оставаться одному, когда он пожелает. Уилсон скажет вам то
же самое. - Рослый слуга, посланный за брошюрой, как раз в
этот момент невозмутимо шел по коридору с брошюрой в руках.
- Уилсон сядет на скамью рядом с коридорным и будет сидеть,
пока его не позовут, и тогда только войдет в кабинет, но не
раньше. Как и я. Мы с ним прекрасно понимаем, чей хлеб
едим, и сотни святых и ангелов отца Брауна не заставят нас
забыть об этом.
- Что касается святых ангелов... - начал священник.
- То все это чепуха, - закончил за него Феннер. - Не
хочу сказать ничего обидного, но такие фокусы хороши для
часовен, склепов и тому подобных диковинных мест. Сквозь
дверь американского отеля духи проникнуть не могут.
- Но люди могут открыть даже дверь американского отеля, -
терпеливо возразил отец Браун. - И, по-моему, самое простое
- открыть ее.
- А еще проще потерять свое место, - отпарировал
секретарь, - Уоррен Уинд не станет держать в секретарях
таких простаков. Во всяком случае, простаков, верящих в
сказки, в которые верите вы.
- Ну что ж, - серьезно сказал священник, - это правда, я
верю во многое, во что вы, вероятно, не верите. Но мне
пришлось бы долго перечислять это и доказывать, что я прав.
Открыть же дверь и доказать, что я не прав, можно секунды за
две.
Слова эти, очевидно, нашли отклик в азартной и мятежной
душе пришельца с Запада.
- Признаюсь, я не прочь доказать, что вы не правы, -
произнес Олбойн, решительно шагнув к двери, - и докажу.
Он распахнул дверь и заглянул в комнату. С первого же
взгляда он убедился, что кресло Уоррена Уинда пусто. Со
второго взгляда он убедился, что кабинет Уоррена Уинда тоже
пуст.
Феннер, словно наэлектризованный, кинулся вперед.
- Уинд в спальне, - отрывисто бросил он, - больше ему
быть негде. - И он исчез в глубине номера.
Все застыли в пустом кабинете, озираясь кругом. Их
глазам предстала суровая, вызывающе аскетическая простота
меблировки, уже отмеченная ранее. Бесспорно, в комнате и
мыши негде было спрятаться, не то что человеку. В ней не
было драпировок и, что редкость в американских гостиницах,
не было шкафов. Даже письменный стол был обыкновенной
конторкой. Стулья тут стояли жесткие, с высокой спинкой,
прямые, как скелеты. Мгновение спустя из недр квартиры
возник секретарь, обыскавший две другие комнаты. Ответ
можно было ясно прочесть по его глазам, но губы его
шевельнулись механически, сами по себе, и он резко, как бы
утверждая, спросил:
- Он не появлялся?
Остальные даже не нашли нужным отвечать на его вопросы.
Разум их будто натолкнулся на глухую стену, подобную той,
которая глядела в одно из окон и постепенно, по мере того
как медленно надвигался вечер, превращалась из белой в
серую.
Вэндем подошел к подоконнику, у которого стоял полчаса
назад, и выглянул в открытое окно. Ни трубы, ни пожарной
лестницы, ни выступа не было на стене, отвесно спускавшейся
вниз, в улочку, не было их и на стене, вздымавшейся над
окном на несколько этажей вверх. По другую же сторону улицы
тянулась лишь унылая пустыня беленой стены склада. Вэндем
заглянул вниз, словно ожидая увидеть останки покончившего
самоубийством филантропа, но на мостовой он разглядел лишь
небольшое темное пятно - по всей вероятности, уменьшенный
расстоянием пистолет. Тем временем Феннер подошел к другому
окну в стене, в равной степени неприступной, выходившему уже
не на боковую улицу, а в небольшой декоративный сад. Группа
деревьев мешала ему, как следует осмотреть местность, но
деревья эти оставались где-то далеко внизу, у основания
жилой громады. И Вэндем и секретарь отвернулись от окон и
уставились друг на друга, в сгущающихся сумерках на
полированных крышках столов и конторок быстро тускнели
последние отблески солнечного света. Феннер повернул
выключатель, как будто сумерки раздражали его, и комната,
озаренная электрическим светом, внезапно обрела четкие
очертания.
- Как вы недавно изволили заметить, - угрюмо произнес
Вэндем, - никаким выстрелом снизу его не достать, будь даже
пистолет заряжен. Но если бы в него и попала пуля, не мог
же он просто лопнуть, как мыльный пузырь.
Секретарь, еще более бледный, чем обычно, досадливо
взглянул на желчную физиономию миллионера:
- Откуда у вас такие гробовые настроения?
При чем тут пули и пузыри? Почему бы ему не быть в
живых?
- Действительно, почему? - ровным голосом переспросил
Вэндем. - Скажите мне, где он, и я скажу вам, как он туда
попал.
Поколебавшись, секретарь кисло пробормотал:
- Пожалуй, вы правы. Вот мы и напоролись на то, о чем
спорили. Будет забавно, если вы или я вдруг придем к мысли,
что проклятие что-то да значит! Но кто мог добраться до
Уинда, замурованного тут, наверху?..
Мистер Олбойн из Оклахомы до этого момента стоял посреди
комнаты, широко расставив ноги, и казалось, что и белый
ореол вокруг его головы, и круглые глаза излучают изумление.
Теперь он сказал рассеянно, с безответственной дерзостью
балованного ребенка:
- Похоже, вы не очень-то его долюбливали, а, мистер
Вэндем?
Длинное желтое лицо мистера Вэндема еще больше помрачнело
и оттого еще больше вытянулось, однако он улыбнулся и
невозмутимо ответил:
- Что до совпадений, то, если на то пошло, именно вы
сказали, что ветер с Запада сдует наших великих мужей, как
пух чертополоха.
- Говорить-то я говорил, - простодушно подтвердил мистер
Олбойн, - но как это могло случиться, черт побери?
Последовавшее молчание нарушил Феннер, крикнувший
неожиданно запальчиво, почти с исступлением:
- Одно только можно сказать: этого просто не было. Не
могло этого быть.
- Нет, нет, - донесся вдруг из угла голос отца Брауна, -
это именно было.
Все вздрогнули. По правде говоря, они забыли о
незаметном человечке, который подбил их открыть дверь.
Теперь же, вспомнив, сразу переменили свое отношение к нему.
На них нахлынуло раскаяние: они пренебрежительно сочли его
суеверным фантазером, когда он позволил себе только
намекнуть на то, в чем теперь они убедились собственными
глазами.
- Ах черт! - выпалил импульсивный уроженец Запада,
привыкший, видимо, говорить все, что думает. - А может, тут
и в самом деле что-то есть?
- Должен признать, - проговорил Феннер, хмуро уставясь в
стол, - предчувствия его преподобия, видимо, обоснованны.
Интересно, что он еще скажет нам по этому поводу?
- Он скажет, может быть, - ядовито заметил Вэндем, - что
нам делать дальше, черт побери!
Маленький священник, казалось, отнесся к сложившейся
ситуации скромно, по- деловому.
- Единственное, что я могу придумать, - сказал он, - это
сперва поставить в известность владельцев отеля, а потом
поискать следы моего знакомца с пистолетом. Он исчез за тем
углом "Полумесяца", где сад. Там стоят скамейки,
облюбованные бродягами.
Переговоры с администрацией отеля, приведшие к окольным
переговорам с полицейскими властями, отняли довольно много
времени, и, когда они вышли под своды длинной классической
колоннады, уже наступила ночь. "Полумесяц" выглядел таким
же холодным и ущербным, как и его небесный тезка; сияющий,
но призрачный, тот как раз поднимался из-за черных верхушек
деревьев, когда они завернули за угол и очутились у
небольшого сада. Ночь скрыла все искусственное, городское,
что было в саду, и, когда они зашли вглубь, слившись с
тенями деревьев, им почудилось, будто они вдруг перенеслись
за сотни миль отсюда. Некоторое время они шли молча, но
вдруг Олбойн, который был непосредственней других, не
выдержал.
- Сдаюсь, - воскликнул он, - пасую. Вот уж не думал, что
когда-нибудь наскочу на этакое! Но что поделаешь, если оно
само на тебя наскочит! Прошу простить меня, отец Браун,
перехожу на вашу сторону. Отныне я руками и ногами за
сказки. Вот вы, мистер Вэндем, объявили себя атеистом и
верите только в то, что видите. Так что же вы видите?
Вернее, чего же вы не видите?
- Вот именно! - угрюмо кивнул Вэндем.
- Бросьте, это просто луна и деревья действуют вам на
нервы, - упорствовал Феннер. - Деревья в лунном свете
всегда кажутся диковинными, ветки торчат как-то странно.
Поглядите, например, на эту...
- Да, - сказал Браун, останавливаясь и всматриваясь вверх
сквозь путаницу ветвей. - В самом деле, очень странная
ветка.
Помолчав, он добавил:
- Она как будто сломана.
На этот раз в его голосе послышалась такая нотка, что его
спутники безотчетно похолодели. Действительно, с дерева,
вырисовывавшегося черным силуэтом на фоне лунного неба,
безвольно свисало нечто, казавшееся сухой веткой. Но это не
была сухая ветка. Когда они подошли ближе, Феннер, громко
выругавшись, отскочил в сторону. Затем снова подбежал и
снял петлю с шеи жалкого, поникшего человечка, с головы
которого перьями свисали седые космы. Еще до того, как он с
трудом спустил тело с дерева, он уже знал, что снимает
мертвеца. Ствол был обмотан десятками футов веревки, и лишь
короткий отрезок ее шел от ветки к телу. Большая садовая
бочка откатилась на ярд от ног трупа, как стул, вышибленный
ногами самоубийцы.
- Господи, помилуй! - прошептал Олбойн, и не понять
было, молитва это или божба. - Как там сказал этот тип:
"Если б он слышал, он бы взял и повесился"? Так он сказал,
отец Браун?
- Так, - ответил священник.
- Да, - глухо выговорил Вэндем. - Мне никогда и не
снилось, что я увижу или признак что-нибудь подобное. Но
что тут еще добавить! Проклятие осуществилось.
Феннер стоял, закрыв ладонями лицо. Священник дотронулся
до его руки.
- Вы были очень привязаны к нему?
Секретарь отнял руки; его бледное лицо в лунном свете
казалось мертвым.
- Я ненавидел его всей душой, - ответил он, - и если его
убило проклятие, уж не мое ли?
Священник крепче сжал его локоть и сказав с жаром, какого
до того не выказывал:
Пожалуйста, успокойтесь, вы тут ни при чем.
Полиции пришлось нелегко, когда дошло до опроса четырех
свидетелей, замешанных в этом деле. Все четверо
пользовались уважением и заслуживали полного доверия, а
один, Сайлас Вэндем, директор нефтяного треста, обладал
авторитетом и властью. Первый же полицейский чин,
попытавшийся выразить недоверие к услышанному, мгновенно
вызвал на себя гром и молнии со стороны грозного магната.
- Не смейте мне говорить, чтобы я держался фактов, -
обрезал его миллионер. - Я держался фактов, когда вас еще и
на свете не было, а теперь факты сами держатся за меня. Я
вам излагаю факты, лишь бы у вас хватило ума правильно их
записать.
Полицейский был молод летами и в небольших чинах, и ему
смутно представлялось, что миллионер - фигура настолько
государственная, что с ним нельзя обращаться, как с рядовым
гражданином. Поэтому он передал магната и его спутников в
руки своего более закаленного начальника, некоего инспектора
Коллинза, седеющего человека, усвоившего
грубовато-успокаивающий тон; он словно заявлял своим видом,
что он добродушен, но вздора не потерпит.
- Так, так, - проговорил он, глядя на троих свидетелей
весело поблескивающими глазами, - странная выходит история.
Отец Браун уже вернулся к своим повседневным
обязанностям, но Сайлас Вэндем соблаговолил отложить
исполнение своих ответственнейших обязанностей нефтяного
заправилы еще на час или около того, чтобы дать показания о
своих потрясающих впечатлениях. Обязанности Феннера, как
секретаря, фактически прекратились со смертью патрона; что
же касается великолепного Арта Олбойна, то, поскольку ни в
Нью-Йорке, ни в каком другом месте у него не было иных
обязанностей, кроме как сеять религию Дыхания Жизни или
Великого Духа, ничто не отвлекало его в настоящий момент от
выполнения гражданского долга. Вот почему все трое
выстроились в кабинете инспектора, готовые подтвердить
показания друг друга.
- Пожалуй, для начала скажу вам сразу, - бодро заявил
инспектор, - бесполезно морочить мне голову всякой
мистической дребеденью. Я человек практический, я
полицейский. Оставим эти штуки для священников и всяких там
