ледовитого океана до пальм в Гаграх, неужели всего этого мало, раз вы
поторопились прилететь сюда, чтобы забрать окончатально крохотный клочок
земли у и так обделенного всем миром палестинского народа? Что мы сделали
плохого вам, фактически русским, что вы привезли сюда своих сыновей, чтобы
они убивали наших... Но -- берегитесь! Тебя, твою женщину я так и быть
сегодня не трону. Я -- не трону. НО жизни вам тут не будет. Вы еще не знаете
своих новых собратьев, это не ваша московская элита, где евреи -- соль любой
компании. Это квинтэссенция мирового еврейства в том его виде, который
отвращал от вас веками весь мир. Мало вам от них не будет. Но и мы ждем
своего часа, Аллах учит нас терпению, как тигра перед прыжком. Мы рано или
поздно всех вас добьем. Я поклялся памятью моего убитого евреями отца, что
сделаю все, но будете вы плавать распухшие вдоль всего Израиля и до
горизонта, как трупы вокруг "Титаника"!..
Сирена вдруг промчавшегося навстречу полицейского форда заставил Салаха
очнуться от видений. Почему он только сейчас заметил шум встречной машины? А
ЭТИ ВСЕ!? И что это вообще за несуразность сегодняшних удач? Когда такое
было, чтобы ни один яхуд на контрольном пункте не проснулся (да и когда они
вообще спали там?). Машину не только не обыскали, но и не проверили
документы у водителя. Этого быть просто не могло. Туман? Действительно
слишком густой, но звук-то от мощной машины в лабиринте бетонных блоков они
должны были услышать. И где все звуки сейчас? Салах резко затормозил,
свернув к обочине главной дороги страны и прислушался. Полная, зловещая
тишина, подчеркиваемая шелестением придорожных сосен на скалистом склоне на
слабом ветру. Только теперь он осознал, что все машины и навстречу, и
вдогонку стояли. Огни фар со всех сторон, много огней, по ту сторону трассы
белые, по эту -- красные. Он вышел и осторожно подошел к зеленому фиату с
ненавистным флажком. В салоне было пусто, двери закрыты, но не заперты, как
если бы хозяева были внутри. Но -- положение ремней безопасности! Они во всех
машинах были тщательно застегнуты -- на пустых сидениях. Все моторы работали
в режиме стоянки, все машины были припаркованы поспешно, но отнюдь не
аварийным образом. Словно все яхудим вдруг каким-то образом выскользнули из
ремней и пошли купить газету, беспечно оставив ключи зажигания и открытые
двери, сотни, тысячи машин, кое-где в два-три ряда! Было ясно, что кто-то,
чья-то благословенная воля в одночасье ликвидировала могучих врагов Салаха и
его многострадального народа и отдала в его руки весь этот сонм богатых и не
очень машин. Тревога не исчезла. но вместе с изумлением пришла радость.
Аллах велик! Но вот послышался за скалой поворота звук мотора. Тот же
полицейский форд возвращался. Салах был одет как преуспевающий адвокат:
кипа, тонкие очки. Бежать в таком облике опаснее, чем спокойно вернуться к
своему мерседесу. Фары форда уперлись в него. Из машины вышел пожилой не
похожий на полицейского человек и поздоровался по-арабски. Салах ответил на
иврите. Человек извинился на иврите и продолжал по-арабски: "Ваш камуфляж
уже ни к чему, как и все ваши планы, мой господин, они ушли. Взрывать вам
придется кого-то другого и где-то в другом месте. Евреев в Палестине больше
нет, и не только в Палестине. Сегодня ночью они исчезли во всем мире, вместе
с нееврейскими родственниками. Боюсь, господин Салах, что вам следовало бы
вернуться домой и как можно раньше, там вы пригодитесь нашему народу
больше." "А, это ты, Фараж, а я уж думал, что не доберусь до тебя. Что же
твои хозяева тебя не захватили с собой? Или ты отказался? Наверное, там
неважно, куда их унес шайтан, если ты предпочел остаться с теми, кого
предавал всю жизнь?" "Никто ни меня, ни других ни о чем не спрашивал...
Послушайте-ка лучше радио". В приемнике форда говорили по-русски: "...самим
распорядиться богатейшим израильским наследством, -- взволнованно звучал
женский голос, -- тем более, что это соперничество приняло характер
откровенной военной конфронтации. Российское правительство готово направить
Черноморский флот к берегам Палестины, чтобы защитить здесь наши
интересы..." "На этих надеяться нечего, -- буркнул Салах, -- Союз послал бы
флот в нашу поддержку, а у этих топлива не хватит до Босфора дойти, и
корабли ржавые..." Он перевел на другую волну. "...когда Египет подписал
свои позорные соглашения. Только Сирия имеет неотъемлемое право присоединить
к себе свою исконную южную часть, так долго называвшуюся Израилем. Ни
империалисты, ни предатели арабского дела не смеют претендовать на Сирию,
простирающуюся до Красного моря. Наши танки стремительно движутся на юг и
пусть кто-то посмеет их остановить..." "Интересно!" -- Салах повернул
рукоятку дальше. Речь на английском была почти истерической: "... кто бы из
них первым ни овладел Димоной. Шестой флот уже на полпути к Палестине, а
наши силы быстрого реагирования грузятся в самолеты. Действия иракских
коммандос в Хевроне и Газе не могут остаться безнаказанными. Уничтожение
руководства автономии и провозглашение власти Ирака над территорией бывшего
Израиля не означают, что мировое сообщество с этим согласится. Президент дал
приказ немедленно установить контроль над крупнейшими городами Израиля и
главное над Димоной, где сейчас хозяйничают египетские парашютисты. Решение
Сирии отбить Димону и присоединить себе всю Палестину никогда не получит
согласия Соединенных Штатов..." "... только перед нами, -- кричал по-арабски
новый голос.-- Именно мы заставили агрессора вернуть нам до дюйма нашу
территорию, а потому Палестина может принадлежать только Египту. Ни
претензии покойного Арафата, ни тем более тех, кто его зверски убил не
заставят Египет поступиться своими правами. Америке больше нечего делать в
нашем районе! Мы сумеем заставить Шестой флот вернуться обратно, и наши
славные парашютисты уже нашли то, что образумит международного жандарма!"
"Ты понял? -- с болью закричал Салах, срывая кипу и очки, -- Они, все! делят
нашу родину между собой, словно нас нет и никогда не было!" "Я же сказал вам
-- поворачивайте домой, -- тихо ответил Фараж, -- сегодня ваш враг не я".
x x x
Палестинский джип так и не прибыл на место встречи для совместного
патрулирования. Это было совсем не похоже на лейтенанта Хафеса, угрюмого
профессионала, ни разу не подводившего Марка и его взвод последние несколько
месяцев. Как ни странно, на этого матерого террориста, одного из тех, кто
уходил с Арафатом из Ливана в Тунис и обратно в Израиль, можно было
положиться как на самого себя. Не нашел нас в этом зеленом тумане? А рация
почему не отвечает? Марк вызвал базу. Опять молчание. Ребята в джипах
притихли, чувствуя непривычное смятение своего сержанта. И тишина. Они знали
цену такой тишине и такому туману на перекрестке в центре палестинского
города, где только вчера были настоящие уличные бои со слезоточивым газом,
резиновыми пулями и тысячами озверелых подростков с камнями, бутылками,
рогатками. И ухмыляющиеся палестинские полицейские в сторонке. Три года
непрерывной свирепой конфронтации выработали у Марка и ребят его разлива
повышенное чувство опасности, особенно вот так, не двигаясь, как бы
превратившись в мишень. Марк дал сигнал двигаться в сторону базы и тут
прозвучал вызов, резко как выстрел в тишине. Голос командира был странно
дрожащим, словно он сдерживал смех: "Все, кончай воевать, домой, все домой,
отбой, полный отбой, хаверим..." "Хафес не прибыл, Дани", -- крикнул Марк,
невольно поддавшись неестественному веселью. "Кибенемат! -- счастливо гаркнул
офицер единственное освоенное им за годы алии русское выражение, -- он уже
никогда и никуда не прибудет. Домой на полной скорости. Автоматы можете
заткнуть себе в задницу, война кончилась, их больше нет!" "Кого? Полицейских
Арафата?" "Вообще никого больше нет, добро пожаловать на глобус Израиля!"
"Ничего не понимаю, -- буркнул Марк и добавил водителю: -- Гони короткой
дорогой". "Там же осиное гнездо, -- возразил водитель, тоже "русский" Дима. --
Даже если Ганди действительно наконец пришел к власти и выгнал Арафата в
Тунис, там, в гнезде хоть кто-то да поджидает нас." Но приказ был выполнен,
джип понесся в редеющем тумане узкими улицами, оглашая пустынный город
сиреной. В квартале, названном осиным гнездом метнулась человеческая фигура.
Марк окликнул, фигура остановилась. Пожилой араб послушно подошел к джипу,
комкая в руках пустую сумку. "Документы", -- приказал сержант, не спуская
глаз с сумки. Араб выглядел не просто растерянным, ошеломленным. Сумку он
тут же вывернул наизнанку. Документы были в порядке. "Где народ? -- спросил
Марк.-- что происходит в городе?" "Что происходит? -- пролепетал старик. --
Дорого бы я дал за ответ, куда все вдруг подевались." "Да кто все?" -- заорал
Марк, чувствуя себя идиотом. "Вы что, радио не слушали? -- удивился араб. --
Сегодня ночью на Земле произошла космическая катастрофа. С планеты исчезли
все, кроме евреев и их родственников.-- Вам больше не в кого стрелять." "Ну
уж и все, -- засмеялся Марк. -- Ты-то вот он." "Я не араб, -- смущенно сказал
старик, -- теперь можно признаться. Я бывший советский разведчик, по
национальности еврей." "Да уж, теперь под араба не закосишь, -- кивнул Марк.
-- Поедете с нами." Как там дома, привычно подумал Марк.Как отец пережил эту
ночь?
x x x
А отец действительно был редким свидетелем окончательного решения
еврейского вопроса. Поздно вечером Артур повез на своем велосипеде образцы
словарей в старый город, где жили только "русские" и арабы, которых он вечно
путал с "марроканцами". Когда он выходил из подъезда, как всегда молясь о
том, чтобы его лучший друг и рабочая лошадка, велосипед"Трек"оказался на
месте, он с ужасом увидел то, что без конца снилось ему в ночных кошмарах
последние годы. У замка велосипеда возился подросток ростом с Марка. Как
всегда в экстремальной ситуации, Артур грозно заорал на вора неумелым
русским матом, но тот не испугался, даже не смутился, просто вылупил наглые
веселые глаза и с искренним изумлением спросил на иврите: "Твой что ли
велосипед?" " А ты решил, что твой, ты хочешь иметь дело с полицией?" "Чего
вдруг?" -- наконец смутился подросток, у которого чувство страха было вместо
чувства совести и который, по всей вероятности, знал повадки израильской
полиции не понаслышке. Решив, что велосипед не стоит таких неприятностей, он
отошел куда-то за угол. Артур дрожащими руками отстегнул свое единственное
сокровише и уже совсем было собрался вскочить в седло, когда его недавний
собеседник появился из-за угла с двумя такими же тощими, горластыми и
длинными приятелями, к тому же с крупной собакой на поводке. И началась
потеха. Нет, это не были российские хулиганы, способные затравить старика
собакой, да и собака была не злая. Эти просто решили порезвиться. Собаку
натравливали, но не спускали, сами хохотали, что-то кричали, называя Артура
абой -- отцом. Отбиваться от них было бесполезно. Следуя российской привычке,
Артур сделал вид, что наклонился за камнем. Собака, выросшая в Израиле,
естественно, не испугалась, но подростки охотно приняли новые правила
веселой игры, да еще какие! Как горели их глаза, когда по телевизору крупным
планом показваели искаженные бешенной злобой недетские лица их сверстников,
вкладывающих всю врожденную злобу и жажду убийства в зажатый в побелевшем от
напряжения кулак с камнем, нацеленным яхуду прямо в лоб. "Убей!" -- орали они
