нужды больше пользоваться туфлями.
Выемка в стене была уже порядочной - метр на метр, на высоте двадцати
сантиметров от пола. Я понимала, что вырыть такой широкий подкоп мне не
под силу, придется его сузить. И еще надо решить проблему транспортировки
вынутых камней в камеру и размещения их в ней. Лучшим вариантом будет - и
это решение доставило мне искреннее удовлетворение - сваливать их под
дверью, тем самым исключая в будущем всякую возможность открыть ее.
Когда истекали следующие сутки, путь к свободе исчислялся в тридцать
сантиметров в глубь стены. Есть мне хотелось после этой каторжной работы
жутко, рук я не чувствовала, поясница разламывалась, ноги затекли от
сидения на корточках. Только крючок держался молодцом. В ожидании сторожа
с едой я утешала себя мыслью, что голодная диета очень полезна для больной
печени, и вязала из акрила сеть, с помощью которой намеревалась
выволакивать камни из прорытого мною коридора. Я ни минуты не сомневалась,
что небольшая ниша скоро превратится в длинный коридор, и, честно говоря,
была в прекрасном настроении.
Наверху послышался скрежет, и из дыры раздался хриплый вой:
- Эй, ты! Жива?
- Не смей больше так обращаться ко мне! - обиженно прокричала я в
ответ - А то отвечать не буду!
- Тогда не получишь еду!
- Ну что ж, умру с голоду, я тебе попадет от шефа!
В хриплом голосе послышался живой интерес:
- А как надо обращаться к тебе?
- Обращайся ко мне "Ваше преосвященство"! Я тебе не кто-нибудь, моя
прабабка даже была знакома с одной графиней!
В дыре радостно захрюкали:
- Ладно, согласен! Шеф велел спросить, как ты себя чувствуешь?
- Передай ему - как молодая луковка весной!
- Ананаса не получишь! Велел сказать, что ничего не получишь. Только
хлеб и воду!
- А я как раз очень люблю хлеб я воду! Не надо мне ананаса, я
раздумала. Слопай сам за мое здоровье!
- Я выпью за твое здоровье! Ты мне нравишься. До сих пор никто не
хотел со мной разговаривать, все меня только проклинали. Не говори ты ему,
что должна сказать. Лучше посиди здесь подольше!
"А, чтоб тебе..." - подумала я, вынимая продукты из корзины. Может,
взять кувшин? Нет, не стоит пока портить с тюремщиком отношения.
- У меня масло кончается! - крикнула я. - Нужен новый светильник!
- Я за масло не отвечаю! - как-то неуверенно ответил он. - Что мне
велят, то и даю!
Коптилка светила еще вполне прилично, но вдруг этот негодяй, шеф,
захочет оставить меня в темноте? А этого я панически боялась. Ослепну, как
лошадь в шахте. Поэтому я решила на всякий случай использовать отсутствие
шефа для пополнения запасов.
- Свет мне положен, так что ничего! Шеф требует от меня указать одно
место на карте. Вот ослепну, тогда сам будешь искать!
- Так уж сразу и ослепнешь! - Тем не менее в голосе сторожа не было
уверенности.
Я объяснила ему, что, согласно новейшим научным исследованиям,
ослепнуть можно за одни сутки. Не знаю, поверил ли он этому, но, видно,
инструкции ему были даны самые категорические, потому что опять, прервав
разговор на полуслове, он удалился и через полчаса принес новый
светильник. Спустив его в корзине не зажженным, он решительно потребовал:
- А тот верни!
- Он пока горит, как погаснет - отдам!
Сторожу это не очень понравилось, но пришлось примириться с фактом.
Немного отдохнув и поев, я вновь принялась за работу. Камни, из
которых складывалась стена, были уложены очень неровно, большие и
маленькие вперемешку. Стоило вытащить один, как соседние уже поддавались,
так что работа шла споро. Преисполненная оптимизма, я принялась
высчитывать, сколько у мена уйдет времени, если толщина стены составит
шесть метров. Получалось два месяца. Наде все-таки использовать кувшин.
- Эй, ты! - заорал, как всегда, сторож на следующее утро.
Я не откликалась - надо выдержать характер.
- Эй, ты! - еще громче заводил он. - Ваше преосвященство! Вы живы?
На "преосвященство" я могла откликнуться:
- Да ты что! Уже три дня, как померла!
- А почему тогда говоришь? - с явным интересом задал он вопрос,
похрюкав до своему обыкновению.
- А это не я говорю! Это моя душа! Сегодня в полночь в виде
привидения я приду пугать тебя!
- А почему меня? Пугай шефа!
- Его же нет!
- Дав вернется через неделю! Не можешь подождать?
- Ладно, только ради тебя! Начну с шефа...
Пока мы переговаривались, он спустил корзину. Подняв ее обратно,
обнаружив, что нету кувшина, и встревоженно заорал:
- Эй, ты!
Я упорно молчала.
- Эй, ты! Чего молчишь? Отвечай, черт возьми! Где кувшин?
Я продолжала проявлять стойкость, а он не унимался:
- Эй, ты там! Черти бы тебя побрали! Ваше преосвященство!
- Ну что? - мрачно отозвалась я.
- Где кувшин? Отдай кувшин!
- Не могу! Разбился!
- Перестань валять дурака! Мне отчитаться надо. Черепки отдай!
- Не могу! Я на него села, и от кувшина остались лишь мелкие осколки.
Ради твоих прекрасных глаз я не собираюсь копаться в грязи. А докладывать
не советую!
- Почему?
- Нагорит тебе от шефа! Лучше помалкивай. У тебя что, другого не
найдется?
- О боже, боже! - в отчаянии простонал он, явно не зная, на что
решиться. - Если не отдашь кувшина, больше не получишь воды!
- Дело твое! От жажды помирают скорее, чем от голода.
- Ну, погоди! Ты у меня попляшешь...
Кувшина я сразу не разбила, решив, что сделаю это, когда понадобятся,
а пока поставила его в угол вместе с запасным светильником.
Да следующий день сторож спустил пустую корзинку. На него
нетерпеливые "эй, ты" я не отвечала, и корзина напрасно подпрыгивала и
стукалась о мокрый пол. Наконец, сверху послышалось:
- Ваше преосвященство!
- В чем дело? - Теперь я сочла возможным отозваться.
- Сначала верни кувшин, тогда получишь еду!
Сегодня мне не хотелось с ним спорить. Устала я страшно, сказывалось
постоянное недоедание, да и нужды во втором кувшине не было. Я положила
кувшин в корзину и через минуту получила хлеб, воду и сигареты. Молча
вынула их из корзины.
- Ваше преосвященство! - заревела дыра. - Как чувствуешь себя?
- А тебе какое дело? Хорошо чувствую.
- Тогда почему не говоришь ничего?
- Я обиделась на тебя. Ты меня третируешь! Вот погоди, бог тебя
покарает!
Сторож счел нужным оправдаться:
- Ведь мне так велят! Если не буду выполнять приказаний, меня убьют.
Велели отбирать у тебя кувшин, я и отбираю. Неужели мне кувшина жалко?
- Ну, ладно, подумаю, может, завтра и прощу тебя...
В последующие за этим дни я метр за метром вгрызалась в стену. Дело
шло медленней, чем я рассчитывала, так как попался крупный камень, который
занял у меня несколько часов. Когда извлекла его из стены и откатила к
дверям камеры, я совеем без сил рухнула на пол. Зато ближайшее окружение
этого гиганта удалось извлечь без особого труда. Еще один большой и очень
длинный камень, уходящий на большую глубину в стену, почему-то выскочил
сам, что очень подняло мое настроение.
Кроме выковыривания раствора крючком, я использовала также метод
расшатывания и обстукивания камней, поэтому очень следила за тем, чтобы
сторож не услышал никакого подозрительного шума. Он появлялся обычно около
десяти. Постепенно он привык титуловать меня "преосвященством" и отказался
от попыток путем угроз и шантажа вернуть задержанный мною кувшин.
Следовало внести какое-то разнообразие в наши взаимоотношения.
- Не называй меня "Ваше преосвященство"! - категорически потребовала
я в один прекрасный день. - Так обращаются только к кардиналам.
- Дак ты ведь сама так хотела! - удивился сторож. - А как тебя теперь
называть?
- Ваше королевское величество!
Дыра тотчас же отозвалась радостным похрюкиванием и поинтересовалась:
- А почему "королевское"?
- А потому что мне так нравится. Имею я право, в конце концов, хоть
на какие-то радости в этой могиле?
- Шеф завтра возвращается! Если захочешь - выйдешь отсюда. Но лучше
не выходи, мне скучно будет!
- Не волнуйся, мне здесь нравится!
На самом же деле настало очень тяжелое время. Я чувствовала, что меня
надолго не хватят. Правда, тяжелый труд приносил даже некоторую пользу
здоровью, но эти камни вместо постели, эта промозглая, затхлая атмосфера
подземелья... Я чувствовала, что пропиталась ею насквозь. В моем
воображении то и дело представали картины всевозможных засушливых районов
земли: и тех, что я видела собственными глазами, и тех, о которых только
читала или слышала. Жаркое солнце освещало пески Сахары, Белую Гору с ее
нескончаемыми дюнами, Блендовскую пустыню, а также пустыню Гоби, сухие
сосновые боры под Варшавой... Неужели когда-то мне могло быть слишком сухо
или жарко? В пустынях мне виделись также различные продовольственные
товары и отдельные предметы мебельных гарнитуров, разумеется мягкие. Сесть
бы сейчас в мягкое кресло... Лечь в удобную постель... В с_у_х_у_ю
постель!
Две вещи поддерживали мой дух. Первая - дикая, безумная ярость. Если
ярость достигала подобных высот - а такое случалось со мной очень редко, -
она делала меня совершенно невменяемым существом. Я уже знала, что в
подобном состоянии я бываю способна совершать деяния, которых в нормальном
состоянии мне не совершить ни за какие сокровища мира. Такое случалось со
мной несколько раз в жизни, и мне горько приходилось потом сожалеть о
содеянном. Теперь же я и не пыталась подавлять всевозрастающее
неистовство, следя лишь за тем, чтобы оно находило выход только в одном
направлении - через проход в стене.
Вторая вещь - глубокое убеждение в благодатном влиянии воды на кожу
лица. Мы столько начитались и наслушались о превосходном цвете лица
англичанок. А все потому, что они всю жизнь мокнут под дождем.
Общеизвестно, что с возрастом кожа высыхает, и сколько же тратится сил на
ее увлажнение. Ну, теперь я могла быть спокойна: влагой пропитаюсь на всю
жизнь. В глубине души я надеялась, что, когда я выйду отсюда, у меня будет
чудесная кожа лица, пусть даже немного и бледноватая.
Я с энтузиазмом ковырялась уже на глубине около полутора метров,
когда до меня понесся шум сверху - в неурочное время, ближе к вечеру. Я
поспешила вернуться в камеру и услышала доносящийся из отверстия рев:
- Эй, ты-ы-ы!
Я удивилась. Неужели сторож мог забыться до такой степени? Рев, не
уступающий по интенсивности мотору реактивного самолета, повторился.
Теперь я поняла, что кричал не сторож. Похоже, вернулся шеф. Сев на
камень, я стала ждать, когда ко мне обратятся более прилично. Рев
прекратился. Затем послышался неуверенный голое сторожа:
- Ваше преосвященство!
Я не откликалась.
- Ваше пре... - начал было он громче, но тут же спохватился и заорал:
- Ваша королевское величество!
Теперь я могла откликнуться:
- Ну, что?
- Ты не свихнулась там? - зарокотал шеф. - Что это за глупости?
- А, привет! - обрадовалась я. - Как дела? Как здоровье?
- А ты все шутишь? Не надоело тебе?
- Надоело!
- Хочешь выйти?
- Нет!
- Что?!
- Не хочу выходить! Тут тихо и спокойно. Где еще я найду такое?
Похоже, он лишился дара речи. После продолжительного молчания до меня
донесся сверху неясный звук - может быть, он расспрашивал сторожа.
- А ты там не спятила? - послышался наконец его раздраженный голос.
В ответ я начала оглушительно орать таблицу умножения на семь, причем
делала это на трех языках в зависимости от того, на каком языке мне легче
