осуществить открытие или подвиг, двигающий вперед все человечество, для того
подлинной родиной является уже не его отечество, а его деяние. Он ощущает
себя ответственным в конечном счете только перед одной инстанцией - перед
той задачей, которую ему предназначено решить, и он скорее позволит себе
презреть государственные и временные интересы, чем то внутреннее
обязательство, которое возложили на него его особая судьба, особое
дарование. Магеллан осознал свое призвание на середине жизненного пути после
многих лет верного служения своему отечеству. И так как его отечество
отказало ему в возможности осуществления его замыслов, то он должен был
сделать своим отечеством свою идею. Он решительно уничтожает свое преходящее
имя и свою гражданскую честь, чтобы воскреснуть и раствориться в своей идее,
в своем бессмертном подвиге.
Пора выжидания, терпения и обдумывания для Магеллана кончилась. Осенью
1517 года его дерзновенное решение претворяется в дело. Временно оставив в
Португалии своего менее отважного партнера - Фалейру, Магеллан переходит
Рубикон своей жизни - испанскую границу; 20 октября 1517 года вместе со
своим невольником Энрике, уже долгие годы сопровождающим его как тень, он
прибывает в Севилью. Правда, Севилья в этот момент не является резиденцией
нового короля Испании, Карлоса I, в качестве властелина Старого и Нового
Света именуемого нами Карлом V. Восемнадцатилетний монарх только что прибыл
из Фландрии в Сантандер и находится на пути в Вальядолид, где с середины
ноября намерен обосновать свой двор. И все же время ожидания Магеллану нигде
не провести лучше, чем в Севилье, ибо эта гавань - порог в новую Индию;
большинство кораблей отправляется на запад от берегов Гвадалквивира, и столь
велик там наплыв купцов, капитанов, маклеров и агентов, что король
приказывает учредить в Севилье особую торговую палату, знаменитую Casa de la
Contratacion, которую также называют Индийской палатой, Domus indica, или
Casa del Oceano. В ней хранятся все донесения, отчетные карты и записи
купцов и мореходов () 33.
Индийская палата является одновременно и товарной биржей и судовым
агентством, правильнее всего было бы назвать ее управлением морской
торговли, бюро справок и консультаций, где под контролем властей
договариваются, с одной стороны, дельцы, финансирующие морские экспедиции, с
другой - капитаны, желающие возглавить эти экспедиции. Так или иначе, но
каждый, кто затевает новую экспедицию под испанским флагом, прежде всего
должен обратиться в Casa de la Contratacion за разрешением или поддержкой.
О необычайной выдержке Магеллана, его гениальном умении молчать и
выжидать лучше всего свидетельствует уже то, что он не торопится совершить
этот неминуемый шаг; чуждый фантазерства, расплывчатого оптимизма или
тщеславного самообольщения, всегда все точно рассчитывающий, психолог и
реалист, Магеллан заранее взвесил свои шансы и нашел их недостаточными. Он
знает, что дверь в Casa de la Contratacion откроется перед ним, только когда
другие руки нажмут за него скобу. Сам Магеллан - кому он здесь известен? Что
он семь лет плавал в восточных морях, что он сражался под началом Алмейды и
Албукерке, не очень-то много значит в городе, таверны и кабаки которого
кишат отставными aventurados и desperados 34, в городе, где еще
живы капитаны, плававшие под командой Колумба, Кортереала и Кабота. Что он
прибыл из Португалии, где король не пожелал пристроить его к делу, что он
эмигрант, строго говоря даже перебежчик, тоже не очень его рекомендует. Нет,
в Casa de la Contratacion ему, неизвестному, безыменному fuoroscito
35, не окажут доверия; поэтому Магеллан до поры до времени решает и
вовсе не переступать ее порога. Он достаточно опытен и знает, что в таких
случаях необходимо. Прежде всего, как всякий, кто предлагает новый проект,
он должен обзавестись связями и <рекомендациями>. Должен обеспечить себе
поддержку людей влиятельных и имущих, прежде чем вступить в переговоры с
теми, кто держит в своих руках власть и деньги.
Одним из этих необходимых знакомств предусмотрительный Магеллан,
видимо, заручился еще в Португалии. Так или иначе, он встречает радушный
прием в доме Дьего Барбосы, тоже некогда вышедшего из португальского
подданства и уже в продолжение четырнадцати лет занимающего на испанской
службе видную должность алькайда (начальника) арсенала. Уважаемое лицо в
городе, кавалер ордена Сант-Яго, Барбоса является идеальным поручителем для
недавнего пришельца. По некоторым сведениям, Барбоса и Магеллан были
родственниками. Но теснее любого родства этих людей с первой же минуты
сближает то обстоятельство, что Дьего Барбоса за много лет до Магеллана
плавал в индийских морях. Сын его, Дуарте Барбоса, унаследовал от отца
страсть к приключениям. Он тоже вдоль и поперек избороздил индийские,
персидские и малайские воды и даже написал весьма ценимую в те времена книгу
<О libro de Duarte Barbosa> 36. Эти трое людей тотчас становятся
друзьями. Ведь если и в наши дни между колониальными офицерами или
солдатами, сражавшимися во время войны на одном участке фронта,
устанавливается связь на всю жизнь, то насколько же теснее сплоченными
должны были чувствовать себя два-три десятка ветеранов морской службы, чудом
уцелевшие в этих убийственных плаваниях и смертельных опасностях! Барбоса
гостеприимно предлагает Магеллану поселиться у него в доме. Проходит немного
времени, и дочь Барбосы, Барбара, начинает благосклонно относиться к
тридцатисемилетнему, энергичному, серьезному Магеллану. Еще до конца года
Магеллан назовет себя зятем алькайда - и тем самым приобретет в Севилье
положение и опору. Утратив права гражданства в Португалии, он вновь обрел их
в Испании. Отныне он считается уже не безродным пришельцем, но vecino de
Sevilla - жителем Севильи. Хорошо зарекомендованный дружбой и предстоящим
родством с Барбосой, обеспеченный приданым жены, которое составляет шестьсот
тысяч мараведисов, он может теперь, не задумываясь, перешагнуть порог Casa
de la Contratacion.
О переговорах, которые он там вел, о приеме, который был ему оказан, не
сохранилось никаких достоверных сведений. Мы не знаем, в какой мере
Магеллан, клятвенным обещанием связанный с Фалейру, раскрыл перед этой
комиссией свои планы, и, вероятно, лишь ради грубой аналогии с Колумбом
выдумали, что комиссия резко отклонила и даже высмеяла его предложение.
Достоверно только, что Casa de la Contratacion не захотела или не могла за
собственный страх и риск отпустить средства на предприятие безвестного
пришельца. Профессионалы обычно с недоверием относятся ко всему из ряда вон
выходящему. Вот почему и на этот раз одно из решающих событий в истории
совершилось не при поддержке авторитетных учреждений, а помимо них и вопреки
им.
Индийская палата - эта важнейшая инстанция - не оказала Магеллану
содействия. Даже первая из бесчисленных дверей, ведущих в аудиенц-зал
короля, не раскрылась перед ним. Верно, то был мрачный день для Магеллана.
Напрасен приезд сюда, напрасны рекомендации, напрасны представленные им
выкладки, напрасны красноречие и горячность, вероятно проявленные им вопреки
внутреннему решению. Все доводы Магеллана не смогли заставить трех членов
комиссии, трех профессионалов, с доверием отнестись к его проекту.
Но на войне зачастую, когда полководец уже считает себя побежденным,
уже велит трубить отступление, уже готовится очистить поле битвы, вдруг
является посланец и медоточивыми устами сообщает, что противник отошел,
уступив поле брани, и тем самым признал себя побежденным. Тогда - мгновение,
одно только мгновение, и чаша весов из темной бездны отчаяния взлетает к
вершинам счастья. Такую минуту впервые пережил Магеллан, неожиданно узнав,
что на одного из трех членов комиссии, вместе с другими угрюмо и
неодобрительно, как ему казалось, выслушавшего проект, последний произвел
огромное впечатление и что Хуан де Аранда, фактор (правитель дел) Casa de la
Contratacion, очень хотел бы частным образом подробнее узнать об этом
чрезвычайно интересном и, по его мнению, богатом перспективами плане, почему
и просит Магеллана снестить с ним.
То, что восхищенному Магеллану кажется милостью провидения, на самом
деле имеет весьма земную подоплеку. Хуану де Аранде, как и всем императорам
и королям, полководцам и купцам его времени, нет никакого дела (сколь бы
трогательно это ни изображалось в наших исторических книгах для юношества)
до изучения земного шара, до счастья человечества. Не душевное благородство,
не бескорыстное воодушевление делают из Аранды покровителя этого плана: как
опытный делец, правитель Casa de la Contratacion просто-напросто почуял в
предложении Магеллана выгодное предприятие. Чем-то, видимо, импонировал
этому бывалому человеку безвестный португальский капитан: то ли ясностью
доводов, то ли уверенной, исполненной достоинства осанкой, то ли, наконец,
столь ощутимой внутренней убежденностью - так или иначе, но Аранда, быть
может, разумом, быть может, одним только инстинктом угадал за величием
замысла возможность великих барышей. То, что официально, в качестве
королевского чиновника, он отклонил предложение Магеллана как
нерентабельное, не помешало Аранде войти с ним в соглашение в качестве
частного лица, <от себя>, как говорят на деловом жаргоне, взяться за
финансирование его предприятия или по крайней мере заработать комиссионные
на устройстве этого финансирования. Особо честным или корректным подобный
образ действий - в качестве королевского чиновника отклонить проект, а в
качестве частного лица из-под полы содействовать его осуществлению - вряд ли
можно назвать, и правда, Casa de la Conrtatacion впоследствии привлекла
Хуана де Аранду к суду за финансовое участие в этом предприятии.
Магеллан, однако, поступил бы весьма глупо, если бы он вздумал
считаться с соображениями морального порядка. Сейчас ему нужно двигать
задуманное дело всеми средствами, без разбора - и в этом своем критическом
положении он, вероятно, доверил Хуану де Аранде из своей и Руй Фалейру тайны
больше, чем ему дозволяло их взаимное клятвенное обязательство. К великой
радости Магеллана, Аранда полностью одобряет его план. Разумеется, прежде
чем поддержать своими деньгами и влиянием это рискованное предприятие
незнакомого ему человека, он делает то, что любой опытный коммерсант и в
наши дни сделал бы на его месте: наводит в Португалии справки, насколько
Магеллан и Фалейру заслуживают доверия. Лицо, которому он посылает секретный
запрос, не кто иной, как Христофор де Аро, в свое время финансировавший
первые экспедиции на юг Бразилии и располагающий обширнейшими сведениями о
всякого рода предприятиях и людях. Его отзыв - опять-таки счастливая
случайность - оказывается весьма благоприятным: Магеллан - испытанный,
сведущий моряк, Фалейру - выдающийся космограф. Таким образом, устранен
последний камень преткновения. С этой минуты правитель Индийской палаты, чье
мнение в вопросах мореплавания считается при дворе решающим, берется за
устройство дел Магеллана, а тем самым и своих собственных. В первоначальное
товарищество - Магеллан и Фалейру - входит третий участник; в эту триаду
Магеллан в качестве основного капитала вкладывает свой практический опыт,
Фалейру - теоретические познания, а Хуан де Аранда - свои связи. С той
