благодаря своей собственной гордости, потому что поступал так, как должен
был поступать король. И сделал он это не потому, что она чем-то отличалась
от своих кузин.
Он уронил свой лук, пуская в ход меч. Она наклонилась, медленно
подобрала его, и он не возражал. Затем Джиран медленно прошла в другой
угол и перерезала веревки, на которых висели колбасы и белые сыры. Джинал
завизжала от ярости, разбудив ребенка наверху. Чтобы сдержать крик, она
зажала рот костлявыми руками. Джиран собрала все вещи, валявшиеся на полу,
и отдала гостю.
-- Вот,-- сказала она, складывая их на камне.-- Возьми все, что хочешь.
Ее слова озлобили остальных. Дверь стойла открылась, дед Кельн ввел
в заполненную людьми комнату, черную лошадь. Воин взял левой рукой
поводья и поправил седло, проверяя упряжь, не переставая наблюдать за
людьми.
-- Я возьму одеяло, если ты не возражаешь,-- спокойно сказал он
Джиран.-- Завяжи в него еду и привяжи сюда.
Она наклонилась и под свирепыми взглядами родственников свернула
все в аккуратный сверток, перевязала веревкой от сыра и прикрепила сзади к
седлу, как он просил ее. Она боялась лошади, но ей хотелось сделать для него
хоть что-нибудь. Затем она отошла в сторону. Он тем временем закреплял
упряжь и выводил лошадь через проем двери в туман, и никто не отважился
остановить его. Он помедлил снаружи на мостовой, его фигура посерела в свете
утра. Она видела, как он забрался в седло, повернулся, и туман поглотил его
вместе со звуком копыт. Больше ничего от него не осталось. Джиран знала, что
теперь ее ждет. Она дрожала, закрыв глаза, и вдруг ощутила в своей руке еще
одну вещичку, оставшуюся от минувшей встречи, еще одно напоминание о
древних волшебниках -- нож с костяной рукояткой, такой, с которыми
хоронили древних королей. Она взглянула на людей, истекающих кровью, от
которых исходил дурной запах, такой, каким никогда не пах он, несмотря на
то, что пришел из грязного потока и после долгой скачки. И ненависть была на
их лицах, такая, с какой он никогда не смотрел на нее, несмотря на то, что был
на грани смерти. Она оглянулась на побелевшее лицо Сил и совершенно
безжизненное лицо Джинал. Любовь давно покинула их.
-- Иди сюда,-- сказал вдруг осмелевший Фвар и попытался дотянуться
до нее рукой. Она махнула ножом по его лицу, распарывая плоть, и услышала
крик, и увидела кровь, заливающую его рот. Затем она повернулась,
расталкивая их. Увидела Сил, с маской ужаса, обезумевшего деда,
заслонившего ее, чтобы защитить. Она сдержала свою руку и побежала через
туман в холод и дымку. Шаль соскользнула с ее плеч, зацепившись за угол. Она
поймала ее и продолжала бежать в сторону черных кустов, проступающих
сквозь туман. Собаки лаяли как сумасшедшие. Она добежала до каменного
убежища в западном углу крепости, и здесь соскользнула вниз, сжимая нож
кровавыми пальцами, почти что изнемогая от рвоты. Ее желудок свело при
воспоминании о лице Сил, перекошенном от ужаса. Глаза наполнились
слезами. Она слышала крики перепуганных лягушек -- голоса кузин, искавших
ее. Затем ощутила, как горячие слезы побежали по ее лицу. Она снова
вспомнила Сил, свою сестру, которая уже сделала выбор ради своего спасения и
спасения своих детей. Сил никогда не смогла бы ее понять. Она была
преданной женой Гира, который, не заботясь о ее чувствах, пытался облапать
Джиран, напившись в праздник Средигодья. Гир получил тогда на память
шрам, и Джиран все еще помнила о том кошмаре. А теперь Фвар. Она знала,
что сильно поранила его. Он, конечно, не простит ей этого. Она сидела, дрожа
в холодном белом тумане, и прижимала к груди маленький амулет в виде чайки,
принадлежавший мертвому королю.
-- Джиран!
Это был голос ее деда, сердитый и отчаянный. Даже ему она не смогла
бы объяснить, что с ней произошло, почему она стала угрожать своим кузенам.
Обречена на смерть, должно быть сказал бы он, во что и все другие всегда
верили. Он сотворил бы над ней святые знаки и очистил бы дом, и обновил бы
разбитые амулеты. Неожиданно она подумала, что все это не имело никакого
смысла, эти заговоры и амулеты, хранящие от зла. Они жили своей собственной
жизнью в тенях конца мира. И ее дети от Фвара или другого человека были бы
детьми конца света. Возможно, они пытались бы продолжать жить так, не
замечая, что море каждый день пожирает болота и подтачивает камни, на
которых еще с трудом держится эта земля. Они жили бы в надежде с помощью
золота купить годы, как они покупали сейчас пшеницу. Они мечтали бы о
безопасности, вечном тепле и комфорте, так, словно жизнь их рассчитана на
вечность и блаженство, и не видели бы никаких примет конца... Здесь не было
мира. Короли Бэрроу унеслись из жизни как ветер в темноте, и мир завершился,
наступает конец всего, но они не хотят этого видеть.
Вернуться к Фвару, чтобы провести с ним остаток жизни до последнего
вздоха, или же до того момента, пока один из них не убьет другого -- вот
единственный выбор, который был перед ней. Она набрала полный рот воздуха
и вдохнула его, уставясь в белую пустоту, и знала, что она теперь не вернется
назад.
Джиран выбралась из укрытия и спокойно побрела сквозь туман.
Слышался шум на берегу -- люди искали ее лодку. Вскоре они нашли золото,
оставленное ею в ночи, и стали кричать в порыве жадности в борьбе за
богатство, которое она принесла. Она не сожалела о золоте, так как у нее не
было больше желания владеть им или чем бы то ни было. Она спокойно
прошла мимо двери стойла и незамеченная заглянула внутрь. Козы блеяли,
птицы волновались на насесте, и ее сердце замерло, потому что она знала, что
может быть, обнаружена в любую минуту. Но никакого движения в доме не
было, все еще была слышна свалка у лодки, далекие разъяренные голоса.
Лучшего шанса не будет. Она проскользнула внутрь, в стойло, и открыла
ворота. Затем взяла уздечку, накинула на пони и стала выводить его наружу.
Он пошел только после того, как она ее натянула. Маленький толстошеий
пони, который носил поклажу и забавлял детей. Джиран взяла седло и
закрепила на его спине.
Он почувствовал тепло ее тела; пришпорив его босыми пятками, она
направила его вниз по холму. Вода утром стояла еще высоко, и копыта пони
глубоко увязали в грязи, оставляя следы там, где солнце уже подсушило землю.
Пони осторожно прокладывал себе дорогу к следующему сухому участку.
Маленькое животное, взращенное в болотах, знало дорогу среди затопленных
островков значительно лучше, чем ездовая лошадь странника-короля. Джиран
погладила его шею, когда они спокойно добрались до следующего холма. Ее
голые ноги были мокрыми до колен и окоченели от холода; пони склонил
голову и вздохнул в возбуждении, чувствуя, что это необычный день в его
жизни.
Они поднимались вверх и спускались вниз по холмам Бэрроу, по таким
запутанным проходам, что ей приходилось часто управлять пони. Туман в это
утро был особенно холодным, и она чувствовала боль в лопатках, проведя
бессонную ночь, но не могла позволить себе отдых. Фвар мог последовать по
следам, он стал бы преследовать ее даже если бы никто больше этого не стал
делать. Она не думала ни о его отце, ни о братьях, которые могли бы
остановить его, и потому была полна страхом.
Наконец в тумане она нашла путь, который искала: камни старой
дороги, твердую основу для ног пони. Джиран спрыгнула с животного, вдыхая
теплоту его тела, и завернулась в мокрую шаль. Она поздравила себя с удачной
попыткой побега, впервые поверив в правильность своего решения. Даже
лошадка шла бодро, ее копытца стучали о камни, эхо гуляло в невидимых
холмах. Это была единственная дорога, оставшаяся во всем Хиюдже, сделанная
кел, более древними, чем сами короли. Она верила, что где-то впереди,
возможно, дальше к северу, едет король-странник. Это был единственный путь,
по которому мог следовать всадник. У нее не было надежды догнать его
чудесную длинноногую лошадь, во всяком случае, пока они оба не достигнут
древнего пути. Но в своих сокровенных мечтах она все-таки думала, что он
ждет ее, именно ее, чтобы стать проводником через опасные дикие болота.
Постепенно он исчез из ее мыслей, словно видение в ночи. Теперь все
вокруг стало серо-белым. Лишь маленькая чайка у сердца и костяная рукоятка,
прикрепленная к поясу юбки, доказывали, что он действительно существует.
Здравый смысл говорил ей, что она подвергает себя опасности, отдаваясь
прямо в руки болотников или, еще хуже, тех, кто знает о ее снах и ненавидит ее,
так же как люди Чадриха ненавидели ее, маленькую дочь Ивон.
Но утром весь ужас ночных кошмаров казался оставшимся позади. К
тому, что пряталось за стенами укрепления Бэрроу, возврата уже не было. Там,
еще совсем близко, она предчувствовала ожидавшую ее смерть. Вдали от
укреплений Бэрроу было спасение, но сейчас, когда она удалялась все дальше и
дальше, чувство неуверенности снова овладело ей. Она старалась верить, что
едет в Шиюн, где крепости большие и безопасные, где люди обладают золотом
хию. Не так важно было добраться туда, как просто двигаться без остановки.
Скорее, скорее -- стучало в голове, и сердце билось, как в лихорадке.
Соша улыбалась в то утро, когда покинула их. Джиран вспоминала ее
одеяние в солнечном свете, лодку, скользящую от пристани в лучах золотого
света. Соша выбрала этот путь во время большого прилива Хнота, когда
безумие разливалось, как разливалась сейчас вода по их каналам.
Джиран позволила темным мыслям овладеть ее разумом, хотя обычно
пыталась отогнать их. Она думала, жива ли была бы сейчас Соша, если бы ее
не поглотило большое серое море? Какие ночные кошмары видела бы она,
какие страшные монстры преследовали бы ее лодку и похожа ли была бы ее
жизнь в крепости Бэрроу на жизнь ее сестры Сил? Джиран вытащила из-за
пазухи амулет-чайку, чтобы посмотреть на него при дневном свете, в
безопасности, и подумала о короле под холмом и о страннике, который был во
власти кошмаров, так же как и она.
Белая женщина-всадник, преследующая черного незнакомца. Ночью
она дрожала, вспоминая его прикосновения, думая о белых перьях и о том, что
находится у ее сердца, и о семи неблагоприятных силах, которые однажды
пленили его, до того как девочка из Бэрроу пришла туда, куда не должна была
приходить.
Чайка с распростертыми крыльями холодно блестела в ее руке, древняя
вещичка, излучающая зловещую красоту. Эмблема пустоты на краю мира, из
которой только белые чайки могли появиться, как потерянные души. Моргин-
Анхаран, которую болотники проклинали и за которой следовали короли
после своей смерти. Белая Королева, Смерть. Ужас охватил ее и хотел заставить
выбросить амулет далеко в болото. Было время Хнота, как и тогда, когда не
стало Соши, когда земля, море и небо смешивались и сходили с ума и
приходили сны, ведущие ее туда, куда ни один человек никогда не пришел бы.
Но ее рука твердо сжалась, она опять положила птичку на грудь. Она
не могла видеть, что было за туманом. Время от времени копыта пони звякали
о голые камни, иногда она слышала всплеск воды или чавканье грязи. Темные
тени холмов вырисовывались в плотном воздухе, и она медленно проезжала их,
словно огромных свернувшихся змей, прячущихся в болотах.
Высокие и узкие Стоячие Камни виднелись впереди по обеим сторонам
дороги. Пони направился к ним, и сердце Джиран забилось сильнее, ее пальцы
сжимали повод, в то время как она успокаивала себя, что не нарвется на
какого-нибудь хищника. Один из камней стал вырисовываться более
отчетливо. Теперь она поняла, насколько далеко заехала, не видя ничего из-за
тумана. Все больше и больше камней было видно вокруг. Она хорошо знала,
где находится: неподалеку были разрушенные укрепления кел на холме Ниа.
Камни, которые стояли еще до того, как сломалась луна.
Теперь она ехала по краю болот. Маленький пони упорно шагал по
дороге, его копыта звенели о камни или глухо ударяли о землю. И все, что она
