переговоры на "Жигулях" шестой модели...
-- А если он миллиардер, -- я напомнила Насте ее слова.
-- Ты не миллиардер. Сегодня ты будешь на тусовке впервые,
как глава компании, и тебя осмотрят, оценят и вынесут первый
вердикт. У тебя ничего не должно быть от учительницы математики
средней школы.
-- Но то, что отложено -- это очень большие деньги.
-- Считай, что эти деньги потрачены не на тебя, а на
рекламу компании. Все. Пошли.
x x x
Пакеты и коробки, сложенные в два огромных пластиковых
мешка, Настя завезла ко мне домой. Я надела привезенное
вечернее платье, часы, украшения, туфли и чуть затемненные
модные очки.
Настя довезла меня до здания банка, отреставрированного
трехэтажного особняка восемнадцатого века.
Заместитель уже ждал меня у входа. Я прошла мимо него, он
меня не узнал. Я не удивилась этому. Я сама, глядя в зеркало,
не узнавала себя. Я стала другой женщиной. Я и ощущала себя
другой. Спокойной, уверенной, у меня исчезла даже агрессия, с
которой я жила последние недели, потому что постоянно ждала
подвоха, насмешки, оскорбления.
К зданию банка подъезжали машины. Никто не подъезжал на
"Жигулях" и "Москвичах". Здесь как будто стеснялись всего
советского и российского. Некоторые из приглашенных выходили из
такси.
Заместитель посмотрел на часы, я подошла к нему и сказала:
-- Добрый вечер.
-- Добрый вечер, -- ответил Заместитель и улыбнулся
открыто и радостно. Но эта открытость была явно не для меня,
потому что он так же улыбнулся паре, которая с ним
поздоровалась, -- по-видимому, супругам, потому что и ей, и ему
было за пятьдесят, а на женщине были украшения, какие вряд ли
покупают даже самым любимым любовницам.
Я стояла рядом, но Заместитель не смотрел в мою сторону.
Почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне, еще раз
улыбнулся, так улыбаются хорошо воспитанные мальчики мало
знакомым. И вдруг я поняла, что Заместитель до сих пор меня не
узнает. Я не выдержала и поперхнулась, сдерживая смех.
Заместитель обернулся снова, улыбнулся, и я ему улыбнулась
одной из самых своих лучших улыбок. Он начал узнавать меня, но,
вероятно, еще не мог идентифицировать женщину, которая ему
улыбается, и меня.
-- Вы Ирина? -- не очень уверенно сказал он.
Я сняла очки.
-- Вера! Я вас такой никогда не видел...
И я впервые видела всегда уверенного Заместителя в явном
замешательстве.
-- Я тоже, -- ответила я, -- но уже привыкаю. Вам не
нравится? -- Ночью я ему говорила "ты", сейчас -- "вы".
-- Наоборот, -- ответил Заместитель.
-- Значит, я вам не нравилась та, прежняя, -- спросила я.
-- А ведь ничего не изменилось, кроме прически.
-- Изменилось, -- сказал Заместитель. -- Я не знаю, что,
но изменилось.
-- Вы ждете меня? Или другую женщину?
-- Вас, конечно. Прошу!
Мы вошли в банк. В просторном вестибюле уже складывались
группки, рассыпались, соединялись снова в большем или меньшем
составе. Официанты разносили шампанское.
С Заместителем здоровались, или он здоровался первым.
Когда к нему кто-то подходил, он меня представлял:
-- Вера Ивановна Бурцева.
Мужчины представлялись сами, или их представлял
Заместитель. Больше всего было вице-президентов, но были и
президенты, представители правлений.
К Заместителю подошел мужчина лет шестидесяти, одетый в
мятый серый костюм из льна, но при галстуке-бабочке и в черных
ботинках.
-- Здорово. Дочь Ивана? -- спросил он Заместителя.
-- Да, Вера Ивановна.
Я протянула руку. Вице-президенты, президенты и
председатели правлений, я бы не сказала, что целовали, но
касались губами моей руки, мужчина пожал мне руку. Его ладонь
оказалась сильной и мозолистой.
-- Келлерман, -- представился он и добавил, -- директор.
Меня все знают, как директора. Сейчас я директор
ликеро-водочного завода. Не "Кристалла". По качеству -- не
хуже, по известности -- меньше. Вашего отца я знаю с детства.
Он был пионервожатым в нашей школе.
Отец, сколько я его помнила, ходил на сухогрузах в море и
работал в министерстве. Я никогда не задумывалась о том, что он
тоже учился в школе, а то, что он был пионервожатым, я сегодня
услышала впервые.
-- У нас в отряде была симпатичная блондиночка. Она
провалилась в медицинский институт, поступила в медицинское
училище, стала медсестрой. Очень она мне нравилась. Я ее
встретил через несколько лет. Я уже отслужил в армии и закончил
институт. Школьником я был робким, а тут решил поухаживать. Но
увы! Она сообщила, что вышла замуж за нашего бывшего
пионервожатого Бурцева. Кстати, вы очень похожи на мать, и
поэтому тоже мне очень нравитесь, -- директор Келлерман
протянул мне визитную карточку. -- Если будут проблемы,
обращайтесь. С директорами ликеро-водочных заводов многие
дружат, почему -- сам не знаю. Ведь нормальному человеку не
надо больше одной бутылки водки за присест. Атавизм. Тянется со
времен дефицита. Тогда дружили с буфетчицами, заведующими
магазинов.
-- А сейчас с кем дружат? -- спросила я.
-- Ни с кем, -- ответил Келлерман. -- Сейчас все можно
купить за деньги. Дружба требует времени. Раньше я дружил с
врачами, делал подарки, поздравлял с праздниками. Сейчас у
каждого врача твердая такса по курсу доллара. Заплатил,
получил. Времени стало больше, остается даже на эти дурацкие
тусовки.
И тут движение в вестибюле замерло. Все смотрели в сторону
небольшого возвышения, на котором стоял председатель правления
нового банка, худощавый мужчина лет тридцати, в очках.
-- Раньше такие были младшими научными сотрудниками или
завлабами, -- сказала я Заместителю. Большинство приятелей
бывшего моего мужа Милехина были похожи на этого банкира.
-- А он -- бывший, но только старший научный сотрудник.
Председатель правления банка произнес краткую речь о
преимуществах своего банка, призвал к сотрудничеству и обещал
льготы.
И снова толпа начала двигаться. Я не обедала, поэтому два
бокала шампанского привели меня в состояние легкости и даже
легкомыслия. Я радостно поздоровалась с известным
телекомментатором и только потом сообразила, что не знакома с
ним, а просто много раз видела по телевизору. Были и другие
незнакомые знакомые: киноартисты, очень известная певица, я
только не помнила ее фамилии.
Один из киноактеров с того же возвышения, что и банкир,
исполнил под гитару песню. Ему бурно аплодировали.
-- Триста долларов, прокомментировал Заместитель.
Потом пела певица.
-- Пятьсот долларов, -- сказал Заместитель.
Но я помнила, зачем сюда пришла.
-- А Шахова вы уже видели? -- спросила я Заместителя.
-- Еще нет. Но он здесь.
Мы двинулись в одну сторону, потом прошли вдоль стены и у
стойки бара увидели трех мужчин лет по пятидесяти, среди них
был Шахов. Я его вспомнила. Он был у нас в доме. Мне было лет
двенадцать, ему -- около тридцати.
Высокий, чисто выбритый, в темносинем костюме с малиновым
галстуком и, что тогда меня поразило, малиновыми, под цвет
галстука, носками. От него пахло незнакомым мне одеколоном.
Отец всегда пользовался только "Шипром". Я обращала внимание на
таких отмытых с детства мужчин, потому что выроста в
микрорайоне, который был заселен рабочими семьями из центра
Москвы. Там на месте старых домов строились престижные,
улучшенной планировки дома, квартиры в которых получала
партийная и советская элита. Мужчины нашего микрорайона были с
обветренными и загорелыми лицами, по лицам можно было
определить, кто работал на стройках или в цехах. Они пили
каждый день понемногу после работы и помногу в воскресенье.
Если на праздники они надевали костюмы и галстуки, то
чувствовали себя в них неудобно, костюмы им всегда были
тесноваты, потому что выходной костюм покупается один на всю
жизнь.
Шахов замечательно носил костюм, рассказывал анекдоты, и
даже мать, обычно молчаливая, смеялась, а потом расспрашивала
отца, откуда такой приятный молодой человек. Отец рассказал,
что ему только тридцать. Я тогда быстро прикинула, что он
старше меня на восемнадцать лет. После появления Шахова я стала
обращать внимание, на сколько мужья старше своих жен, и
оказалось, что мужчины всегда женились на женщинах моложе их, и
мой отец был старше матери, правда, всего на семь лет.
Шахов, кончив институт, остался там секретарем
комсомольской организации, написал диссертацию, стал кандидатом
наук, и его сразу взяли на работу в Московский горком
комсомола, а потом в центральный комитет комсомола. Но у него
возникли какие-то неприятности, и его перевели работать в
Министерство морского флота. Отец говорил, что если бы не эти
неприятности, Шахов стал бы работать в Центральном Комитете
партии, а оттуда пришел бы в Министерство не заместителем
начальника главка, а заместителем министра или даже министром.
Потом, когда я заканчивала школу, у Шахова снова были
неприятности, которые касались и отца.
Отец получил выговор, а Шахов ушел из Министерства.
Шахов, увидев нас, оставил мужчин у стойки и подошел к
нам.
-- Здравствуйте, Вера, -- сказал он, улыбнулся и поцеловал
мне руку.
-- Здравствуйте, Арсений, -- ответила я. -- Забыла ваше
отчество.
-- Для вас я всегда Арсений. А когда-то я был влюблен в
маленькую девочку Веру. У отца больше не было осложнений?
-- О чем это вы? -- спросила я.
-- Я знаю, что Ивану Кирилловичу сделали операцию в
Швейцарии. Я слежу за его здоровьем, все-таки он мой бывший шеф
и много для меня сделал. Но мне передали, что у него вчера
начались осложнения, и его снова положили в клинику. Я сразу же
позвонил, и меня заверили, что послеоперационные осложнения --
почти норма. Вы правильно сделали, что отправили его в
Швейцарию. У нас тоже есть хорошие хирурги, но у нас плохо
выхаживают после операции.
Мне ничего не оставалось, как сказать:
-- Я думаю, отец скоро вернется на работу.
-- Не очень скоро, -- сказал Шахов. -- Кстати, Александр
Петрович, у меня к вам и к Вере скоро будут интересные
предложения.
-- У вас всегда интересные предложения, -- ответил
Заместитель.
-- Что вы имеете в виду? -- спросил Шахов.
-- То, что сказал.
И я вдруг поняла, где мы проиграли. И наш проигрыш еще
надо анализировать, потому что абсолютно безнадежных ситуаций
не бывает. Решение еще предстояло найти. А пока их надо
развести. Шахов и Заместитель смотрели друг на друга и
напоминали двух псов на еще нейтральное территории, они были
готовы к схватке по разделу территории, и Заместитель еще не
понимал, что уже проиграл матерому и опытному Шахову и
проиграет окончательно, если не отступит. Я уже решила
отступить, чтобы выиграть время.
-- Мне очень интересно выслушать ваши предложения, -- я
улыбнулась Шахову лучшей из своих улыбок.
-- Тогда назначим время и место встречи, -- предложил
Шахов.
-- Приезжайте к нам, -- предложила я.
-- С удовольствием. В конце недели, -- ответил Шахов и,
прощаясь, поцеловал мне руку. А Заместитель и он молча
раскланялись.
Теперь можно было и уходить. Я сыграла свою роль королевы.
Когда Заместитель представлял меня, на фамилию Бурцева, как
сказала бы моя дочь Анюта, "западали". Меня рассматривали, и
цепкие взгляды женщин ничего не пропустили в моей одежде.
Видимо, мифы в этой среде распространялись быстро. Наверное, во
