огонь капает жир и пыталась понять, чего ей больше хочется: спать или
есть.
Хромой сказал, что она может поспать, пока жарится мясо, а когда оно
зажарится, можно будет проснуться и есть.
А Кошка хныкала, что Хромой плохой и жадный: сначала не хотел ее
кормить и таскал за собой по мокрым лужам, потом не дал съесть длинноухого
сырым, а теперь не хочет разрешить ей сидеть у костра и нюхать вкусный
дым.
И еще она сказала, что раз Хромой такой жадный, то она не съест ни
кусочка длинноухого и сейчас нарочно умрет от голода, и тогда он, Хромой,
пожалеет, но будет поздно. Хромой сказал, что Кошка больна, а больным
нельзя есть сырое, но Кошка заявила, что Хромой глупый и слушать его она
не будет, а сейчас оторвет от длинноухого вот эту лапку и съест. Но может
она сказала и как-нибудь иначе, потому что последние ее слова понять было
трудно: говорила она их с набитым ртом и при этом чавкала.
А на следующий день они пошли дальше, и идти стало гораздо легче,
потому что не надо было карабкаться по камням и тащить на спине Кошку.
Теперь Хромой брел по воде и придерживал плывущий по течению челнок,
а Кошка спала в челноке, и все было хорошо, только она часто хныкала во
сне. Один раз, когда Хромой попытался укрыть ее шкурой, Кошка спросонок
злобно вцепилась зубами в его руку, а очнувшись, с плачем зализывала укус
и долго тыкалась головой в плечо, извиняясь.
Потом она уснула опять - беспокойно, тревожно - и снова затолкала
шкуру ногами в самый конец челнока, но не проснулась. Так и спала -
скорчившись, стуча зубами и подвывая от холода. Второй раз укрывать Хромой
не решился (еще палец откусит), только тревожно поглядывал на ее
посиневшее, жалобно сморщившееся лицо.
А на следующий день пошел дождь. Не туманная морось, к которой Хромой
уже привык настолько, что перестал замечать, а настоящий дождь, холодный и
монотонный. Первый зимний дождь. Он шел весь день, и всю ночь, и утром;
воды в Реке стало больше и поэтому плыть в челноке можно было вдвоем.
Хромой греб неторопливо, размеренно погружая весло в серую, словно
кипящую под ударами частых тяжелых капель Реку, а Кошка вычерпывала воду
треснутым горшком и канючила, чтобы он греб быстрее, а то у нее от сырости
зудит между пальцами - наверное, растут перепонки, а с перепонками она не
хочет, потому что все будут смеяться и дразнить.
В то, что от дождя между пальцами могут вырасти перепонки, Хромой не
верил, но поскорее увидеть земли Племени ему тоже хотелось, и он стал
спешить.
Прошел еще один день, а потом еще один, и впереди сквозь серые космы
дождя забрезжили очертания низкого острого мыса - Жала Реки, и Хромой
поразился, как короток путь, казавшийся ему бесконечным.
А Кошка сказала, что незнакомый путь всегда длинный туда и короткий
обратно. И еще сказала, что когда Хромой плыл к Синим Холмам, Река мешала
ему, а теперь помогает. Кошка умная - Хромой всегда это знал. И Странный
говорил, что Кошка умнее всех стариков.
Странный...
Пусто на Речном Жале. Только несколько обклеванных и изгрызенных
костей желтеют среди мокрой гальки там, где огромной бесформенной грудой
расплывался под неистовыми лучами Слепящего труп Корнееда. Хромой издали
показал Кошке, где он похоронил то, что сумел вытащить из-под зловонной
туши, велел отнести подарки: еду, украшения... А сам не пошел, остался у
челнока. Он не хотел, чтобы Кошка видела его слезы.
А потом они поплыли дальше.
Дно челнока тихо зашуршало по песку. Кошка шустро перелезла через
борт и зашлепала по мелкой воде к берегу.
- Стой!
Хромой нарочито неторопливо вылез из челнока, проверил, крепко ли тот
застрял на отмели. Потом взял копье и, обойдя стоящую в воде Кошку,
выбрался на берег. Кошка сунулась было следом - он только глянул через
плечо, и она осталась на месте.
Хромой подкрался к пещере и, пригнувшись, стоял у входа, внюхиваясь и
всматриваясь. Потом, выставив перед собой копье, нырнул в темноту. Он
пробыл в пещере довольно долго, и Кошка переступала в воде озябшими
ногами, мерзла и волновалась. Наконец Хромой выглянул, буркнул:
- Иди...
Кошка прошмыгнула мимо него, на ходу игриво лизнула в плечо - Хромой
отмахнулся. Он сердился. Сердился за то, что Кошка наотрез отказалась
выходить на берег у водопоя чтобы идти к Хижинам, и плакала, ныла,
канючила, колотила пятками по дну челнока, пока Хромой не согласился
ночевать в пещере Странного. Он уговаривал, убеждал, что пещера давно
пустая, что туда могли забраться ночные убийцы, трупоеды, ползучие, немые,
что дух Странного может обидеться - все было напрасно. Не мог же Хромой
сказать, что боится! Кошка дразнила бы его до самой смерти - это она умеет
лучше всех. Ей легко быть храброй. Привыкла, что Хромой защитит, ведь даже
от Духов Звенящих Камней ее спас. А каково Хромому, которому надо бояться
за двоих? А может, и за троих, если Кошка не врет - это она тоже умеет...
Хромой, насупившись, сидел у входа и сердито сопел, а Кошка шныряла
по углам.
В пещере все осталось так, как было при Странном. Кошка нашла и
хворост, и Породителя Огня, и в очаге уже разгорался костер, и тянуло
дымком, а Кошка все копошилась в сторонке, зачем-то ковыряла палкой стену,
покряхтывала. И вдруг засмеялась, запищала, заулюлюкала так звонко и
весело, что Хромой не выдержал и пошел посмотреть, что она там откопала.
Кошка откопала еду. Большой горшок сушенных ягод, перетертых с жиром.
Правда, жир прогорк, а какие-то маленькие добрались до этого горшка раньше
Кошки и многое съели, но осталось гораздо больше.
Прогорклый жир - это не очень вкусная еда, но Хромой и Кошка не
смогли оторваться, пока не съели все. Кошка даже попыталась вылизать
горшок, но не вышло: голова не пролезла.
Они сидели около очага, отдувались, икали. Хромой подобрел, голова
его клонилась на грудь, глаза слипались. Но Кошка вдруг сказала:
- Расскажи: как?
Хромой встрепенулся, растерянно заморгал:
- Как - что?
Кошка щурилась от дыма, глаза ее стали двумя узкими щелками. "Как у
Узкоглазого", - вдруг неприязненно подумал Хромой. Он протянул руку,
пальцами раздвинул Кошкины веки так, как надо, как он привык. Она
потерлась щекой о ладонь, поурчала.
- Ты меня нашел. Отнял. Расскажи, как?
Хромому рассказывать не хотелось, но спорить хотелось еще меньше. Он
вздохнул, заговорил - медленно, пропуская и вспоминая подробности,
повторяясь, путаясь, но Кошка слушала внимательно, ни разу не перебила.
Когда Хромой замолчал, сказала:
- Они обманули. Пришли, привели меня. Потом пришел ты. Потом сделали
так, что ты подумал: "Обогнал". Обманули.
Хромой чесал грудь, думал. Кошка помолчала и заговорила опять:
- Я помню: сны. Про Странного. Про тебя. Про то, что дети. Твои и
мои. Ты рассказал - поняла. Не сны. Было. Значит, была в Долине. Еще
помню: глыба Звенящего Камня. Живая. Урчит. Стою у стены. Голая. В голове
больно, но хорошо. Так не бывает, но было. От головы к глыбе - корешки.
Длинные, тонкие, цветные. Не могу двинуться, сказать. Но могу видеть.
Вижу. Мне интересно. Не что, не зачем, не где - интересно. Очень. Без
смысла. А глыба урчит, будто ест вкусное. Приходят духи. Приносят вещи.
Приводят немых или похожих. Глыба врастает в это корешками, урчит, кричит,
моргает цветом. Испражняется белым, плоским, как шкура. На этом белом -
рисунки. Непонятные. Как те, что выбивал Странный... Рисунки...
Кошка вдруг замолчала, уставилась сквозь Хромого пустыми глазами.
Хромой растерянно теребил нижнюю губу:
- Не хотели отдавать - обманули. Понимаю. Обманули - сделали так, что
я убил, отнял. Не понимаю. Зачем?
- Не знаю! - Кошка засопела. Громко, досадливо. - Думаю. Не мешай.
Хромой не унимался:
- Странный сказал: "Хотят чтобы ты и Кошка рожали детей". Э? Но тогда
зачем брали тебя? Не взяли бы - дети были бы раньше...
- Рисунки... - Кошка вскочила на ноги, схватила смолистый сук, сунула
в очаг.
Нетерпеливо топнула ногой: медленно загорается.
- Рисунки... Пойдем.
Хромой вытаращил глаза.
- Куда?!
- Туда. - Кошка ткнула пальцем в черную глубину пещеры. - Где
рисунки.
Они быстро нашли это место, где когда-то лежали, дрожа от любопытства
и страха, глядя на Странного, на непонятное, выбиваемое им на стене. Все
здесь было так же, как и тогда, и стены пещеры змеились трещинами, и росли
в этих трещинах тонкие прозрачные стебли - чахлые, белые, мерзкие, и с
потолка, закопченного факелом Странного, по-прежнему неторопливо стекали
мутные капли...
И даже головешки - догоревшие факелы - по-прежнему валялись на
камнях. Вот только не смогли Кошка и Хромой найти на осклизлой стене ни
одного рисунка. Их не было. Казалось, что к стене и не притрагивалось
никогда рубило Странного, не выбивало на ней глубоких и четких знаков.
Ночью он снова блуждал в тяжелом тумане Долины Звенящих Камней,
сражался с Чешуйчатыми, тонул в ледяных глазах Одинаково Странных, терял
Кошку, находил и снова терял, но понимал, что это просто сны и не боялся.
А под утро Хромому приснилось, что он лежит в пещере, на узком ложе
из шкур, и в ухо ему уютно сопит спящая рядом Кошка, а снаружи брезжит
рассвет - серый, холодный, тусклый. А в очаге потрескивают, разгораясь,
несколько тонких веточек и кусочки коры, и слабые отсветы дрожат на хмуром
лице Странного, и лицо это - смуглое, с резкими морщинами, с темными, как
бы пустыми впадинами глаз, кажется вырубленным из Звенящего Камня...
- Я пришел, - Странный, не отрываясь, смотрел на слабые язычки огня.
- Ты не боишься Духов Умерших, Хромой?
Голос Хромого был спокоен:
- Нет. Я и Кошка не делали тебе плохо, Странный. Ты был добр к нам,
когда жил. Значит, и мертвый не обидишь. Скажи: что там, в Заоблачной
Пуще?
Странный горько усмехнулся:
- Там холодно, - он передернул плечами, протянул ладони к огню. -
Холодно. Дождь. И одиноко. Не торопись в Заоблачную Пущу, Хромой.
Он помолчал, заговорил опять - тихо, задумчиво:
- Я рад, что вышло так, как вышло. Что ты нашел Кошку. Что вы
вернулись. Мне было плохо, когда я послал тебя в Долину. Плохо. Очень
жалко тебя. Но иначе было нельзя.
- Ты сделал правильное. И теперь стало хорошо. Я нашел Долину. Нашел
Кошку. Я видел Людей Звенящих Камней, сражался с ними. Убил столько,
сколько пальцев на руке и еще одного.
Зубы Странного заблестели в темноте: он улыбался.
- Ты не видел Людей Звенящих Камней, Хромой. Они далеко. Они живут
слишком медленно, чтобы быть здесь. Ты видел их сны, их тени. Плоские
безликие тени живых людей. Тени послушно шевелятся, когда человек
поднимает руку, или идет... Но ведь это человек поднимает руку - не тень.
Хромой вздохнул:
- Твой Дух говорит еще непонятнее, чем говорил ты.
- Ты не можешь понять, Хромой, - Странный снова протянул руки к огню.
- И я пришел не затем, чтобы говорить непонятное. Я пришел сказать: не
ходите к Хижинам. Хижин нет. Когда ты был на Синих Холмах, Настоящим Людям
приснился сон. Одинаковый, страшный. Всем. Старики думали и решили: нужно
уйти от Реки. И Настоящие Люди сожгли Хижины и пошли в земли немых. Они
сражались с немыми, и Слепящее дважды всходило посмотреть на этот бой, и
многие умерли. Умерли Беспалый и Узкоглазый, и Вынувший Зуб, и Камнебой, и
почти все старики, и многие, многие, многие. Но Настоящие Люди прогнали
немых и живут теперь в их Хижинах, на Озере. А немые ушли навстречу
Слепящему и напали на тех, кто живет у Горькой Воды. Люди Звенящих Камней
