ящику, словно могли передать свою собственную злобу этому герою по
телевизору. Говорят, футболисты чувствуют страсть своих болельщиков не
только со стадиона, но всех сотен миллионов, желающих им победы у
телевизора. На стороне палестинских камнеметателей поддержка и энтузиазм
миллионов, их гораздо больше, чем арабов... Дорвавшиеся до собственной
интифады тут же подобрали по камню. В глазах их исчез азарт детской шутки.
На Артура смотрели хладнокровные убийцы. Предсмертный ужас сковал его руки,
вцепившиеся в раму велосипеда... И тут начал сгущаться туман, сразу исчезли
фонари, а потом и подростки. Они не скрылись за пеленой тумана, они словно
растворились в воздухе. Артур едва перевел дух. Мелькнула безумная мысль:
кто-то параллельно изобрел мой растворитель. И применил его против этой
шпаны. Против всех арабов, задумавших убийство еврея, против всех
погромщиков на планете... Но никого рядом не было. Хайфа была пустынной.
Исчезли почему-то даже музыка и голоса, доносившиеся только что из всех окон
верхних этажей и с балконов.
x x x
"И вот только утром, когда я узнал о катастрофе, я понял, что это
все-таки были арабы," -- говорил Артур сыну, сидящему напротив за праздничным
столом. Марк, впервые приехал домой без оружия, навсегда, демобилизованный
из немедленно распущенной армии. Он внимательно слушал отца, которым он
гордися по старой памяти, хотя в последние годы гордиться можно было разве
что немыслимым упорством, с которым отец боролся за жалкое существование их
семьи, чтобы иметь возможность давать фронтовику-сыну карманные деньги,
оплачивать квартиру и бесчисленные счета. Но там, когда-то, на покинутой
родине Артур был изобретателем какого-то уникального вещества, которое по
неведомой причине изготовить было невозможно. Там этот пародокс приводил к
постоянным конфликтам с начальством, а здесь конфликтов не было и быть не
могло, ибо вещество это, как и любое другое, как и сам Артур со всеми его
достоинствами и недостками, никому был в силу своего возраста и на фиг не
нужен, едва перебивался продажей словарей, пока его жена за гроши убирала
квартиры богатых израильтянок. Их советские дипломы пылились где-то на
антресолях среди старых сапог. Но сейчас, слушая отца, Марк вспоминал не
его, а свою израильскую биографию, включавшую три года бесконечной войны с
такими же наглыми и трусливыми тварями, что напали вчера на его отца в
центре Хайфы. Ах, не было его рядом на той темной улице! Конечно это были
ИЗРАИЛЬСКИЕ АРАБЫ, то есть арабы по своей агрессивной сути, но с правами
нормальных людей. Их не поставишь лицом к стене, ноги врозь, не двинешь
автоматом по заднице, как тех с камнями и бутылками, но уж ему-то, как и
любому из его боевых друзей, уронить всех троих было делом плевым. Те это
знали, нападали только на стариков, ночью, подальше от полиции, хотя полиция
их как раз старалась не трогать. Власть левой прессы -- не шутка в
демократической стране. Можно свирепо преследовать поселенцев и прочих
"еврейских экстремистов", поднявших оружие для защиты своей семьи от града
камней и бутылок, летящих с единственной целью -- убить, но нельзя вот в
такой ситуации задержать подростков с собакой, ибо ущерба-то не было, где
укусы, адони? Мало ли на кого собака лает. Вот накажем мы этих ребят, а они
в МЕРЕЦ побегут, к своим арабским депутатам: полицейский произвол. Вот если
я вас задержу и вы в свою ИБА побежите, то мне ничего не будет, плевала на
вас ваша олимовская партия, да у них нет ни газет, кроме как на вашем языке,
ни телевидения. Спасибо, мне приключений не надо, мне семья дороже. Так что,
адони, если на вас они еще раз нападут, то вы сами виноваты, кто же в таких
закоулках ночью шляется...
x x x
"Куда он делся? -- спросил приятелей Азиз, тот самый подросток, что
пытался стащить велосипед Артура. -- Удрал в тумане?" Те растерянно
переглядвались, сжимая невостребованные камни, сожалея о несостоявшейся ИХ
ИНТИФАДЕ в центре Хайфы. Как бы завтра об этом написали все газеты, с каким
к ним сочувствием, ведь с балконов видели, что "русский" первым поднял
камень. Арабы опять только защищались от еврейского экстремиста! Но, как все
семиты, они были вспыльчивы и отходчивы, эти милые левым сердцам беззащитные
арабские дети. Да они и вовсе не были детьми тущоб. В отличие от семьи
Артура, их отцы имели по одной-двум машинам, не говоря о нескольких
велосипедах в каждой семье. Они жили в квартирах, какие в Союзе имели,
пожалуй, только генералы, отвечавшие перед партией за успех в справедливой
борьбе палестинцев за свои попранные права. И в общем, у себя в
автомастерских были обходительными умелыми и улыбчивыми ребятами, вовсе не
террористами. Просто развлечения такого рода, если конечно за это ничего не
будет, это самое интересное. Как он ругался на своем смешном языке, этот
старый яхуд, и какая злоба, надо же, за что? Между тем, туман стал
рассеиваться, все трое с собакой, хохоча во все горло и пересвистываясь,
побежали по пустынным улицам Хайфы в поисках другой жертвы, лучше всего
"русского" старика, который всех и всего боится, но не своего "русского"
ровесника: опыт развлечений подобного рода с ребятами-олим имелся у каждого
из них... Собака прыгала рядом, и не думая никого кусать. Машин почти не
было, стояла ватная тишина, которую подростки наконец заметили. И тут
загрохотал вертолет, снижаясь прямо в центре пустынной в ночные часы
автостоянки. За ним сел второй. Солдаты в незнакомой форме бежали к входам
бесчисленных банков, оффисов. Двое резко свернули к подросткам с собакой и
приказали остановиться. Собака обрадовалась, что игра начинается сызнова и с
рычанием бросилась в усатое лицо десантника. Едва заметным движением тот
приподнял ствол "калашникова". Собака засучила всеми четырьмя лапами, хрипя
на окровавленном асфальте. Азиз заорал на усача на иврите, тот ухмыльнулся и
поднял ствол еще раз. Нет, никак не походил сирийский десантник на
старика-оле, даже на израильского оккупанта-полицейского. Не нужен был
десантнику в захваченном городе грубиян, да еще что-то лопочущий на
ненавистном иврите. Тот не оккупант, кто не ставит на место местное
население, раз и навсегда, таковы оккупанты всех времен и народов. И не
вина, а беда была несчастных израильских арабов-подростков, что их к иным
оккупантам приучили. Только переучивать было уже поздно...
x x x
Как ни странно, одна из российских программ передавала последние
известия. Вся семья Марка напряженно всматривалась в плывущие на экране
привычно убогие снега России, пустынные города, растерянных чиновников в
кабинетах. "...только в крупных городах, -- сварливо и визгливо рычал
знакомым скандальным голосом сын юриста. -- Временное правительство России
все вам разрешает. Все! Захватывайте любые пустующие дома с дровами,
колодцами и припасами, запасайтесь из любых складов и магазинов чем
возможно. На нашу помощь не надейтесь, только на себя. Продержитесь до
весны. У нас осталось всего несколько летчиков, но без нормального
аэродромного обеспечения полеты невозможны. Мы не сразу наладим и движение
поездов. Так что переселяйтесь из городов в пригороды, ищите где хотите
запасы дров, селитесь около колодцев. Мы, конечно, принимаем меры по
поддержанию порядка в крупных городах с относительно большим еврейским
населением, но там, где вас единицы, ведите себя так, как милая вашему
сердцу нация уголовников -- американцы. Никто не добудет вам пищу, кров, воду
и защиту, кроме вас самих. У каждого должно быть оружие -- защищаться от
завистливого соседа. В казармах, у ментов, ищите. Поскольку государство вас
сегодня защитить не в состоянии -- стреляйте, если нет иного способа спасти
свою семью, жизнь и имущество. Мы все простим! К весне наведем порядок по
всей стране, соберем всех вас в городах, на фермах. Мы уверены, что
обойдемся своими силами и не потеряем суверинитета. По предварительным
оценкам в России сегодня население около трех миллионов. Не исключено, что и
гораздо больше: меня, например, многие из вас никак не ожидали больше
увидеть, а я вот тут, перед вами!.. Мы не только надеемся на этих наших
граждан, но и призываем всех бывших россиян, уехавших от антисемитов в
Израиль и в другие страны, вернуться на Родину." "То есть, -- появился на
экране хорошо знакомый журналист, -- нам не грозит зависимость от Израиля?"
"Он нам никогда не был нужен, обойдемся и теперь. Что из того, что сегодня в
мире нет ни одного другого государства со сложившейся экономикой? Несколько
месяцев -- и у нас будет наша, российская экономика получше израильской".
"Наша, еврейская экономика?" -- робко, как всегда говорили журналисты с этим
типичным местечковым хулиганом, спросил ведущий. "Какая еврейская! Ну...
ясно, что еврейская, если они... мы то есть только и остались на планете, но
мы построим, вернее восстановим здесь суверенную Россию. А Израиль пускай
осваивает свою Палестину, если уж ему так повезло с исчезновением ее
настоящих хозяев, а к нам -- русским... то есть к нам -- российским евреям,
пусть только попробует сунуться со своим покровительством..."
Ничего у них не меняется, уныло подумал Артур. В последние годы он все
меньше вспоминал свою жизнь на том свете, до добровольно-принудительного
переселения в блистающие сады ада в раю. Теперь, когда стало привычно стыдно
за свою родину, он с поразительной ясностью увидел кабинет директора
института, вчерашнего второго секретаря одного из столичных райкомов,
владельца заводов, газет пароходов, довольно молодого и профессионально
обаятельного шустрого малого в вечно вертящимся выпуклым задом. "Артур
Евсеевич, -- старательно-демократично выговорил он, -- я буду с вами
откровенен. В стране перестройка, настали иные времена. Ваша многолетняя
работа над растворителем должна найти какое-то практическое применение,
иначе мы не сможем далее с вами работать. Военные от вас отказались, договор
не продлили, денег на вашу и сергеевскую зарплату, не говоря уже обо всей
группе, нет. Подумайте о внедрении, как требует сегодня от науки партия."
"Но, Юрий Валентинович, вы же знаете специфику проекта. Он может быть
применен только в космосе. На Земле..." "Тогда работайте и получайте
зарплату в космосе." "Но на Западе..." "На Западе? Отлично. Теперь другие
времена. Характеристику я вам подпишу. Хоть на Запад, хоть... на ваш юг!"
Артур в ту ночь не смог уснуть: столько труда, двадцать лет непрерывных
опаснейших испытаний, сотни вариантов, наконец уникальная формула вещества,
которого вообще нет во Вселенной, технология его изготовления, потрясающие
практические результаты при каком-то штрихе, над которым они сейчас как раз
работают! Взорвала директора, конечно, эта дурацкая статья о том, что
растворитель сможет убрать московский снег за полчаса (в принципе, верно, но
-- не сейчас), проложить километр туннеля метро за пять минут -- еще в более
отдаленном будущем. Это вдвиженец директора в группу, из его бывших
райкомовских собутыльников по сауне, дал интервью. Тотчас звонок из Кремля:
уберите снег с дворцовых крыш, сосульки падают на светлые головы, хоть каски
под шапки надевай. "Растворитель должен быть немедленно в Кремле!" -- визжал
директор. "Нельзя, пока это опасно..." "Но вы можете его изготовить?"
"Можем, но..." "Никаких но! Завтра вот на этот стол!" "Нельзя, он
неуправляем, может растворить весь Кремль к чертовой матери, мы пока реакцию
