоресцирующего
пульсирующего света.
- Это ваша жена?
- Кто же еще? - оглушенно сказал Бретон. - Кто же еще?
Через какое-то время он узнал, что Кэт оглушили, изнасиловали и
закололи.
Судебный медик добавил, что определить, в каком порядке это
произошло, невозможно. Несколько дней, пока длились бессмысленные
формальности, Бретон успешно запрятывают сознание своей вины, но все это
время он ощущал себя бомбой, в которой уже сработал взрыватель, и что он
живет последние наносекунды, прежде чем разлететься осколками личности.
Произошло это с фальшивой мягкостью киновзрыва на другой день после
похорон Кэт. Он бесцельно шел по улице побежденных временем домов в
северной части города. День был холодный и, хотя дождя не было, тротуары
блестели от сырости. Неподалеку от ничем не примечательного угла он увидел
чистое, незабрызганное перо и поднял его - перламутрово-серое с белыми
полосками, выпавшее из крыла летящей птицы. Поднял и вспомнил, как платья
облегали Кэт, будто оперение. Он поискал взглядом подоконник, чтобы
положить на него перо, словно подобранную перчатку, и увидел, что ему из
подъезда улыбается мужчина в потертом рабочем костюме. Бретон выпустил
перо, проследил, как оно, посверкивая, спланировало на грязный асфальт и
наступил на него.
Следующее свое осознанное действие он совершил пять недель спустя,
когда открыл глаза на больничной кровати.
Время между этими двумя моментами не было полностью для него
утрачено, но оно было искаженным и рваным, как пейзаж, на который смотрят
сквозь матовое стекло. Он запил, топя сознание в спиртном, сдвигая его
границы. И где-то в этом калейдоскопе родилась идея, которая в его
лихорадочном мозгу обрела простоту гениальности.
В полиции ему сказали, что найти убийцу-маньяка очень нелегко. И
обстоятельства дела не внушают особой надежды. Они словно говорили: если
