переводом долга. Это она для Ани. И я уверена, бог поможет, дядечка купит.
Любовь Андреевна. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы
купить имение на ее имя,- нам она не верит,- а этих денег не хватило бы
даже проценты заплатить. (Закрывает лицо руками.) Сегодня судьба моя
решается, судьба...
Трофимов (дразнит Варю). Мадам Лопахина!
Варя (сердито). Вечный студент! Уже два раза увольняли из университета.
Любовь Андреевна. Что же ты сердишься, Варя? Он дразнит тебя Лопахиным, ну
что ж? Хочешь - выходи за Лопахина, он хороший, интересный человек. Не
хочешь - не выходи; тебя, дуся, никто не неволит...
Варя. Я смотрю на это дело серьезно, мамочка, надо прямо говорить. Он
хороший человек, мне нравится.
Любовь Андреевна. И выходи. Что же ждать, не понимаю!
Варя. Мамочка, не могу же я сама делать ему предложение. Вот уже два года
все мне говорят про него, все говорят, а он или молчит, или шутит. Я
понимаю. Он богатеет, занят делом, ему не до меня. Если бы были деньги,
хоть немного, хоть бы сто рублей, бросила бы я все, ушла бы подальше. В
монастырь бы ушла.
Трофимов. Благолепие!
Варя (Трофимову). Студенту надо быть умным! (Мягким тоном, со слезами.)
Какой вы стали некрасивый, Петя, как постарели! (Любови Андреевне, уже не
плача.) Только вот без дела не могу, мамочка. Мне каждую минуту надо
что-нибудь делать.
Входит Яша.
Яша (едва удерживаясь от смеха). Епиходов бильярдный кий сломал!..
(Уходит.)
Варя. Зачем же Епиходов здесь? Кто ему позволил на бильярде играть? Не
понимаю этих людей... (Уходит.)
Любовь Андреевна. Не дразните ее, Петя, вы видите, она и без того в горе.
Трофимов. Уж очень она усердная, не в свое дело суется. Все лето не давала
покоя ни мне, ни Ане боялась, как бы у нас романа не вышло. Какое ей дело?
И к тому же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви!
Любовь Андреевна. А я вот, должно быть, ниже любви. (В сильном
беспокойстве). Отчего нет Леонида? Только бы знать: продано имение или нет?
Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то
не знаю, что думать, теряюсь... Я могу сейчас крикнуть... могу глупость
сделать. Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите...
Трофимов. Продано ли сегодня имение или не продано - не все ли равно? С ним
давно уже покончено, нет поворота назад, заросла дорожка. Успокойтесь,
дорогая. Не надо обманывать себя, надо хоть раз в жизни взглянуть правде
прямо в глаза.
Любовь Андреевна. Какой правде? Вы видите, где правда и где неправда, а я
точно потеряла зрение, ничего не вижу. Вы смело решаете все важные вопросы,
но скажите, голубчик, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели
перестрадать ни одного вашего вопроса? Вы смело смотрите вперед, и не
потому ли, что не видите и не ждете ничего страшного, так как жизнь еще
скрыта от ваших молодых глаз? Вы смелее, честнее, глубже нас, но
вдумайтесь, будьте великодушны хоть на кончике пальца, пощадите меня. Ведь
я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед, я люблю этот дом,
без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать,
то продавайте и меня вместе с садом... (Обнимает Трофимова, целует его в
лоб.) Ведь мой сын утонул здесь... (Плачет.) Пожалейте меня, хороший,
добрый человек.
Трофимов. Вы знаете, я сочувствую всей душой.
Любовь Андреевна. Но надо иначе, иначе это сказать... (Вынимает платок, на
пол падает телеграмма.) У меня сегодня тяжело на душе, вы не можете себе
представить. Здесь мне шумно, дрожит душа от каждого звука, я вся дрожу, а
уйти к себе не могу, мне одной в тишине страшно. Не осуждайте меня, Петя...
Я вас люблю, как родного. Я охотно бы отдала за вас Аню, клянусь, вам,
только, голубчик, надо же учиться, надо курс кончить. Вы ничего не делаете,
только судьба бросает вас с места на место, так это странно... Не правда
ли? Да? И надо же что-нибудь с бородой сделать, чтобы она росла
как-нибудь... (Смеется). Смешной вы!
Трофимов (поднимает телеграмму). Я не желаю быть красавцем.
Любовь Андреевна. Это из Парижа телеграмма. Каждый день получаю... И вчера
и сегодня. Этот дикий человек опять заболел, опять с ним нехорошо... Он
просит прощения, умоляет приехать, и по-настоящему мне следовало бы
съездить в Париж, побыть возле него. У вас, Петя, строгое лицо, но что же
делать, голубчик мой, что мне делать, он болен, он одинок, несчастлив, а
кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя
лекарство? И что ж тут скрывать или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю,
люблю... Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень
и жить без него не могу. (Жмет Трофимову руку.) Не думайте дурно, Петя, не
говорите мне ничего, не говорите...
Трофимов (сквозь слезы). Простите за откровенность, бога ради: ведь он
обобрал вас!
Любовь Андреевна. Нет, нет, нет, не надо говорить так... (Закрывает уши.)
Трофимов. Ведь он негодяй, только вы одна не знаете этого! Он мелкий
негодяй, ничтожество...
Любовь Андреевна (рассердившись, но сдержанно). Вам двадцать шесть лет или
двадцать семь, а вы все еще гимназист второго класса!
Трофимов. Пусть!
Любовь Андреевна. Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто
любит. И надо самому любить... надо влюбляться! (Сердито.) Да, да! И у вас
нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод...
Трофимов (в ужасе). Что она говорит!
Любовь Андреевна. "Я выше любви!" Вы не выше любви, а просто, как вот
говорит наш Фирс, вы недотепа. В ваши годы не иметь любовницы!..
Трофимов (в ужасе). Это ужасно! Что она говорит?! (Идет быстро в залу,
схватив себя за голову.) Это ужасно... Не могу, я уйду... (Уходит, но
тотчас же возвращается). Между нами все кончено! (Уходит в переднюю.)
Любовь Андреевна (кричит вслед). Петя, погодите! Смешной человек, я
пошутила! Петя!
Слышно, как в передней кто-то быстро идет по лестнице и вдруг с грохотом
падает вниз. Аня и Варя вскрикивают, но тотчас же слышится смех.
Что там такое?
Вбегает Аня.
Аня (смеясь). Петя с лестницы упал! (Убегает.)
Любовь Андреевна. Какой чудак этот Петя...
Начальник станции останавливается среди залы и читает "Грешницу" А.
Толстого. Его слушают, но едва он прочел несколько строк, как из передней
доносятся звуки вальса, и чтение обрывается. Все танцуют. Проходят из
передней Трофимов, Аня, Варя и Любовь Андреевна.
Ну, Петя... ну, чистая душа... я прощения прошу... Пойдемте танцевать...
(Танцует с Петей.)
Аня и Варя танцуют. Фирс входит, ставит свою палку около боковой двери. Яша
тоже вошел из гостиной, смотрит на танцы.
Яша. Что, дедушка?
Фирс. Нездоровится. Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны,
адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником и начальником станции,
да и те не в охотку идут. Что-то ослабел я. Барин покойный, дедушка, всех
сургучом пользовал, от всех болезней. Я сургуч принимаю каждый день уже лет
двадцать, а то и больше; может, я от него и жив.
Яша. Надоел ты, дед. (Зевает.) Хоть бы ты поскорее подох.
Фирс. Эх ты... недотепа! (Бормочет.)
Трофимов и Любовь Андреевна танцуют в зале, потом в гостиной.
Любовь Андреевна. Merci. Я посижу... (Садится.) Устала.
Входит Аня.
Аня (взволнованно). А сейчас на кухне какой-то человек говорил, что
вишневый сад уже продан сегодня.
Любовь Андреевна. Кому продан?
Аня. Не сказал, кому. Ушел. (Танцует с Трофимовым.)
Оба уходят в залу.
Яша. Это там какой-то старик болтал. Чужой.
Фирс. А Леонида Андреича еще нет, не приехал. Пальто на нем легкое,
демисезон, того гляди, простудится. Эх, молодо-зелено!
Любовь Андреевна. Я сейчас умру. Подите, Яша, узнайте, кому продано.
Яша. Да он давно ушел, старик-то. (Смеется.)
Любовь Андреевна (с легкой досадой). Ну, чему вы смеетесь? Чему рады?
Яша. Очень уж Епиходов смешной. Пустой человек. Двадцать два несчастья.
Любовь Андреевна. Фирс, если продадут имение, то куда ты пойдешь?
Фирс. Куда прикажете, туда и пойду.
Любовь Андреевна. Отчего у тебя лицо такое? Ты нездоров? Шел бы, знаешь,
спать...
Фирс. Да... (С усмешкой.) Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто
распорядится? Один на весь дом.
Яша (Любовь Андреевне). Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с
просьбой, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с
собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно.
(Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами видите, страна
необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят
безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова.
Возьмите меня с собой, будьте так добры!
Входит Пищик.
Пищик. Позвольте просить вас... на вальсишку, прекраснейшая... (Любовь
Андреевна идет с ним.) Очаровательная, все-таки сто восемьдесят рубликов я
возьму у вас... Возьму... (Танцует.) Сто восемьдесят рубликов...
Перешли в зал.
Яша (тихо напевает). "Поймешь ли ты души моей волненье..."
В зале фигура в сером цилиндре и клетчатых панталонах машет руками и
прыгает; крики: "Браво, Шарлотта Ивановна!"
Дуняша (остановилась, чтобы попудриться). Барышня велит мне танцевать -
кавалеров много, а дам мало,- а у меня от танцев кружится голова, сердце
бьется. Фирс Николаевич, а сейчас чиновник с почты такое мне сказал, что у
меня дыхание захватило.
Музыка стихает.
Фирс. Что же он тебе сказал?
Дуняша. Вы, говорит, как цветок.
Яша (зевает). Невежество... (Уходит.)
Дуняша. Как цветок... Я такая деликатная девушка, ужасно люблю нежные
слова.
Фирс. Закрутишься ты.
Входит Епиходов.
Епиходов. Вы, Авдотья Федоровна, не желаете меня видеть... как будто я
какое насекомое. (Вздыхает.) Эх, жизнь!
Дуняша. Что вам угодно?
Епиходов. Несомненно, может, вы и правы. (Вздыхает.) Но, конечно, если
взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за
откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою
фортуну, каждый день со мной случается какое-нибудь несчастье, и к этому я
давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу. Вы дали мне
слово, и хотя я...
Дуняша. Прошу вас, после прговорим, а теперь оставьте меня в покое. Теперь
я мечтаю. (Играет веером.)
Епиходов. У меня несчастье каждый день, и я, позволю себе так выразиться,
только улыбаюсь, даже смеюсь.
Входит из залы Варя.
Варя. Ты все еще не ушел, Семен? Какой же ты, право, неуважительный
человек. (Дуняше.) Ступай отсюда, Дуняша. (Епиходову.) То на бильярде
играешь и кий сломал, то по гостиной расхаживаешь, как гость.
Епиходов. С меня взыскивать, позвольте вам выразиться, вы не можете.
Варя. Я не взыскиваю с тебя, а говорю. Только и знаешь, что ходишь с места
на место, а делом не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно - для
чего.
Епиходов (обиженно). Работаю ли я, хожу ли, кушаю ли, играю ли на бильярде,
про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие.
Варя. Ты смеешь мне говорить это! (Вспылив.) Ты смеешь? Значит, я ничего не
понимаю? Убирайся же вон отсюда! Сию минуту!
Епиходов (струсив). Прошу вас выражаться деликатным способом.
Варя (выйдя из себя). Сию же минуту вон отсюда! Вон!
Он идет к двери, она за ним.
Двадцать два несчастья! Чтобы духу твоего здесь не было! Чтобы глаза мои
тебя не видели!
Епиходов вышел; за дверью его голос: "Я на вас буду жаловаться".
А, ты назад идешь? (Хватает палку, оставленную около двери Фирсом.) Иди...
Иди... Иди, я тебе покажу... А, ты идешь? Идешь? Так вот же тебе...
(Замахивается.)
В это время входит Лопахин.
Лопахин. Покорнейше благодарю.
Варя (сердито и насмешливо). Виновата!
Лопахин. Ничего-с. Покорно благодарю за приятное угощение.
Варя. Не стоит благодарности. (Отходит, потом оглядывается и спрашивает
