нафталином... Римляне были здоровы, потому что умели трудиться, умели и
отдыхать, у них была mens sana in corpore sano. Жизнь их текла по известным
формам. Наш директор говорит: главное во всякой жизни -- это ее форма...
Что теряет свою форму, то кончается -- и в нашей обыденной жизни то же
самое. (Берет Машу за талию, смеясь.) Маша меня любит. Моя жена меня любит.
И оконные занавески тоже туда с коврами... Сегодня я весел, в отличном
настроении духа. Маша, в четыре часа сегодня мы у директора. Устраивается
прогулка педагогов и их семейств.
Маша. Не пойду я.
Кулыгин (огорченный). Милая Маша, почему?
Маша. После об этом... (Сердито.) Хорошо, я пойду, только отстань,
пожалуйста... (Отходит.)
Кулыгин. А затем вечер проведем у директора. Несмотря на свое болезненное
состояние, этот человек старается прежде всего быть общественным.
Превосходная, светлая личность. Великолепный человек. Вчера после совета он
мне говорит: "Устал, Федор Ильич! Устал! " (Смотрит на стенные часы, потом
на свои.) Ваши часы спешат на семь минут. Да, говорит, устал!
За сценой игра на скрипке.
Ольга. Господа, милости просим, пожалуйте завтракать! Пирог!
Кулыгин. Ах, милая моя Ольга, милая моя! Я вчера работал с утра до
одиннадцати часов вечера, устал и сегодня чувствую себя счастливым. (Уходит
в залу к столу.) Милая моя...
Чебутыкин (кладет газету в карман, причесывает бороду). Пирог? Великолепно!
Маша (Чебутыкины строго). Только смотрите: ничего не пить сегодня. Слышите?
Вам вредно пить.
Чебутыкин. Эва! У меня уж прошло. Два года, как запоя не было.
(Нетерпеливо.) Э, матушка, да не все ли равно!
Маша. Все-таки не смейте пить. Не смейте. (Сердито, но так, чтобы не слышал
муж.) Опять, черт подери, скучать целый вечер у директора!
Тузенбах. Я бы не пошел на вашем месте... Очень просто.
Чебутыкин. Не ходите, дуся моя.
Маша. Да, не ходите... Эта жизнь проклятая, невыносимая... (Идет в залу.)
Чебутыкин (идет к ней). Ну-у!
Соленый (проходя в залу). Цып, цып, цып...
Тузенбах. Довольно, Василий Васильич. Будет!
Соленый. Цып, цып, цып...
Кулыгин (весело). Ваше здоровье, полковник! Я педагог, и здесь в доме свой
человек, Машин муж... Она добрая, очень добрая...
Вершинин. Я выпью вот этой темной водки... (Пьет.) Ваше здоровье! (Ольге)
Мне у вас так хорошо!..
В гостиной остаются только Ирина и Тузенбах.
Ирина. Маша сегодня не в духе. Она вышла замуж восемнадцати лет, когда он
казался ей самым умным человеком. А теперь не то. Он самый добрый, но не
самый умный.
Ольга (нетерпеливо). Андрей, иди же наконец!
Андрей (за сценой). Сейчас. (Входит и идет к столу.)
Тузенбах. О чем вы думаете?
Ирина. Так. Я не люблю и боюсь этого вашего Соленого. Он говорит одни
глупости...
Тузенбах. Странный он человек. Мне и жаль его, и досадно, но больше жаль.
Мне кажется, он застенчив... Когда мы вдвоем с ним, то он бывает очень умен
и ласков, а в обществе он грубый человек, бретер. Не ходите, пусть пока
сядут за стол. Дайте мне побыть около вас. О чем вы думаете?
Пауза.
Вам двадцать лет, мне еще нет тридцати. Сколько лет нам осталось впереди,
длинный, длинный ряд дней, полных моей любви к вам...
Ирина. Николай Львович, не говорите мне о любви.
Тузенбах (не слушая). У меня страстная жажда жизни, борьбы, труда, и эта
жажда в душе слилась с любовью к вам, Ирина, и, как нарочно, вы прекрасной,
и жизнь мне кажется такой прекрасной! О чем вы думаете?
Ирина. Вы говорите: прекрасна жизнь. Да, но если она только кажется такой!
У нас, трех сестер, жизнь не была еще прекрасной, она заглушала нас, как
сорная трава... Текут у меня слезы. Это не нужно... (Быстро вытирает лицо,
улыбается.) Работать нужно, работать. Оттого нам невесело и смотрим мы на
жизнь так мрачно, что не знаем труда. Мы родились от людей, презиравших
труд...
Наталья Ивановна входит; она в розовом платье, с зеленым поясом.
Наташа. Там уже завтракать садятся... Я опоздала... (Мельком глядится в
зеркало, поправляется.) Кажется, причесана ничего себе... (Увидев Ирину.)
Милая Ирина Сергеевна, поздравляю вас! (Целует крепко и продолжительно.)
Увас много гостей, мне, право, совестно... Здравствуйте, барон!
Ольга (входя в гостиную). Ну, вот и Наталия Ивановна. Здравствуйте, моя
милая!
Целуются.
Наташа. С именинницей. У вас такое большое общество, я смущена ужасно...
Ольга. Полно, у нас все свои. (Вполголоса испуганно.) На вас зеленый пояс!
Милая, это не хорошо!
Наташа. Разве есть примета?
Ольга. Нет, просто не идет... и как-то странно...
Наташа (плачущим голосом). Да? Но ведь это не зеленый, а скорее матовый.
(Идет за Ольгой в залу.)
В зале садятся завтракать; в гостиной ни души.
Кулыгин. Желаю тебе, Ирина, жениха хорошего. Пора тебе уж выходить.
Чебутыкин. Наталья Ивановна, и вам женишка желаю.
Кулыгин. У Натальи Ивановны уже есть женишок.
Маша (стучит вилкой по тарелке). Выпью рюмочку винца! Эх-ма, жизнь
малиновая, где наша не пропадала!
Кулыгин. Ты ведешь себя на три с минусом.
Вершинин. А наливка вкусная. На чем это настояно?
Соленый. На тараканах.
Ирина (плачущим голосом). Фу! Фу! Какое отвращение!..
Ольга. За ужином будет жареная индейка и сладкий пирог с яблоками. Слава
богу, сегодня целый день я дома, вечером -- дома... Господа, вечером
приходите.
Вершинин. Позвольте и мне прийти вечером!
Ирина. Пожалуйста.
Наташа. У них попросту.
Чебутыкин. Для любви одной природа нас на свет произвела. (Смеется.)
Андрей (сердито). Перестаньте, господа! Не надоело вам.
Федотик и Родэ входят с большой корзиной цветов.
Федотик. Однако уже завтракают...
Родэ (громко и картавя). Завтракают? Да, уже завтракают...
Федотик. Погоди минутку! (Снимает фотографию.) Раз! Погоди еще немного...
(Снимает другую фотографию.) Два! Теперь готого!
Берут корзину и идут в залу, где их встречают с шумом.
Родэ (громко). Поздравляю, желаю всего, всего! Погода сегодня
очаровательная, одно великолепние. Сегодня все утро гунял с гимназистами. Я
преподаю в гимназии гимнастику...
Федотик. Можете двигаться, Ирина Сергеевна, можете! (Снимая фотографию.) Вы
сегодня интересны. (Вынимает оз кармана волчок.) Вот, между прочим,
волчок... Удивительный звук...
Ирина. Какая прелесть!
Маша. У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том... Златая цепь на
дубе том... (Плаксиво.) Ну, зачем я это говорю? Привязалась ко мне эта
фраза с самого утра...
Кулыгин. Тринадцать за столом!
Родэ (громко). Господа, неужели вы придаете зчачение предрассудкам?
Смех.
Кулыгин. Если тринадцать за столом, то, значит, есть тут влюбленные. Уж не
вы ли, Иван Романович, чего доброго...
Смех.
Чебутыкин. Я старый грешник, а вот отчего Наталья Ивановна сконфузилась,
решительно понять не могу.
Громкий смех; Наташа выбегает из залы в гостиную, за ней Андрей.
Андрей. Полно, не обращайте внимания! Погодите... прошу вас...
Наташа. Мне стыдно... Я не знаю, что со мной делается, а они поднимают меня
на смех. То, что я сейчас вышла из-за стола, неприлично, но я не могу... не
могу... (Закрывает лицо руками.)
Андрей. Дорогая моя, прошу вас, умоляю, не волнуйтесь. Уверяю вас, они
шутят, они от доброго сердца. Дорогая моя, моя хорошая, они все добрые,
сердечные люди и любят меня и вас. Идите сюда к окну, нас здесь не видно
им...(Оглядывается.)
Наташа. Я так не привыкла бывать в обществе...
Андрей. О молодость, чудная, прекрасная молодость! Моя дорогая, моя
хорошая, не волнуйтесь так!.. Верьте мне, верьте... Мне так хорошо, душа
полна любви, восторга... О, нас не видят! Не видят! За что, за что я
полюбил вас, когда полюбил, -- о, ничего не понимаю. Дорогая моя, хорошая,
чистая, будьте моей женой! Я вас люблю, люблю... как никого никогда...
Поцелуй.
Два офицера входят и, увидев целующуюся пару, останавливаются в изумлении.
Занавес
Действие второе
Декорация первого акта.
Восемь часов вечера. За сценой на улице едва слышно играют на гармонике.
Нет огня.
Входит Наталья Ивановна в капоте, со свечой: она идет и останавливается у
двери, которая ведет в комнату Андрея.
Наташа. Ты, Андрюша, что делаешь? Читаешь? Ничего, я так только... (Идет,
отворяет другую дверь и, заглянув в нее, затворяет.) Огня нет ли...
Андрей (входит с книгой в руке). Ты что, Наташа?
Наташа. Смотрю, огня нет ли... Теперь масленица, прислуга сама не своя,
гляди да и гляди, чтоб чего не вышло. Вчера в полночь прохожу через
столовую, а там свеча горит. Кто зажег, так и не добилась толку. (Ставит
свечу.) Который час?
Андрей (взглянув на часы). Девятого четверть.
Наташа. А Ольги и Ирины до сих пор еще нет. Не пришли. Все трудятся,
бедняжки. Ольга на педагогическом совете, Ирина на телеграфе... (Вздыхает.)
Сегодня утром говорю твоей сестре: "Побереги, говорю, себя, Ирина, голубчик
". И не слушает. Четверть девятого, говоришь? Я боюсь, Бобик наш совсем
нездоров. Отчего он холодный такой? Вчера у него был жар, а сегодня
холодный весь... Я так боюсь!
Андрей. Ничего, Наташа. Мальчик здоров.
Наташа. Но все-таки лучше пускай диэта. Я боюсь. И сегодня в десятом часу,
говорили, ряженые у нас будут, лучше бы они не приходили, Андрюша.
Андрей. Право, я не знаю. Их ведь звали.
Наташа. Сегодня мальчишечка проснулся утром и глядит на меня, и вдруг
улыбнулся; значит, узнал. "Бобик, говорю, здравствуй! Здравстрвуй, милый! "
А он смеется. Дети понимают, отлично понимают. Так, значит, Андрюша, я
скажу, чтобы ряженых не принимали.
Андрей (нерешительно). Да ведь это как сестры. Они тут хозяйки.
Наташа. И они тоже, я им скажу. Они добрые... (Идет.) К ужину я велела
простокваши. Доктор говорит, тебе нужно одну простоквашу есть, иначе не
похудеешь. (Останавливается.) Бобик холодный. Я боюсь, ему холодно в его
комнате, пожалуй. Надо бы хоть до теплой погоды поместить его в другой
комнате. Например, у Ирины комната как раз для ребенка: и сухо, и целый
день солнце. Надо ей сказать, она пока может с Ольгой в одной комнате...
Все равно днем дома не бывает, только ночует...
Пауза.
Андрюшанчик, отчего ты молчишь?
Андрей. Так, задумался... Да и нечего говорить...
Наташа. Да... Что-то я хотела тебе сказать... Ах, да. Там из управы
Ферапонт пришел, тебя спрашивает.
Андрей (зевает). Позови его.
Наташа уходит; Андрей, нагнувшись к забытой ею свече, читает книгу. Входит
Ферапонт; он в старом трепаном пальто, с поднятым воротником, уши повязаны.
Здравствуй, душа моя. Что скажешь?
Ферапонт. Председатель прислал книжку и бумагу какую-то. Вот... (Подает
книгу и пакет.)
Андрей. Спасибо. Хорошо. Отчего же ты пришел так не рано? Ведь девятый час
уже.
Ферапонт. Чего?
Андрей (громче). Я говорю, поздно пришел, уже девятый час.
Ферапонт. Так точно. Я пришел к вам, еще светло было, да не пускали все.
Барин, говорят, занят. Ну, что ж. Занят так занят, спешить мне некуда.
(Думая, что Андрей спрашивает его о чем-то.) Чего?
Андрей. Ничего. (Рассматривая книгу.) Завтра пятница, у нас нет
присутствия, но я все равно приду... займусь. Дома скучно...
Пауза.
Милый дед, как странно меняется, как обманывает жизнь! Сегодня от скуки, от
нечего делать, я взял в руки вот эту книгу -- старые университетские
лекции, и мне стало смешно... Боже мой, я секретарь земской управы, той
управы, где председательствует Протопопов, я секретарь, и самое большее, на
что я могу надеяться, это -- быть членом земской управы! Мне быть членом
здешней земской управы, мне, которому снится каждую ночь, что я профессор
Московского университета, знаменитый ученый, которым гордится русская
земля!
Ферапонт. Не могу знать... Слышу-то плохо...
Андрей. Если бы ты слышал как следует, то я, быть может, и не говорил бы с
