ату его, ату! "Берегись толпы", - говорил великий стоик.
Какое-то легкое человеческое создание ударилось в спину Веселка. Он
посторонился, уступив бегущей дорогу. Она, не останавливаясь, поблагода-
рила его ледовым пожатием руки. "Боже мой! - ахнул Веселок. Ноги у жен-
щины были босые. - Она же простынет". Из самых лучших отцовских побужде-
ний он рванулся за ней, чтобы поделиться обувью, но она уже затерялась в
толпе.
Наконец невольный, а точнее, подневольный бег Веселка оборвался. Он
уткнулся в хмурые, тесно прижатые, пригнанные спины. Веселку захотелось
в первые ряды, он начал протискиваться. И к своему удивлению, как будто
ему покровительствовала судьба, он легко прошел сквозь плотную толпу.
Но, попав в первый ряд, Веселок так растерялся, что тут же хотел было
повернуть назад, одннако кольцо людей плотно сжалось.
"Каким же ветром меня сюда занесло!" - с отчаянием подумал Веселок.
Это он из-за сострадания к босой женщине оказался в антисемитских кру-
гах. Хотел согреть ее ноги, а если бы повезло, то и все ее хрупкое тель-
це. Не туда он попал, нет ему места в политически настроенной толпе. И
он сделал вторую попытку выйти из игры.
Увы! Чья-то сильная рука схватила его за ворот:
- Стой на месте, пархатый!
- Я не еврей! - запротестовал Веселок и подумал, что чем-то он уже
заслужил тяжкую немилость у толпы.
В центре площади был очерчен белый круг, за который нельзя, а Весе-
лок, видимо, заступил, но не называть же за это пархатым. Что-то тут во-
обще неладно. Надо все же тикать. На площади настраивалась весьма серь-
езная ситуация. Появился юродивый в лаптях, с мешком за плечами. Мешок
он снял, поставил на асфальт и начал раздавать камни, которые были в
мешке.
Веселок отстранился от его руки, чтобы избежать камня, и опять услы-
шал окрик:
- Не дергайся, пархатый!
- Ты слепой, что ли? - сдержанно разозлился Веселок.
- Ты смотри, - услышал он удивленный возглас, - и правда морда ря-
занская.
"Так-то лучше," - удовлетворенно подумал Веселок, но не взять вторич-
но булыжник из рук юродивого побоялся. Придурковатый старик, подавая ка-
мень, строго посмотрел на Веселка.
"В кого бросать?" - со страхом подумал Веселок. В это время на сере-
дину площади заехал грузовик, груженый дровами. Как только машина оста-
новилась, в кузов тут же залезли чубатые парни в красных шерстяных руба-
хах и узких сапожках. Веселок подумал было, что они начнут петь и танце-
вать, но они принялись сбрасывать березовые полень на мостовую.
Тихо и свежо запахло русской рощей. Наверное, поэтому с болью вспом-
нилась Троица в русской деревне, когда каждый дом был украшен березовыми
ветками, воткнутыми за наличники. Благодаря этому нехитрому украшению
деревенская улица выглядела зеленой. К этому опрятному пейзажу присоеди-
нялись запахи свежеиспеченного хлеба, пирогов из калины. Так почему же
сегодня у русского мужика глаза налиты кровью? Раньше он не был таким
агрессивным.
Расстроганный воспоминаниями, подобревший от них, Веселок преданно
посмотрел на людей. Вот сейчас они улыбнутся, застесняются своей шутки,
ради которой собрались, и разойдутся по домам. Увы! Люди как стояли, так
и стоят с чеканно суровыми лицами. Запах березовой рощи не смягчил их
души, жаждущие справедливости, мщения.
Эх вы, березы, русские березы! О вас еще поют на простонародных зас-
тольях, но на нравственную жизнь вы уже не влияете. Времена поэзии и
нежной, чистой души прошли. Теперь у народа звериный оскал, публичное
сердце!
Люди держали в покрасневших от холода руках отяжелевшие камни. Неуже-
ли они приготовились убивать, забить какого-нибудь несчастного евре нас-
мерть? Ну и жизнь пошла. На старой христианской площади, продуваемой
вечными ветрами, ждали крови, преступления, соучастником которого станет
каждый. Поняв, что и ему не избежать этого, Веселок еле удержался, чтобы
не упасть в обморок. "И упаду", - подумал он, успокаиваясь найденным ре-
шением, весьма, конечно, сомнительным.
Дрова выгрузили, грузовик уехал. А из толпы выскочили девки в наряд-
ных шерстяных сарафанах. Все же холодно, осень со снегом. Девки повели
хоровод. Пока они кружились, вот такой ширины, вот такой высоты, выросла
стройная поленница дров. И чубатые парни гикнули, подхватив девок, тоже
пустились в пляс. "Что ж, - подумал Веселок, - изящная сценка перед
преступлением".
Камень все тяжелел в озябшей руке. Он как бы созревал для святого или
гнусного поступка. Кому как. На вкус и цвет... Веселок больше не мог
терпеть камень в руке. Или сейчас порвутся сухожилия, или... Веселок
расслабил ладонь. Камень без грохота тихонько скатился на мостовую. Ве-
селок облегченно вздохнул, словно камень не только с тела, но и с души
свалился. Он подул на затекшую ладонь и засунул в карман. Жест невероят-
но наглый. Но никто этот жест не заметил. Все отвлеклись на чудовищный
рев техники, приближающейся к площади.
- Пархатого везут! - радостно закричала толпа. По площади прокатилась
волна удовольствия.
- Пархатого везут, - машинально повторил Веселок. И тут же прикусил
язык. Но было поздно: слово было произнесено.
На площадь въехал пятитонный кран. Не много ли, чтобы поднять одного
человека? Впрочем, толпе видней, толпа любит эффекты. На красном крюке
крана болтался железный крест, к которому был привязан маленький голый
человек. Тело его посинело, вид был самый жалкий и неподвижный.
- Да он же мертвый, - разочаровались в толпе. Веселок, наоборот, об-
радовался, что человек уже отмучился. Ему уже все равно, как жарок будет
костер из березовых дров. Почему-то особо невыносимым делало зрелище то
обстоятельство, что человек висел на железном кресте. Деревянный пока-
зался бы милосерднее. Все же дерево теплее.
Веселок вдруг наклонился и принялся развязывать ботинки. Этим он
привлек к себе внимание. На него посмотрели сотни глаз, заметили и ка-
мень на земле.
- Ты что делаешь?
- Разуваюсь, - злобно ответил Веселок. Видимо, нервы расшалились, вы-
шел за предел, за которым собственная жизнь теряла обычную ценность.
- Зачем?
- Разве вы не видите, у него ступни до крови разбиты. Кровь течет,
померзнут же открытые жилы.
Дружный смех заглушил слова Веселка, кто-то, показав на него, покру-
тил пальцем у виска, мол, мужик не в себе.
- На костре согреется! Ха-ха! - Веселка подняли, положили вновь ка-
мень в руку.
- Не бойтесь, - коснулась его женская рука, - ваша смерть не сегодня.
- Откуда вы знаете?
- На таких мероприятиях за один вечер сразу двоих не сжигают. Нашим
устроителям присуще чувство меры.
Веселок оглянулся. Утешительница стояла с детским ведерком в руке, в
котором постукивал осколок закопченого кирпича.
- Мне камня не хватило, - пояснила женщина, - когда пробралась во
второй ряд, мешок уже опустел. Не могли бы вы...
- Мог бы, - с готовностью сказал Веселок и галантно отдал свой камень
даме.
- Спасибо, спасибо, - спешно поблагодарила она и с ехидной улыбкой
отошла на свое место.
Веселок этой улыбки не заметил. Он радовался, что избавился от камня.
И не просто избавился, а по уважительной причине. "А где твой камень?" -
спросят Веселка. Он ответит, что отдал женщине, которой не досталось.
Его обзовут рыцарем, но придраться не смогут.
Довольно-таки быстро установили крест. Поставили прямо на мостовую.
От ветра крест немного покачался, но его с двух сторон привалили полень-
ями. Над площадью плыли бледные облака. Тревожно просвечивали серые
звезды. Поленницу облили бензином.
- Не жалейте горючего, - крикнул высокий мужик, - не хватит, выручим.
- Сейчас согреется, - сказал сосед и потер руки.
"Согреется, - подумал Веселок, - пока огонь не начнет кусаться".
Костер выпыхнул, загорелся. Пламя еще не коснулось человека, и пока
огонь казался мирным. Несколько людей, ужасно измученных холодом, пере-
шагнули белую черту и протянули к костру руки. Камни пока они спрятали
за пазуху. (А у Веселка пазуха была чиста. Какое это счастье!)
От запаха дыма проснулся голый еврей, потянул ноги, чтобы они были
ближе к теплу. Уж он-то замерз как никто. На несколько секунд установи-
лась мирна картина: жертва и палачи грелись у костра, как дружная компа-
ния.
Пока не подбежал человек с мегафоном. Он заорал:
- Господа, господа! Отойдите от костра. Это вам очистительный огонь,
а не пошлое бытовое тепло.
Люди неохотно отошли.
А человек на костре ожил окончательно. От тепла проснулось его созна-
ние. Господи, как безнадежно и жалобно он кричал. Это был интернацио-
нальный общечеловеческий крик: в нем не было акцента. По этой причине
многие почувствовали к несчастному сострадание.
Костер полыхал, окружив себя тенью, находясь в ней, как в футляре. По
площади кругами расходилось тепло. Веселку оно согрело продрогшую грудь.
Какое благо, но на ужасном фоне трагедии. Первый ряд потянулся к костру.
Но устроители казни дали команду "Назад!", потому что ненависть лучше
сохраняется на морозе.
Раздалась команда бросать камни. А у Веселка не было камня, но, чтобы
не привлекать к себе внимания, он сжал в ладони немного легкого прост-
ранства и взмахнул рукой. И опешил! От его жеста колыхнулось пламя, опа-
лив жертве лицо, загорелись волосы и выступила черна кровь под ребром,
сломанным камнем.
В наступившей тишине громко звякнуло под ногами. На мостовую упало
помятое детское ведерко. Его владелица свободными руками кинулась обни-
мать Веселка. Он едва высвободился из объятий. Не до них. Как же так по-
лучилось, что воздух, который он швырнул в осужденного, превратился в
камень?
- Святой ты наш! - кричала женщина.
Крепкая мужская рука уважительно хлопнула Веселка по спине:
- Думали, он жид, а парнишка-то в доску свой.
Веселок пробормотал, что он здесь случайно. Но слава уже шла косяком.
Подарки специально не готовили, поэтому надарили всякую всячину: полный
мужчина подарил свой любимый значок "Хочу пива", больше всего надарили
авторучек и расчесок, потому что эти предметы у каждого под рукой.
Когда волна славы почтительно спала, Веселок увидел, что тело челове-
ка догорает, начал остывать металлический крест, мерк его накаленный
красный цвет. "А душа не горит", - обескураженно подумал Веселок, но,
глядя на обгоревший скелет, в это трудно было поверить.
Казнь завершилась. Художественная самодеятельность покинула площадь
на маршрутном такси. Основная масса зрителей пошла пешком. Впечатление
от зрелища бередило ум, делало жизнь интересной. Многие остались на пло-
щади. Не всем же охота в бытовую скуку.
Кто танцевал, кто копался в золе, но все они смеялись как сумасшед-
шие. Потому что они сожгли своего врага, отомстили ему, и теперь душа их
была свободна от ненависти. Их никто не накормил, но сейчас они не хоте-
ли есть, они чувствовали приятную духовную сытость,которой переполнились
души. Так что же за механику имеет человеческая душа, если казнь врага
(но прежде всего человека) может ее радовать? Веселок подумал об этом,
но его больше заинтересовал другой вопрос: как все же, швырнув горсть
пространства, он перебил человеку ребро, вызвал кровь.
Костер почти затух. Редкие угли еще краснели на пепелище. И тут Весе-
лок увидел босоногую женщину. Она сидела на подгоревшем березовом полене
и грела ноги на остывающем костре. На нее падала тень от креста.
- Болят? - поинтересовался Веселок.
- Болят, - призналась женщина.
Веселок придвинул к полену камень (один из тех роковых, но не роко-
вой, потому что тот увезли на отдельной машине с почетом), сел рядом с
женщиной.
- Болят, значит, живые, - сказал он.
- Спасибо, утешил, - усмехнулась она.
