уселся напротив. Когда погас свет и на большом экране замелькали яркие
картинки, он стал наблюдать за лицом Дэвида.
Ощущение было такое, будто кто-то бьет его в солнечное сплетение
железными молотками. Дэвид видел чудовищные события на экране, но его мозг
отказывался воспринимать то, что видели его глаза. Джилл, молодая Джилл,
такая, как тогда, когда он только влюбился в нее, лежала на кровати
обнаженная. Он ясно видел каждую ее черточку. Он смотрел, онемев и не веря
своим глазам, как какой-то мужчина уселся верхом на девушку и всадил свой
пенис ей в рот. Она начала сосать его любовно и нежно. На сцене появилась
рыжая девица; она раздвинула ноги Джилл и глубоко запустила в нее язык.
Дэвиду показалось, что его сейчас вырвет. На одно мгновение он с
неожиданной вспышкой надежды подумал, что это может быть монтаж,
фальшивка, но кинокамера фиксировала каждое движение Джилл. Потом в кадре
появился мексиканец и влез на Джилл - и тут перед глазами Дэвида
опустилась туманная красная завеса. Ему опять пятнадцать лет, и это свою
сестру Бет он видит там, наверху. Это она, его сестра, сидит в постели
верхом на голом мексиканце-садовнике и восклицает: "О Господи, я люблю
тебя, Хуан! Трахай же меня, не останавливайся!", а Дэвид стоит в дверях и
изумленно смотрит на любимую сестру. Его обуяла слепая, непреодолимая
ярость; он схватил лежавший на письменном столе стальной нож для бумаг,
подскочил к кровати, отшвырнул сестру в сторону и всадил нож в грудь
садовника, и еще раз, и еще, кровь забрызгала стены, и он услышал, как Бет
кричит: "О Боже, нет! Прекрати, Дэвид! Я люблю его. Мы поженимся!" Кровь
была повсюду. В комнату вбежала мать и отослала Дэвида. Но потом он узнал,
что мать звонила окружному прокурору, близкому другу Кенионов. Они долго
разговаривали в кабинете, и тело мексиканца отвезли в тюрьму. На следующее
утро было объявлено, что он совершил самоубийство у себя в камере. Три
недели спустя Бет поместили в психиатрическую лечебницу.
Сейчас невыносимое чувство вины за то, что он сделал, накатило на
Дэвида, и он пришел в неистовство. Он сгреб сидевшего напротив человека и
ударил его кулаком в лицо; он молотил его, выкрикивая какие-то дикие,
бессмысленные слова, мстя ему за Бет, и за Джилл, и за собственный позор.
Клифтон Лоуренс пытался защищаться, но был бессилен остановить эти удары.
Получив удар в нос, он почувствовал, как там что-то хрустнуло. От удара в
зубы кровь хлынула ручьем. Он беспомощно стоял, ожидая, когда на него
обрушится следующий. Но внезапно все прекратилось. В зале слышалось лишь
его хриплое дыхание и чувственные звуки, доносящиеся с экрана.
Клифтон вытащил носовой платок и попытался остановить кровь.
Спотыкаясь, он вышел из кинозала и, прикрывая платком нос и рот,
направился к каюте Джилл. Когда он проходил мимо столовой, качающаяся
кухонная дверь приоткрылась на минуту, и он прошел в кухню мимо суетящихся
поваров, стюардов и официантов. Клифтон набрал в тряпку кусочков льда и
приложил их к носу и ко рту. Потом пошел к выходу. На пути у него оказался
огромный свадебный торт, увенчанный миниатюрными сахарными фигурками
невесты и жениха. Клифтон протянул руку, отломил у невесты голову и
раздавил ее в пальцах.
Потом он пошел искать Джилл.
Судно отчалило. Джилл ощутила его движение, когда лайнер
водоизмещением в пятьдесят пять тысяч тонн начал плавно отходить от пирса.
Непонятно, что так задерживает Дэвида.
Джилл уже заканчивала распаковываться, когда в дверь каюты постучали.
Она поспешила к двери с возгласом: "Дэвид!" Джилл открыла дверь и
протянула руки.
Там стоял Клифтон Лоуренс с разбитым, окровавленным лицом. Джилл
уронила руки и уставилась на него.
- Что ты здесь делаешь? Что... с тобой случилось?
- Я просто зашел поздороваться, Джилл.
Она с трудом понимала, что он говорит.
- И кое-что передать тебе от Дэвида.
Она непонимающе смотрела на него.
- От Дэвида?
Клифтон прошел в каюту.
Джилл почувствовала беспокойство.
- А где Дэвид?
Клифтон повернулся к ней и сказал:
- Помнишь, какие раньше были картины? Там были хорошие парни в белых
цилиндрах и плохие парни в черных цилиндрах, а в конце всего было
известно, что плохие парни обязательно получат по заслугам. Я вырос в этих
картинах, Джилл. Я вырос, веря, что в жизни все так и есть, что парни в
белых цилиндрах всегда побеждают.
- Не понимаю, о чем ты говоришь?
- Приятно сознавать, что иногда в жизни все происходит точь-в-точь
так, как в тех старых картинах.
Он улыбнулся ей разбитыми, кровоточащими губами и торжественно
произнес:
- Дэвид ушел. Навсегда!
Она недоверчиво смотрела на него.
В этот момент они оба ощутили, что судно остановилось. Клифтон вышел
на веранду и посмотрел вниз, перегнувшись через борт.
- Иди-ка сюда.
Поколебавшись, Джилл пошла за ним, охваченная каким-то необъяснимым
растущим страхом. Она перегнулась через поручни и увидела внизу, как Дэвид
пересаживается на лоцманский катер, чтобы покинуть "Бретань". Она сжала
поручни, ища опоры.
- Но почему? - ошеломленно спросила она. - Что случилось?
Клифтон Лоуренс повернулся к ней и сказал:
- Я дал ему посмотреть твой фильм.
И она мгновенно поняла, что он имеет в виду.
- О Боже мой. Нет! Только не это! Ты же убил меня! - простонала
Джилл.
- Значит, мы квиты.
- Уходи! - пронзительно закричала она. - Убирайся отсюда!
Она кинулась на него, вцепилась ногтями ему в щеки и глубоко
разодрала их. Клифтон размахнулся и сильно ударил ее по лицу. Она упала на
колени, обхватила голову руками.
Клифтон долго стоял и смотрел на нее. Именно так он и хотел ее
запомнить.
- Пока, Жозефина Чински, - сказал он.
Клифтон вышел из каюты Джилл и направился на шлюпочную палубу,
прикрыв нижнюю часть лица носовым платком. Он шел не спеша, изучая лица
пассажиров в поисках свежего лица, необычного типа. Ведь никогда не
знаешь, где можешь наткнуться на новый талант. Он чувствовал, что снова
готов работать.
Как знать? Возможно ему повезет, и он откроет еще одного Тоби Темпла.
Вскоре после ухода Клифтона Клод Дессар подошел к каюте Джилл и
постучался. Ему никто не ответил, но изнутри до него доносились какие-то
звуки. Он выждал несколько секунд, потом повысил голос и сказал:
- Миссис Темпл, это Клод Дессар, начальник хозяйственной службы. Я
пришел спросить, не могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?
Ответа не было. К этому моменту внутренняя сигнализационная система
Дессара захлебывалась воем. Все инстинкты говорили ему, что здесь
происходит какая-то страшная беда, и у него было предчувствие, что в
центре событий каким-то образом стоит эта женщина. Череда диких, нелепых
предположений пронеслась у него в голове. Ее убили, или похитили, или...
Он попробовал повернуть дверную ручку. Дверь была не заперта. Дессар
медленно открыл ее. Джилл Темпл стояла в дальнем конце каюты спиной к нему
и смотрела в иллюминатор. Дессар открыл было рот, чтобы заговорить, но
что-то в ее неподвижно застывшей фигуре остановило его. Он неловко постоял
минуту, размышляя, не удалиться ли ему тихонько, как вдруг послышался
какой-то жуткий заунывный звук, словно вой раненого животного. Чувствуя
себя бессильным свидетелем такого глубокого страдания, Дессар ретировался,
осторожно прикрыв за собой дверь.
Он постоял несколько секунд за дверью, прислушиваясь к доносившимся
изнутри звукам, потом, глубоко обеспокоенный, повернулся и направился к
зрительному залу на главной палубе.
В тот вечер во время ужина за капитанским столом пустовали два места.
Капитан подал знак Дессару, который в качестве хозяина сидел в компании
пассажиров рангом пониже через два стола от капитанского. Извинившись
перед сотрапезниками, Дессар поспешно подошел к капитанскому столу.
- А, Дессар, - приветливо сказал капитан. Он понизил голос, и тон его
изменился. - Что случилось с миссис Темпл и мистером Кенионом?
Дессар окинул взглядом других гостей и прошептал:
- Как вам известно, мистер Кенион перешел на лоцманское судно у
Амброузского плавучего маяка. Миссис Темпл находится у себя в каюте.
Капитан тихонько выругался. Он был человеком педантичным и не любил,
когда нарушался заведенный им порядок.
- Черт побери! У нас все готово к свадебной церемонии, - возмутился
он.
- Я знаю, капитан. - Дессар пожал плечами и закатил глаза. -
Американцы есть американцы.
Джилл сидела неподвижно одна в полумраке каюты, съежившись в кресле и
подтянув колени к груди. Она оплакивала - нет, не Дэвида Кениона, не Тоби
Темпла и даже не саму себя. Она оплакивала маленькую девочку по имени
Жозефина Чински. Джилл хотелось столько всего сделать для этой девочки, и
вот теперь все чудесные волшебные мечты погибли.
Джилл застыла, ничего не замечая, оцепенев от горя. Еще несколько
часов назад ей принадлежал весь мир, у нее было все, что она когда-либо
желала, а теперь у нее нет ничего. Она не сразу поняла, что у нее опять
болит голова. Она сначала не замечала это из-за другой боли, той
мучительной боли, которая вгрызалась глубоко в ее внутренности. Но теперь
она почувствовала, что обруч у нее на лбу затягивается все туже. Она
подтянула колени еще ближе к груди, приняла положение плода в утробе
матери, стараясь отключиться от всего окружающего. Она устала, страшно
устала. Ей хотелось лишь сидеть вот так вечно, и чтобы не надо было
думать. Тогда, может быть, эта боль прекратится, хотя бы ненадолго.
Джилл дотащилась до постели, легла и закрыла глаза.
И тогда она _э_т_о _п_о_ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_а_. Волна холодного
зловонного воздуха накатилась на нее, окружая ее со всех сторон,
прикасаясь к ней. И она услышала его голос, зовущий ее по имени. "Да, -
прошептала она, - да". Медленно, бессознательно Джилл встала и вышла из
каюты, повинуясь зову голоса, который звучал у нее в голове.
Было два часа ночи, когда Джилл вышла из своей каюты на опустевшую
палубу. Она стала смотреть вниз, на море, наблюдая за тем, как тихо
плещутся волны о борт рассекающего воду судна, прислушиваясь к голосу.
Теперь головная боль усилилась, виски сжимало, словно тисками. Но голос
говорил, что беспокоиться не надо, что все будет прекрасно. "Смотри вниз",
- приказал голос.
Джилл посмотрела вниз, на воду, и увидела, что там что-то плавает.
Это было лицо. Лицо Тоби, которое улыбалось ей, а из-под воды смотрели на
нее его синие глаза. Подул холодный ветер и мягко подтолкнул ее ближе к
поручням.
- Мне пришлось это сделать, Тоби, - прошептала она. - Ты ведь
понимаешь меня?
Голова в воде кивала, качаясь на волнах, звала ее к себе. Ветер стал
еще холоднее, и тело Джилл задрожало. "Не бойся, - шептал ей голос. - Вода
глубока и тепла... Ты будешь здесь со мной... навсегда... Иди же, Джилл".
Она на секунду закрыла глаза, но когда открыла их, то улыбающееся
лицо не исчезло, оно плыло с лайнером, а изуродованные конечности
безвольно болтались в воде. "Иди ко мне", - звал голос.
Она перегнулась через поручень, чтобы все объяснить Тоби, и тогда он
оставит ее в покое, но порыв ледяного ветра толкнул ее, и вот она парит в
мягком, бархатном ночном воздухе, кружась в пространстве. Лицо Тоби все
ближе и ближе, оно встречает ее, и она ощущает, как парализованные руки
обхватывают ее тело, обнимают ее. И вот они соединились, навсегда, навеки.
Потом остался только мягкий ночной ветер и неподвластное времени
