здорово.
- Животом - хрипло сказал Глеб.
Скомандовал.
А какое право он имеет - командовать?!
- На спину, - ответил Борис.
Они видели ночью фильм по телеку, и там мужчина лежал на спине. Можно и
так, значит.
Если бы лечь животом, Мышка оказалась бы со стороны Глеба - и значит, он
надвинулся бы на нее первым. А если на спине, выберет она. Кого она
выберет?
- Животом давай! - повторил Глеб.
- Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Все будет хорошо. Ложитесь на
спинки, очень хорошо.
У них-то, раскормленных, "спинки"!
Маму они слушаются, и Глеб больше не спорил. Дружно спиной вперед близнецы
вползли на тахту. И Мышка оказалась со стороны Бориса.
Он потянулся к ней, в первый раз робко погладил такую белую, такую нежную
кожу. Мышка выпрямилась, стоя на коленях. И руки, и щупальца приподнялись к
ней навстречу. А ее ласкающие ладони спускались от головы, от шеи - ниже...
ниже...
Глеб попытался приподняться правым боком вслед за своей рукой, но большего
он сделать не мог, прикованный к борькиной туше.
А Борис - Борис еще был не совсем готов, и Мышка это увидела, ощутила. Она
поцеловала Бориса и, стоя на коленях, перешагнула к Глебу.
Вот она - столько лет запретная зона! И наконец Глеб оказался в ней
законно. Зона ждала его, устроена для него... Все чувства сосредоточились в
одной точке, как в боеголовке стартующей ракеты.
Дерганья Глеба напрягали и Бориса. Теперь и он был готов, совершенно готов.
Глебу казалось, он несется в каком-то неведомом пространстве, ускоряется -
и головка взорвалась мягким сладким взрывом.
Нетерпение Бориса стремительно возрастало, пьяная от наслаждения кровь
брата туманила голову, и Борис тоже взорвал свой заряд - из солидарности.
Но взрыв произошел далеко от цели.
Глеб лежал в блаженном изнеможении. Вместе с наслаждением он испытал и
полное моральное удовлетворение: ну вот он и настоящий мужчина.
А Борису сделалось стыдно. Чем они занимаются! то-есть - с кем!.. И к тому
же - без толку. Не донес. А Глеб - Глеб все сделал по-настоящему,
по-мужски...
Мышка гладила Глеба.
- Вот и хорошо, вот и умница... А ты, Боренька?
Ее рука протянулась - и нащупала последствия катастрофы.
- Не вытерпел. Конечно, куда ж вытерпеть, когда рядом такое. Ну ничего, ты
тоже молодец. В следующий раз ты - первый.
Борис почти утешился. Успокоился. С кем они занимались? Да с Мышкой же, с
Белой Мышкой. И больше никого здесь нет. Мышка вся своя, стыдиться ее не
нужно...
- Спите теперь, мальчики, - Мышка поцеловала обоих особенными мягкими
губами. - Спите...
И исчезла.
Привычные слова просились на язык.
"Во дает, - чуть не сказал Глеб. - Дала!"
И не сказал.
"Лучше, чем с девчонками в школе, - чуть не сказал Борис.
- Те сами не умеют, а Мышка научит".
И тоже не сказал.
Не нужно было говорить.
Нужно было оставаться в новом незнакомом мире, в котором не говорят простых
слов. Как во сне...
Наутро они завтракали как обычно. И никто не напоминал о том, что случилось
ночью. Ни она, ни они.
Глеб усмехался про себя, но виду не показывал. Он чувствовал себя хозяином
дома, повелителем. Еще вчера он был мальчиком, который должен слушаться
маму. А сегодня он мужчина - и пусть женщина знает свое место.
А Борис думал, что если бы кто-то посмотрел сейчас на их семью со стороны,
то никогда бы не догадался, что за столом сидит не мать со своими
близнецами, а любовница с любовниками. А может быть, и про многих других -
не догадываются? Живет себе одинокая мать с сыном, или отец с дочерью, или
брат с сестрой - и кто знает, чем они занимаются по ночам?.. То есть с ними
за столом не мама, с ними их Белая Мышка, но ведь и в других странных
семьях найдется Кошечка или Курочка.
Потом Мышка ушла в свою комнату и уселась за машинку, а Борис с Глебом
старались учить уроки, но у них не очень получалось. Они ведь стали совсем
другими, случилось то, о чем они мечтали как о недостижимом счастьи,
предаваясь жалким детским наслаждениям - случилось, вопреки их уродству! И
после этого учить уроки, как вчера или позавчера? Мир изменился, а уроки
остались?
День рассеял чары. Братья больше не пребывали в незнакомом мире - не во
сне, но как бы за гранью яви и сна. Они сидели в своей надоевшей зеленой
комнате, и слова просились наружу.
- А интересно бы сюда какую-нибудь отличницу! - предположил Глеб. - Урок
анатомии и физиологии провести.
- Или училку молодую. Светлану Иванну лучше всего. - храбрясь подхватил
Борис.
- Светочку-Котлеточку.
Светлана Ивановна как раз и преподавала анатомию и физиологию.
- Интересно, она ученикам своим дает? - уже уверенно продолжил дискуссию
Борис.
- Отличникам.
- Или наоборот: объясняет на опыте тем, кто плохо понимает.
- Тогда все скажут, что плохо понимают.
- А мы бы ей сами урок анатомии устроили! - догадался Борис. - Такой
анатомии она больше нигде не увидит!
Да-да, они не только инвалиды, не только жалкие уроды. Они - чудо света.
Так что еще и непонятно, стыдиться ли им своего устройства, или гордиться
небывалым строением? По настроению. До сих пор они чаще стыдились. Но,
может быть, зря? Заурядных одинарных людей миллиарды, и кому они интересны?
А они - двойные - единственные! А уж учительнице анатомии интересно бы
вдвойне посмотреть на них - раздетых, чтобы разглядеть все их анатомические
секреты.
Посмотреть. И испытать на себе.
Стыдиться им себя - или гордиться собой?
Оказывается, все зависит от точки зрения.
В воображении Бориса возникла сцена приема где-нибудь в Голливуде: они с
Глебом в специально сшитом двойном смокинге (мама такой, пожалуй, не
сошьет) идут мимо дам в стотысячных туалетах, мимо мужчин в смокингах же; у
всех в руках хрустальные бокалы с шампанским, все поздравляют их,
единственных и неповторимых сиамских близнецов, а внизу ждет новенькая
машина от Дженерал моторс - "кадиллак", например...
Интересно, что за рулем всегда будет Борис, потому что руль в машинах
слева. Правда, в Японии выпускают машины с правым рулем, но Голливуд в
Америке, и Дженерал моторс в Америке, а в Америке на машинах руль слева.
Глеб будет завидовать, но ничего не поделаешь...
И тут Борис вспомнил, что одной рукой машину не поведешь, а жалким
щупальцем ни руль крутить не получится, ни переключать передачи.
А Глеб в это время придумал, что именно в них должна влюбиться какая-нибудь
кинозвезда. И не какая-нибудь, а самая-самая - кто сейчас вместо Софи
Лорен? Влюбится, потому что обычные мужья ей надоели, а вот такого -
двойного - нет ни у кого. Еще и найдутся другие многие звезды и звездочки,
которые попытаются их отбить, так что самой первой и самой догадливой
придется держаться за них всеми ручками. А они еще подумают, оставаться ли
с ней...
Мышка заглянула к ним перед обедом.
- Ну что, мальчики, котлеты есть будете? Я фарш купила. Знаете, сколько
теперь фарш стоит? Самый изумительный взяла, парной. Нельзя же мужчинам без
мяса!
Мышка торжественно и многозначительно подкладывала им котлеты, они жадно
ели и думали, что вчерашняя ночь повторится снова.
По радио запел хор на слова Пушкина: "Восстань, боязливый!" Дальнейших слов
было не разобрать, но самые первые - самые интересные. Но к близнецам
заклинание Пушкина уже не относилось. В первую ночь - пожалуй, в первую
ночь заклинание бы пригодилось, особенно Борису, но теперь он уже это
преодолел.
И Мышка снова неслышно пробралась к ним. На этот раз Борис наконец-то попал
в запретную зону. В запретный рай... Так вот та ось, вокруг которой
вращается Вселенная. Или, по крайней мере, - Земля!
Земля вращалась все быстрее; и вдруг ось начала резко вибрировать - как
волчок, исчерпавший вращение (папа когда-то подарил игрушку). И не только -
ось. Мышка вся дергалась в судорогах - бедная маленькая мокрая Мышка.
Борис испугался было, что сделал что-то не так, даже собственное его
райское блаженство от испуга ослабло, но потом что-то вспомнил, сообразил,
что этого-то Мышка и хотела. В этих вибрациях ее мечта и ее награда!
Насколько же мощнее и дольше ее вибрации, по сравнению со сладким взрывом
боеголовки. Землетрясение - рядом с горячим гейзером!..
А Глеб ей вчера землетрясения организовать не смог. И значит, вчера у Мышки
получилась только репетиция, зато сегодня - настоящая премьера!
Глеб порадовался за Борьку, что брат его догнал в развитии. И не ревновал,
что с Борькой Мышка поймала полный кайф. Потому что вчера Глеб ее разбудил
для радостей - как Спящую Красавицу от долгого сна. Вчера разбудил - ну а
сегодня заплясала.
И вдруг он как-то спокойно понял, что глупо они подозревали подряд всех
заказчиков, никто ее не раздевал после отца. Мышка столько лет ждала и
терпела, терпела и ждала. И дождалась. Поэтому теперь Мышка больше
благодарна им, чем они - ей...
- Ой, мальчики, - шептала Мышка, - мальчики...
И еще что-то - совсем неразборчиво.
Шептала, пока они не заснули.
Борису приснилось, что он один. Отделился. Собственная отдельность снилась
ему не раз, но никогда - так ясно. Вот он просыпается - и он один. Правый
бок затянут кожей точно так же как левый. А прошлое - прошлое было нелепым
сном: будто родился сросшись с братом и жил так, словно с огромной живой
опухолью на боку. Но наконец нелепый сон кончился и он просыпается - один.
Отдельный человек. Такой как все. Ничего больше не надо: быть отдельным,
таким как все! Вот он вскакивает - легко и свободно, и от легкости
подпрыгивает почти под потолок. Поворачивается, наклоняется, идет сам куда
хочет - и не нужно никакого другого счастья! Идет в уборную. Даже пойти
самому в уборную, спустить самому штаны, не подлаживаясь под брата - уже
счастье!
Да, хотелось в уборную... Борис проснулся. И еще не пошевелившись, еще не
слыша дыхание брата, только по привычному чувству натяжения в правом боку
понял, что то был сон. Что по-прежнему он прикован к брату так крепко, что
каторжник с цепью на ноге - свободный человек.
И вспомнилось письмо из Дженерал хоспитал, о котором он старался не думать.
Письмо, в котором американский профессор объяснял, что разъединить
близнецов можно было бы, но выживет при этом только один. И потому они не
возьмут на себя такое решение.
Хорошо им рассуждать об этике - свободным одинарным людям. Хорошо
советовать привыкнуть и терпеть! А если бы этот профессор, этот Рубль
родился таким - он бы терпел?! Неужели не понять, что лучше жить одному,
чем мучиться вдвоем?!
Глеб тоже видел очень яркий сон. Как будто они летят куда-то на самолете -
в Америку, наверное - и стюардесса склоняется над ними, говоря: "Дабл
уиски... Двойное виски", склоняется все ниже, превращаясь в кинозвезду, ту
самую - кто сейчас вместо Софи Лорен? - и шепчет: "Дабл секс... Двойной
секс".
Сон Глеба оказался в руку - по крайней мере, отчасти. Через два дня
позвонил мистер Лив, американец.
Мама, как обычно, сняла трубку: Борису и Глебу никто не звонит, даже
учителя - знают, что их необычные школьники всегда дома и приходят когда
хотят, без звонка.
Мама сняла трубку и слушала сначала в недоумении:
- Мистер?.. Не знаю... Ах, Борис Яковлевич, так бы сразу и сказали!
И объяснила братьям:
- Помните, был такой заказчик. Или не помните. Раз розы принес -
изумительные. Но все равно не в моем вкусе. Он тогда был Левинский, а
теперь мистер Лив.
Когда-то в Ленинграде этот Левинский писал диссертацию по химии, но в
Америке он свою химию забросил, и явился к близнецам в качестве рекламного
агента. Или даже не рекламного - в Америке множество разновидностей
агентов, больше, чем в России.
Мама открыла ему дверь - и заглянула через минуту, шепнув:
- Опять явился с розами! Но они же сейчас бешеных денег!
Следом вошел и мистер Лив, как-то особенно лоснясь - щеками, пуговицами,
пряжками.
- Почему вы здесь сидите? - сразу зашумел он. - Вы сидите на деньгах и не
хотите шевелиться! Как и все в этой стране. Я заключу с вами контракт! Кому
