общественного строя, при котором живет. Таким образом, Шамфор пер-
вый внес во французскую моралистику социальные категории. В канун
революции 1789 г. устои монархии были уже так расшатаны, что исто-
рические закономерности, еще недостаточно очевидные для сознания
людей XVII в., обнажились и отмахнуться от них было трудно. Кор-
рупция правящих слоев общества - высших кругов дворянства и духовен-
ства, финансистов, откупщиков-дошла до крайнего предела. Гово-
рить об их оисправлениип или о том, что такова человеческая природа,
не приходилось. Любому вдумчивому наблюдателю было ясно, что
коренные перемены неизбежны. Правда, и энциклопедисты, и Руссо боя-
лись революции, считали, что ее можно и нужно избежать, но никому
из них уже не пришло бы в голову сказать, что осамое разумное и вер-
ное-счесть наилучшим тот строй, при котором ты родилсяп. Не прихо-
дило это в голову, конечно, и Шамфору. То, что он видел вокруг себя,
повергало его в ужас. Как произойдут перемены, к чему они сведутся, он
не знал, но равнодушно смотреть на происходящее не мог. Он делал по-
сильное: клеймил люден и явления словами, такими точными и язви-
тельными, что, расходясь по Парижу, они становились общим достоя-
нием. Это был его способ борьбы с произволом власть имущих, с соци-
альной несправедливостью.
Как было уже сказано, Шамфор находился под влиянием Руссо. От-
правная его точка в оМаксимахп чисто руссоистская, правда своеоб-
" Л а б р ю и е р. Характеры. М-Л., 1964, стр. 22.
" Там же, стр. 207. *
" Там же, стр. 21.
разно преломленная. В первой же главе, оОбщие рассужденияп, он по-
стулирует: оОбщество отнюдь не представляет собой лучшее творение
природы, как это обычно думают; напротив, оно-следствие полного ее
искажения и порчип (стр. 8). Затем, в той же главе, он заявляет, что
создать общество людей вынудили остихийные бедствия и все преврат-
ности, которые претерпел род человеческийп (стр. 19), а в главе восьмой
делает окончательный вывод: оТруд и умственные усилия людей на про-
тяжении тридцати-сорока веков привели только к тому, что триста мил-
лионов душ, рассеянных по всему земному шару, отданы во власть трех
десятков деспотов, причем большинство их невежественно и глупо, а каж-
дым в отдельности вертит несколько негодяев, которые к тому же подчас
еще и дуракип (стр. 83). Шамфор не разделяет иллюзий Руссо относи-
тельно идеального оестественного человекап. И дикарю, по его мнению,
свойственны недостатки. Но в цивилизованном обществе каждый чело-
век является носителем не только своих недостатков, но и недостатков
социального слоя, к которому он принадлежит. Если же все это усугуб-
ляется пороками чудовищного строя, каким, с точки зрения Шамфора,
является французская монархия XVIII в., то картина получается удру-
чающая.
Общество разделено на две неравные части. Большая, девятнадцать
двадцатых, лишена всего, всех человеческих прав. Это бедняки, онегры
Европып, как со свойственной ему энергией пишет Шамфор, определяя
одновременно свою позицию в отношении социального угнетения в Ев-
ропе и национального гнета в других частях света. Меньшая часть, одна
двадцатая, обладает всеми правами, привилегиями, преимуществами. Она
состоит из знатных вельмож, прелатов, откупщиков, людей невежествен-
ных, ничтожных, корыстолюбивых, думающих только о своей выгоде,
плюющих на народ. В этот узкий круг тех, кто правит Францией, нет
доступа таланту, бескорыстию, честности. оКогда видишь, как настойчиво
ревнители существующего порядка изгоняют достойных людей с любой
должности, на которой те могли бы принести пользу обществу, когда
присматриваешься к союзу, заключенному глупцами против всех, кто
умен, поневоле начинает казаться, что это лакеи вступили в сговор
с целью устранить господп (стр. 41). Но именно лакеи во главе
со своим державным хозяином-королем управляют страной, позоря ее и
ведя к гибели. Франция превратилась в лес, окоторый кишит грабите-
лями, причем самые опасные из них-это стражники, облеченные правом
ловить остальныхп (стр. 38). Человеку даровитому и благородному нег
места в этом обществе. Положение людей искусства, в частности литера-
торов, трагично: они - шуты, забавники, и только. Чтобы существовать,
I'M приходится драться за милости, вырывать их друг у друга изо рта.
Тому, кто не совсем утратил чувство собственного достоинства, смотреть
на это невыносимо. оКогда какая-нибудь глупость правительства полу-
чает огласку, я вспоминаю, что в Париже находится, вероятно, известное
число иностранцев, и огорчаюсь: я ведь все-таки люблю свое отечествоп
(стр. 87).
За Шамфором закрепилась слава мизантропа. Но это несправедливо:
он глубоко человеколюбив. Именно поэтому он так негодует, язвит,
насмехается. Редерер приводит следующее его высказывание: оКто до-
жил до сорока лет и не сделался мизантропом, тот, значит, никогда не
любил людейп. Ненависть и отвращение к тем, кто облечен властью,
и бессильная любовь к бесправным - вот источник одного из лейтмоти-
вов оМаксимп: человек, в котором еще живо чувство собственного досто-
инства, не может жить в обществе, дошедшем до такой степени мерзости.
Он должен покинуть его, поселиться на лоне природы и там совершен-
ствовать свой разум и характер.
Сколько-нибудь последовательной социальной программы у Шамфора
не было, но, подобно своим современникам, тдким как Вольтер, Дидро и
другие, он мечтал о конституционной монархии или хотя бы о просвещен-
ном монархе. Ряд анекдотов свидетельствует о том, что его интересовала
личность Фридриха 11, короля прусского, хотя .тот уже не внушал ему
особых иллюзий, как это было с Вольтером, пока последний не оказался
при дворе этого солдафона в обличий философа и поэта. Опыт Вольтера
не мог быть неизвестен Шамфору. Особенно привлекала его английская
конституционная монархия - об этом говорят и его афоризмы, и пря-
мые высказывания в письмах к де Водрейлю. Шамфор не помышлял
о коренных преобразованиях социального строя Франции, об уничтоже-
нии дворянства, о равенстве состояний и т. д. Он, как и большинство
просветителей, считал, что конституционная монархия покончит с глав-
ным злом - с тиранией, развяжет руки третьему сословию и гарантирует
людям элементарные права; французу второй половины XVIII в. уже
это представлялось огромным благом. Тем более удивительно, что при
такой умеренности взглядов он принял революцию с истинным лико-
ванием, не только как гражданин, но и как литератор. В маленьких оФи-
лософских диалогахп, также при его жизни не изданных, есть такой диа-
лог: оА: Не думаете ли вы, что изменения, которые произошли в кон-
ституции, окажутся пагубными для искусства? Б: Ничуть. Они вдохнут
в умы твердость, благородство, уверенность. Век Людовика XIV оста-
вил нам в наследство хороший вкус-плод прекрасных творений, соз-
данных в то время. В наши дни он сочетается с энергией, преисполнив-
шей ныне национальный дух, энергией, которая поможет нам выйти из
круга мелких условностей, мешавших его свободному полетуп.''
Особенный интерес представляет последний раздел оМаксимп, оза-
главленный оО рабстве и о свободе во Франции до и после революциип.
Туда входят самые блестящие и беспощадные его афоризмы, касающиеся
* Р.-L. Roederer. Dialogue entre ml ridsctear et un anil cle Chamfort. оJournal lie
Parisп, 18 mars 1795.
" Oeuvres completes tie Chamfort, t. I. Paris. 1824, pp. 328-329.
французской монархии: оВо Франции не трогают поджигателей, но пре-
следуют тех, кто, завидев пожар, бьет в набатп (стр. 87); оДворянство,
утверждают дворяне, это посредник между монархом и народом. Да,
в той же мере, в какой гончая-посредница между охотником и зай-
цамип (стр. 88), и т. п. В том же разделе собрано и то немногое, что
он успел написать после революции; в частности, там есть такое замеча-
тельное рассуждение: оВ миг сотворения мира богом хаос, пришедший
ц движение, несомненно казался еще более беспорядочным, чем когда он
мирно пребывал в неподвижности. Точно так же обстоит дело и с нашим
обществом: оно сейчас перестраивается и в нем царит неразбериха, ко-
торая со стороны должна казаться верхом беспорядкап (стр. 92).
По стилю Шамфор отличается от своих предшественников не меньше,
чем по существу взглядов. Прежде всего нельзя забывать, что он делал
эти записи для себя, рассчитывая когда-нибудь связать их воедино.
Он тщательно отделывал каждую максиму, но вовсе не заботился о по-
следовательном развитии мыслей, о том, чтобы одна максима не проти-
воречила другой. Да и в главы располагала их не его, а чужая рука.
Поэтому книга Шамфора по сравнению с книгами Ларошфуко и Ла-
брюйера проигрывает о стройности; зато она живее, непосредственнее,
на ней есть отпечаток мысли, все время движущейся и ищущей.
Но не в этом основа стилистического отличия Шамфора от мора-
листов XVI и XVII вв. Человек, живший в эпоху катастрофическую,
в канун революции, которая до основания потрясла его страну,
залила ее кровью, освободила народ от рабства и перед всей Европой
открыла новые пути, не мог писать ни бесстрастно-иронически, ни по-
учительно. Стиль Шамфора-это довольно сложный конгломерат, в ко-
тором традиция Ларошфуко и Лабрюйера соединилась с новыми, рус-
соистскими особенностями, предвещавшими уже французских романтиков.
Наряду с короткими, лапидарными сентенциями, в которых парадо-
ксальность доведена до предела и которые подчас трудно отличить от
афоризмов Ларошфуко (оМало на свете пороков, которые больше ме-
шают человеку обрести многочисленных друзей, чем слишком большие до-
стоинствап, - стр. 25), мы находим записи, по приподнятой интонации и
лексике немыслимые в рассудочном XVII веке: оКогда сердце мое
жаждет умиления, я вспоминаю друзей, мною утраченных, женщин, от-
нятых у меня смертью, живу в их гробницах, лечу душой на поиски их
душ. Увь11 В моей жизни уже три могилы!п (стр. 61). Таких примеров
немного, но они показательны, так как говорят о том, что изменившееся
сознание людей искало новые формы выражения. Большей частью интона-
ция Шамфора очень эмоциональна: гневная, саркастическая, скорбная,
и за нею почти всегда-открыто или затушеванно - стоит авторское
ояп, но не ироническое и отстраняющееся, а воинственно-пристрастное,
даже в самой скорби. Именно эта интонация придает книге Шамфора
особенную непосредственность и современность.
Вторая часть книги-оХарактеры и анекдотып-это сборник исто-
рических анекдотов. С точки зрения Шамфора, любой деспотический
строй только такой истории и заслуживает. Ничего общего с оХаракте-
рамип Лабрюйера эти анекдоты не имеют. Шамфор не ставил перед со-
бой задачи дать сколько-нибудь обобщенные типы. Его целью было по-
казать не галерею портретов или даже карикатур, а лишь серию момен-
тальных снимков.
Не он изобрел этот жанр. Достаточно назвать очень известные в (*вое
время оМаленькие историип Тальмана де Рео-забавные, часто непри-
стойные эпизоды из жизни придворных кругов XVII в. Но Тальман
де Рео стремился прежде всего развлечь. Намерения Шамфора со-
всем иные: он стремится з а к л е й м и т ь.
В оХарактерах и анекдотахп немало проходного материала: острых
словечек (в искусстве острословия мало кто мог сравниться с Шамфо-
ром), забавных происшествий, бытовых сценок, не несущих особой смыс-
ловой нагрузки. Но суть не в них, а в поразительных по своей обличи-
тельной силе характеристиках и зарисовках. Не обойден и не пощажен
никто - ни король, ни фавориты и фаворитки, ни министры, ни придвор-
ные, ни прелаты. Шамфор действительно бьет в набат-тут еще раз не-
обходимо подчеркнуть, что словечки его и характеристики имели широкое
хождение при его жизни и таким образом играли немалую роль в форми-
ровании передовой общественной мысли.
Жадность, скаредность, беззастенчивая подлость, раболепие, скудо-
умие, цинизм - вот набор пороков, которые Шамфор регистрирует тща-
тельно, методично, со злорадной издевкой. Он ненавидит этот строй, при
