Когда все стихло, и Петр оглянулся по сторонам в паническом
беспокойстве, он неожиданно почувствовал, что Ивешка исчезла не только из
его взора, но и из его сердца, а Саша ухватился за его руку чтобы устоять
на ногах. Между его ног, скуля и подрагивая, пристроился Малыш.
- Что это было? - спросил Петр.
В этот момент он почувствовал, как что-то коснулось его плеча.
Он вскрикнул и повернулся, тут же столкнувшись с Сашей, за которого
он немедленно ухватился, и увидел прямо перед собой ветку, направленную
ему в лицо, шишковатый кусок дерева, с дюжиной торчащих во все стороны
тонких сучков, напоминающих пальцы... Может быть, подумал он, когда его
сердце вновь пришло в норму, на эту ветку он случайно наткнулся при
неосторожном движении...
Но очень медленно ветка вытянулась вновь, серые тонкие пальцы-сучки
вновь заколыхались прямо перед его лицом, как будто само дерево хмурилось,
склоняясь над ним.
Он перевел дыханье и постарался отклониться, испугавшись переплетения
этих голых сучков, которые при неосторожном даже самом слабом колебании
могли задеть его глаза.
Малыш задрожал около его ног и зашипел. Дерево вновь качнулось. Тут
Петр почувствовал, как Саша изо всех сил вцепился в его рукав, то ли
готовясь сделать что-то, то ли просто от страха, который все еще не
покинул его: истинная причина так и осталась непонятной. Сердце билось в
его груди все быстрее и быстрее, и он испугался, что оно вот-вот
разорвется.
То, с чем он столкнулся сейчас, было хуже чем Гвиур, хуже чем Ивешка.
Намного хуже. Пожалуй, он даже надеялся на Ивешку, которая вот-вот
вернется и сама будет иметь дело с этим созданьем, потому что Саша явно не
мог ничего с ним поделать.
Суковатая рука дернулась и вся дюжина подрагивающих пальцев
отклонилась от его лица и, минуя его, потянулась к Саше, а затем медленно
потащила их обоих вперед, поскольку Саша еще сильнее вцепился пальцами в
рукав Петра, так что рукав грозил оторваться. Вокруг затрещали настоящие
сучки, как только их таинственный страж наклонился еще ниже.
Петр подхватил было сашину руку, но тут же потерял ее, не выдержав
неумолимого усилия, с которым лесовик, теперь он был уверен в этом, тащил
Сашу к себе. В отчаянии вместо этого Петр ухватился рукой за шишковатое
покрытое серой корой запястье. Но его рука тут же была схвачена, а затем
усилие возросло, вселяя в него ужас. В следующее мгновенье и вторая его
рука оказалась в капкане, Саша был отброшен в сторону, и неведомая сила
потянула Петра к стволу.
- Саша! - пронзительно закричал он, ощущая, будто в его рубаху
вцепились человеческие руки, усилие которых показалось ему не слишком
сильным. Он попытался оттолкнуть их, надеясь что ему удастся освободиться,
но все, что он пытался сбросить с себя, было лишь густым переплетением
податливых сучков. - Саша... хватай меч! Хватай меч!
Саша вцепился ему в грудь в тот самый момент, когда суковатые руки
потащили его вверх, и трудно было понять, пытается ли Саша просто
удержаться за него или все-таки пытается добраться до оружия. Малыш
залаял, а затем завизжал как побитая дворняжка в тот самый момент, когда
Петр почувствовал, как сашины руки соскользнули с его пояса, а потом и с
ноги, по мере того как, переплетенный густыми мелкими ветками, он исчезал
в кустах.
Захватив его в свое полное владение, лесное чудище освободило одну
руку, но при этом с удвоенным усилием продолжало удерживать его с помощью
второй руки, ощупывая его с ног до головы шишковатыми пальцами-сучками и
обнюхивая. Так он и висел, крепко схваченный за одно плечо, но при попытке
вырваться или ударить своего противника ощущал резкую боль в ребрах и
плече, сопровождаемую приступами удушья. Вот пальцы остановились на его
лице, и он почувствовал, как все ближе и ближе склоняются над ним огромные
коричневые глаза с неимоверно глубокими черными зрачками, кроме которых он
уже ничего не мог видеть.
- Вполне подходящий, - услышал он голос, который, казалось, проник
даже в его кости, и почувствовал, что его вновь сжимают две руки, чуть
слабее, но вполне уверенно. - Да, вполне подходящий.
- Уверяю тебя, - проговорил Петр, задыхаясь от порывов ветра, - что
если мы и нарушили границы твоих владений, то мы определенно не имели
никаких намерений...
- Но ты принес вместе с собой смерть, - услышал он в ответ.
- Она всего лишь ищет своего отца, - сказал он и подумал, как зловеще
прозвучали эти слова. Он продолжал смотреть во все глаза на страшилище, не
имея никакого представления о том, что было с Сашей: что он делает,
сохранил ли он рассудок, да и жив ли он вообще. И тогда он быстро сказал,
стараясь сдержать прерывающееся дыхание: - Мы и сами с большой радостью
ушли бы отсюда...
Он почувствовал всем своим существом внимание, с которым были
восприняты его слова. Оно показалось абсолютно незнакомым ему и было более
совершенным, чем у Ивешки. В какой-то момент он был готов даже закричать
от внутренней боли, но уже в следующий, почти теряя сознание,
почувствовал, как его ноги коснулись земли и слегка подрагивали, набирая
силы, чтобы удержать его, хотя он не имел понятия, откуда эти силы могли
появиться в нем.
- Иди, - услышал он и почувствовал, как ослабли удерживающие его
усилия.
- Саша... - Он повернулся со всей стремительностью, которую позволяла
ему эта неизвестная пульсирующая в его жилах сила, и с отчаянным желанием
и надеждой уберечь мальчика от подобных испытаний. Саша был здесь, совсем
рядом, но продолжал стоять словно в оцепенении, даже когда Петр тронул его
рукой. Он подумал было о том, чтобы утащить его с этого места силой, но
почувствовал такой непреодолимый страх, что у него тут же перехватило дух.
- Ты не сможешь, - сказал Саша, пристально глядя куда-то мимо него. -
Ведь он отпустил тебя, и значит, все хорошо. Можешь продолжать путь.
- Так не может быть хорошо, будь я проклят! - Он оглянулся назад,
туда, где в лесной чаще все еще стоял хранитель леса, и почувствовал, как
у него задрожали колени. В этот момент он ощутил, что у них нет шансов на
спасенье, если ему придется иметь дело с лесовиком. - Послушай, -
обратился он к нему. - Саша не совершал никакой ошибки. Просто есть один
колдун, который и затащил нас сюда. Он сбежал по непонятным для нас
причинам, а Ивешка пытается всего лишь уберечь его от бессмысленной и
нелепой смерти. Никто из нас не хотел специально приходить сюда, и никто
не хотел ничего другого, кроме как отыскать здесь этого старика и отвести
его домой.
Он скорее почувствовал, что лесовик слушает его. Так он стоял,
беседуя с этим существом, ничем не отличающимся от обычного развесистого
дерева, чувствуя волнение в груди, и пытался поверить в то, что он был в
здравом уме, пытался заставить себя поверить в леших, один из которых, как
он был уверен, находился сейчас перед ним, и он не хотел позволить ему
дурачить себя, прикидываясь безобидным деревом, и позволить ему
расправиться с Сашей...
Но так или иначе, он олицетворял этот лес, или часть его. Теперь он
завладел тем, что давало Петру шансы на жизнь, и пытался вырвать у него
это, пытаясь прикинуться чем-то другим. Именно это сейчас отчетливо
понимал Петр, точно так же как он понимал и то, что лесной призрак не
проявлял в своих попытках полной силы, чтобы они, не дай Бог, не устроили
в его владениях какого-нибудь беспорядка.
Но почему? Этот вопрос видимо очень интересовал лесовика. Возможно,
он не понимал, как и почему все происходящее задевало его.
- Потому что мы никогда не сможем отправиться на юг, - сказал Петр,
придерживая рукой то, что было не более как обычной веткой, хотя при этом
и рука, и глаза пытались доказать ему, что он был глупцом, разговаривая с
этим чертовым деревом, в то время как Саша был изнурен до того, что
вот-вот мог лишиться рассудка, а на свете никогда не существовало ни
русалок, ни чего-либо другого, им подобного. - Боже правый! - воскликнул
он, пытаясь встряхнуть ее. - Да слышишь ли ты меня, будь ты проклят!
Но он даже не был уверен, что лесовик вообще слышал его: Саша
говорил, что существует обязательная граница между колдовским миром и
обычными людьми, а потому вполне возможно, что теперь лесовик знал о
присутствии здесь Петра не многим больше того, чем Петр мог видеть, как
тот выглядел, на самом деле. Саша по-прежнему стоял на том же месте,
беспомощный и притихший, а Ивешка и Малыш были невидимы для него, если
только, а он все еще продолжал так думать, они вообще существовали.
Он чувствовал себя так, словно перед ним опускался занавес,
отделяющий его от странного волшебного мира и возвращающий его снова в
разумный мир обычных вещей, но при этом отнимающий у него Сашу.
- Ради всего святого, выслушай меня! У нас даже в мыслях не было
причинять хоть какой-то вред этому лесу... - Ему частенько приходилось
обращаться к суду по самым безнадежным делам, касающимся нарушения законов
местными землевладельцами в Воджводе, и поэтому он посчитал данный случай
очень похожим на них. - Никто из нас никогда не собирался ступить на эту
землю, за исключением вот этого созданья, которое... - Он начал разговор
так, будто дело касалось имущественных прав... - пыталось выманить своего
отца. Она следовала за нами все время от старой переправы, но ведь у нее
нет собственных сил на этот путь, и она не может продолжать его без того,
чтобы позаимствовать что-то...
Неожиданно он почувствовал, как ветка дрогнула под его рукой и
зашевелилась. Сучки сомкнулись вокруг его запястья, превращая его в
пленника. Лесовик открыл свои глаза и уставился на него.
Наконец он произнес:
- Так значит, вы все время совершенно сознательно подкармливали ее,
предоставляя ей свою силу. Это довольно глупо.
- Но за все время она даже не делала попыток хоть что-то убить: ни
нас, ни кого-то еще в этом лесу. Ни она, ни Саша.
И вновь он ощутил все то же холодное подрагивающее прикосновение,
которое распространилось во все стороны от его запястья. Но он тут же
замер, напуганный такой внезапной переменой. Он понимал, что сейчас его
изучают и снаружи и изнутри с такой доскональностью, которая никому и не
снилась, и ему казалось, что сейчас это вызвано скорее интересом, нежели
злобой и гневом.
- Я прощаю тебя, - сообщил ему о своем решении лесовик. - Но ты
по-прежнему остаешься глупцом.
- Саша тоже не сделал здесь ничего...
- Здесь пока еще никто не провинился, даже она. - При этом лесовик
слегка качнулся и указал одной из своих многочисленных сучкообразных
отростков в сторону явно различимого скопления тумана, проступавшего
сквозь листья. - Но ведь у нее нет сердца: она забирает его у твоего
приятеля. И в ней нет жизни, поэтому она забирает твою, и его, и мою. -
Петр ощущал, как суковатые руки продолжают ощупывать его с головы до ног,
но теперь он чувствовал спокойствие и безопасность, и у него даже
мелькнула мысль, что это могла быть еще одна ложь, возможно более опасная
нежели у Ивешки. - Я бы узнал, если бы ты захотел обмануть меня, - сказал
лесовик, и Петр с полной очевидностью поверил, что это было правдой. Через
мгновенье, когда волна благодушия накатилась на Петра подобно холодной
воде, его собеседник продолжил, обдавая его легким теплым ветерком: - А
знаешь ли ты, к примеру, что сделал твой приятель?
Ему не приходило в голову, что можно ответить на это. Но ответ
последовал без всякого его участия.
- Глупость. Он сделал глупость, как все молодые. Эх, молодежь,
