а она, вероятно, уверена, что это сделал он.
Мердок по-прежнему не сводил с меня глаз. Я покусал губу. Она
показалась мне твердой, как кусок стекла.
- Ну ладно, я побежал, - сказал я.
- Вы хотите сказать, что позволите мне остаться в стороне от всего
этого? - Его голос снова стал несколько высокомерным.
- Закладывать вас я не собираюсь - если вы об этом. Но гарантировать
ничего не могу. Для меня не существует вопросов долга. Я не полицейский,
не осведомитель и не офицер на службе у государства. Вы говорите, это была
случайность. О'кей, случайность. Я этого не видел. Но и доказательств
противного у меня нет. Я работал на вашу мать, и она вправе рассчитывать
на мое молчание. Она мне не нравится. И вы мне не нравитесь. Мне не
нравится этот дом. Мне не очень нравится ваша жена. Но мне нравится Мерле.
Она несколько глуповата и психически не вполне здорова, но тем не менее
она мила в некотором смысле. И я знаю, что с ней делали в этой проклятой
семейке в течение восьми лет. И знаю, что она никого ни из какого окна не
выталкивала. Я доходчиво объясняю?
Мердок забормотал что-то невразумительное.
- Я отвезу Мерле домой, - сказал я. - Я попросил вашу мать послать
утром вещи девушки ко мне. Если она, занятая игрой в одиночку, забудет об
этом, не проследите ли вы, чтобы это было сделано?
Он тупо покивал и потом сказал странным, тонким голоском:
- Вы что, уходите... вот так просто? Я даже... я даже не поблагодарил
вас. Едва знакомый человек рискует из-за меня... я не знаю, что и сказать.
- Я ухожу тем путем, каким иду всегда, - сказал я. - Беззаботно
улыбнувшись и легко помахав ручкой. И с глубокой надеждой, что не увижу
вас на крючке. Спокойной ночи.
Я повернулся и вышел. Я осторожно прикрыл дверь, и она тихо, но
жестко щелкнула. Изящный благопристойный уход, несмотря на всю
омерзительность ситуации. В последний раз я прошел вдоль стены и потрепал
по голове маленького нарисованного негритенка, потом спустился по пологой
лужайке мимо залитых лунных светом кустов и кедра к машине.
Я вернулся в Голливуд, купил пинту хорошего виски, снял номер в отеле
и долго сидел на краю постели, тупо глядя на свои ботинки и лакая виски
прямо из горлышка.
Как пошлый домашний пьяница.
Когда я набрался достаточно для того, чтобы в голове помутилось
достаточно для того, чтобы перестать думать, я разделся и лег. И через
некоторое время - хоть и не скоро - я уснул.
35
Было три часа пополудни, и на ковре в прихожей моей квартиры стояли
бок о бок пять мест багажа. Там был мой желтый саквояж, хорошо ободранный
с обеих сторон за время путешествий в багажных отделениях. Там были два
изящных чемоданчика с инициалами "Л.М.". Там было нечто старое черное из
искусственной кожи с инициалами "М.Д.". И один из тех маленьких картонных
чемоданчиков, которые можно купить в любой хозяйственной лавке за один
доллар сорок девять центов.
Из дверей спальни появился доктор Карл Мосс, посылавший проклятия в
мой адрес, - у дверей его кабинета давно томился в ожидании целый отряд
ипохондриков. Сладковатый запах его одеколона сшибал меня с ног. Остатками
сознания я пытался переварить его слова и потом услышал свой голос,
спрашивающий, сколько времени понадобится Мерле, чтобы окончательно прийти
в себя.
- Это зависит от того, что именно вы имеете в виду под словами
"окончательно прийти в себя". У нее всегда будут нервы не в порядке, а
животные инстинкты слабо выражены. Она всегда будет дышать редко и пахнуть
снегом. Из нее бы получилась отличная монашка. Религиозные мечтания с их
ограниченностью, стилизованными эмоциями и суровой целомудренностью были
бы для нее спасением. В ином случае она, вероятно, превратится в одну из
тех старых дев с кислыми физиономиями, что сидят в общественных
библиотеках и ставят штемпели в книжках.
- Она не так безнадежна, - сказал я, но он просто улыбнулся своей
мудрой иудейской улыбкой и вышел в дверь. - И вообще, откуда вам известно,
что они старые девы, - добавил я, обращаясь к закрытой двери.
Я закурил и подошел к окну. Вскоре в комнату вошла Мерле и
остановилась, глядя на меня запавшими глазами. И на бледном
сосредоточенном личике ее не было никакой косметики - кроме губной помады.
- Подрумяньтесь немного, - сказал я. - Вы похожи на Снегурочку после
бессонной ночи.
Она вышла в спальню и подрумянилась. Вернувшись в гостинную, она
взглянула на багаж и мягко сказала:
- Лесли дал мне два своих чемодана.
- Да. Я осмотрел ее. Она выглядела очень мило. На ней были рыжие
брюки с высоким поясом, бело-коричневая рубашка и оранжевый шарфик. Она
была без очков. Ее огромные ясные синие глаза казались еще немного
сонными, - но не больше чем можно было ожидать. Волосы ее были туго
зачесаны назад, и тут уж я ничего не мог поделать.
- Я доставляю вам так много хлопот, - сказала она. - Ужасно стыдно.
- Чепуха. Я говорил с вашими родителями. Они до смерти рады. Они
видели вас только два раза за восемь лет и думали, что уже потеряли вас.
- Я буду рада повидать их, - сказала она. - Очень мило со стороны
миссис Мердок отпустить меня. Она никогда не могла долго обходиться без
меня.
- Если нам есть о чем поговорить, - сказал я, - или если вы хотите
что-нибудь сообщить мне, давайте сделаем это сейчас. Я не хочу ехать через
все Штаты с нервным расстройством на переднем сиденье.
Она покусала костяшку пальца и два раза быстро взглянула на меня.
- Вчера вечером... - она осеклась и покраснела.
- Давайте используем еще немного старого пороху. Вчера вечером вы
сообщили мне, что убили Ваньера. А потом сказали, что не убивали. Я это
знаю. Все в порядке.
Она опустила руку и посмотрела на меня серьезно и без всякого
напряжения.
- Ваньер был мертв задолго до того, как там появились вы. Вы пришли к
нему, чтобы отдать деньги за миссис Мердок.
- Нет... за себя, - сказала она. - Хотя, деньги, конечно, платила
миссис Мердок. Я должна ей больше, чем смогу отдать когда-нибудь. Конечно,
она платит мне не так уж много, но это не...
- То, что она платит вам за работу не так уж много, очень для нее
характерно, - грубо прервал ее я. - И то, что вы должны ей больше, чем
сможете отдать когда-нибудь, скорей, правда, чем поэзия. Как бы то ни
было, все это теперь неважно. Ваньер покончил жизнь самоубийством. Это
скучно и окончательно. А все ваше поведение - в той или иной степени игра.
С вами случился нервный шок, когда вы увидели в зеркале его оскал, и этот
шок вызвал воспоминание о другом, давнем потрясении - и вы просто
инсценировали ситуацию по своему странному обыкновению.
Она застенчиво посмотрела на меня и кивнула медно-золотистой
головкой, как бы соглашаясь.
- И вы не выталкивали из окна Гораса Брайта, - добавил я.
Ее лицо передернулось и страшно побледнело.
- Я... я... - Она зажала рукой рот и потрясенно уставилась на меня.
- Я не говорил ничего, если бы доктор Мосс не уверил меня, что это не
повредит вам, и мы можем разобраться во всем прямо сейчас. Наверное, вы
действительно верите, что убили Брайта. У вас был и мотив, и возможность,
и, может быть, на какую-то долю секунды у вас был порыв воспользоваться
этой возможностью. Но не в вашем это характере. В последний момент что-то
произошло, и вы потеряли сознание. Он действительно выпал из окна, но
вытолкнули его не вы. Вас заставили поверить в вашу виновность. Это было
сделано расчетливо, осторожно, с той спокойной жестокостью, какая может
быть свойственна только определенного рода женщине по отношению к другой
женщине. При виде миссис Мердок сейчас вряд ли может прийти в голову мысль
о ревности - но это могло быть мотивом. У нее был и лучший мотив -
пятьдесят тысяч долларов страховки, все, что осталось от потерянного
состояния. Она любит своего сына странной, дикой, властной любовью,
характерной для таких женщин. Она холодна, зла, беспринципна; и он
использовала вас без всякого сострадания и жалости, как страховку на
случай, если Ваньер когда-нибудь заговорит. Вы были для нее просто козлом
отпущения. Если вы хотите изменить эту серую, лишенную страстей жизнь,
которую вы влачите, вы должны понять все и поверить мне. Это трудно, я
знаю.
- Это абсолютно невозможно, - спокойно сказала Мерле, глядя на кончик
моего носа. - Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне. Это правда, я
не очень хорошо все помню... но вы не должны говорить о людях такие
ужасные вещи.
Я достал конверт, который нашел у Ваньера. Две фотографии и негатив.
Я подошел к ней и положил снимок ей на колени.
- О'кей, посмотрите вот это. Ваньер снял это с противоположной
стороны улицы.
Она взяла снимок.
- Как, это же мистер Брайт, - сказала она. - Не очень удачная
фотография, правда? А это миссис Мердок - тогда она была миссис Брайт -
прямо за ним. Мистер Брайт, кажется, очень рассержен. - Мерле подняля
глаза и посмотрела на меня с каким-то тихим любопытством.
- Если он здесь кажется рассерженным, - сказал я, то посмотрели бы вы
на него несколькими секундами позже, когда он шлепнулся.
- Когда он - что?
- Посмотрите же, - сказал я с ноткой отчаяния в голосе. - На этой
фотографии заснята миссис Элизабет Брайт Мердок, выпихивающая своего
первого мужа из окна офиса. Он падает. Посмотрите на положение его рук. Он
визжит от ужаса. Она стоит за ним, и ее лицо искажено ненавистью - или
чем-то вроде того. Вы что, не понимаете? Именно это доказательство Ваньер
и держал у себя все эти годы. Мердоки никогда не видели этого снимка и
никогда по-настоящему не верили в его существование. Но он существовал. Я
нашел его вчера, благодаря такой же чистой случайности, как та, благодаря
которой его удалось сделать. Это можно расценить просто как торжество
справедливости. Вы понимаете?
Мерле еще раз посмотрела на фотографию и отложила ее в сторону.
- Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне, - сказала она.
- Она сделала из вас козла отпущения, - скзал я неестественно
спокойным голосом, как режиссер на скверной репетиции. - Она хитрая,
жестокая, хладнокровная особа. Я отдам ей снимок. Я очень хотел бы отдать
ей снимок в комплекте с крупнокалиберным ружьем на слонов. От этого меня
удерживает только мое хорошее воспитание.
- Да, - сказала Мерле. - Это так. - И я видел, что она слышит только
каждое третье слово и услышанному не верит. - Вы никогда не должны
показывать это миссис Мердок. Это страшно огорчит ее.
Я взял фотографию, разорвал ее на мелие клочки и выбросил в мусорную
корзинку.
- Может быть, вы когда-нибудь пожалеете о том, что я это сделал. - Но
о том, что у меня есть негатив и еще один снимок, я умолчал. - Может быть,
однажды ночью - три месяца... три года спустя - вы проснетесь и поймете,
что я говорил вам правду. И, может быть, тогда вам захочется взглянуть на
фотографию еще раз. Но я могу и ошибаться. Может быть, вас как раз очень
разочарует тот факт, что вы никого не убивали. Это мило. В любом случае
это очень мило. Теперь мы спускаемся вниз, садимся в машину и едем в
Вичиту навестить ваших родителей. Не думаю, что вы вернетесь к миссис
Мердок, но я и здесь могу заблуждаться. И больше об этом мы говорить не
будем. Никогда.
- У меня нет денег, - сказала Мерле.
- У вас есть пятьсот долларов, которые послала вам миссис Мердок. Они
у меня в кармане.
- Это ужасно мило с ее стороны, - сказала Мерле.
