было произносить очередное слово.
- Замолчи! - пытался он остановить меня. - Да замолчи же! Перестань
орать!
Закончив таблицу умножения на семь, я хотела перейти к восьми, но уж
очень трудно было орать изо всех сил, и я, отказавшись от этой мысли,
снизошла до объяснения:
- Это я доказываю тебе, что не спятила. Но не уверена, что ты
способен как следует оценить. Ты-то сам помнишь таблицу умножения?
В ответ послышалась ругань, которую я с удовольствием выслушала. Все
говорило о том, что настроение у него не наилучшее.
- У тебя что, неприятности? - добродушно поинтересовалась я.
- Почему ты так думаешь?
- Что-то ты не в настроения!
- Лучше о своих неприятностях подумай. Вижу, что ты еще не созрела.
Ну и сиди, раз тебе так хорошо!
Он ушел, и наступила тишина.
Куча камней под дверью понемногу росла. Набросанные как попало, они
занимали гораздо больше места, чем тогда, когда были вмурованы в стену.
Пожалуй, через какое-то время камни вытеснят меня из камеры. Теперь я
стала укладывать их аккуратнее, стараясь в первую очередь как следует
завалить дверь. Я сознательно отрезала путь к себе в камеру, да и себя
лишала возможности выйти на волю нормальным путем. Теперь для меня не
оставалось иного выхода, как только сквозь стену.
Ковыряя крючком мягкий раствор, я благодарила бога за то, что не сижу
в подземелье замка, построенного из гранита или другого твердого камня,
скрепленного цементом. А постройки из известняка везде строят одинаково:
камень дробят на плоские куски размерами, не превышающими двух кирпичей, а
иногда и меньше одного. И все замки в округе так построены. Как это не
пришло в голову этому самоуверенному индюку - шефу?
После каждого очередного визита сторожа я проводила черту на стене.
Пробив туннель в три метра, я пересчитала черточки и с ужасом обнаружила,
что сижу в этом каземате уме двадцать четыре дня! С одной стороны,
благодаря постоянной гимнастике я находилась в неплохой форме, с другой -
слабела от голода. Счастье еще, что последние годы, желая похудеть, я
привыкла ограничивать себя в пище. Вот только чаю хотелось по-страшному!
Что же касается мытья, я старалась не думать об этом. Тут меня поддерживал
пример Изабеллы Испанской, которая не мылась тринадцать лет и ничего -
жила! Работала я до полного изнеможения, чтобы потом свалиться на свое
ужасное ложе и заснуть, невзирая на промозглую сырость. Пожалуй,
ревматизма и колтуна мне все-таки не избежать. А вот цинги я не боялась,
так как до прибытия сюда основательно навитаминилась в Бразилии. Как
минимум на полгода хватит. Что же касается других болезней, то я очень
надеялась, что в этой яме все бактерии давно подохли, как крысы.
Все труднее было оттаскивать вынутые из стены камни. Делала я это с
помощью сети из акрила, которая сразу же перестала быть белой. Поначалу
проблема транспортировки решалась довольно легко. Усложнилась она по мере
удлинения и сужения тоннеля. Кроме того, в нем стало душно - коптилка,
необходимая для освещения рабочего места, поглощала кислород, которого и
без того было мало.
Возникла и еще одна трудность. Когда я находилась в конце выкопанного
коридора, то не слышала того, что делалось в камере. А вдруг они хватятся
меня в неурочное время, и, если я им не отвечу, могут возникнуть
подозрения. Придется провести профилактику - приучить их, что я не всегда
откликаюсь.
Я уже выяснила, какое место моей камеры просматривается из отверстия
в потолке. Это была ее середина, круг диаметром около полутора метров. Все
же остальное пространство камеры оставалось вне поля зрения смотрящего
сверху. Установила это я сначала теоретически, путем расчетов, а потом
практически, с помощью сторожа.
Профилактику я провела следующим образом. Услышав рев сторожа, я села
на камень за пределами центрального круга и стала ждать. Сторож долго
орал:
- Ваше королевское величество! Ваше преосвященство! Эй, отзовись! Ты
жива? Ну, где ты там, черт тебя подери!
Я продолжала молчать, выжидая, чем это кончится, я рискуя не получить
еду. Наконец сторож капитулировал и спустил корзинку, хотя и не услышал
моего ответа. Подтянув корзину к себе, так, чтобы сторожу не было видно, я
опорожнила ее. И все это молча.
- Эй, ты! - обрадовался сторож. - Ваше королевское величество, так ты
жива? Почему молчишь?
По я так и не отозвалась, и он, поорав еще некоторое время, ушел ни с
чем.
На следующий день в его голосе уже чувствовалось явное беспокойство.
- Ваше королевское величество. Ты жива?
- Нет! - ответила я. - Вчера состоялись мои похороны. Ты был?
Как он обрадовался! Все подземелье заполнило его радостное хрюканье:
- Да ты что?!
- Так ты не был на моих похоронах? - возмутилась я.
- Ну да, конечно, не был!
- А почему?
- О господи, откуда я знаю? Да не было никаких похорон!
- Что ты говоришь?! Эта скотина даже не устроил мне похорон?
- Какая скотина? - заинтересовался совсем сбитый с толку сторож.
- Да шеф твой! Скажешь, не скотина? Довел меня до смерти, а потом еще
и похорон не устраивает.
Черная дыра наверху долго не могла успокоиться.
- С тобой не заскучаешь. А почему ты вчера не отвечала?
- Настроения не было. Я разговариваю тогда, когда хочу, а не тогда,
когда мне велят. А чем занимается этот бандит?
Сторож как-то сразу понял, о ком я спрашиваю.
- Нет его! Опять уехал! Послезавтра вернется. А что, надо что-нибудь?
Так мы мило побеседовали, и сторож удалился.
На следующий день я опять не пожелала разговаривать. Из отверстия в
потолке неслись просьбы, угрозы и ругань, но я была неумолима. Да и работа
шла через пень-колоду. Мне стало попадаться все больше крупных камней, и я
совершенно замучилась с ними. Выволакивая эти громадины, я задавала себе
вопрос, долго ли еще прослужит сеть. Мне было совсем не до дружеских
бесед.
- Ваше королевское величество! - послышалось на следующий день. -
Жива?
- Не называй меня больше величеством! - злобно отозвалась я, еле-еле
успев к приходу сторожа, потому что очередной проклятущий камень застрял
на полдороге и я с трудом справилась с ним.
- А как надо называть?
- Высокочтимая дама!
- А почему ты, высокочтимая дама, не захотела разговаривать с шефом?
Ага, значит, вчера тут был шеф и они кричали мне, а я была в подкопе
и ничего не слышала. Хорошо все-таки, что я провела профилактику.
- Не хотела!
- Шеф был злой, как черт, - конфиденциально донеслось сверху. - Велел
сказать, что, если и сегодня ты не будешь разговаривать, не давать тебе
воды.
- Тогда я здесь загнусь от сухости! А почему шеф не пришел сейчас?
- Он сейчас занят. Эй, послушай, не зли его! Добром это не кончится,
ты его не знаешь!
- А до сих пор он мне только добро делал! Передай шефу, чтобы не
нервировал меня! Хочу - буду говорить, не хочу - не буду!
Все труднее давались мне подземные работы. За последующие пятнадцать
дней я продвинулась вперед всего на два метра. Когда же это кончится? И
зачем было возводить такие толстые стены! А может, весь холм состоят из
каменной кладки?
Сторож привык, что я разговаривала с ним через день, и не предъявлял
претензий. Воспользовавшись отсутствием шефа, я потребовала третий
светильник, без возражений возвратив первый. У меня скопился уже
порядочный запас отсыревших сигарет.
Я продолжала ковыряться в стене, решив не считать дней, пока не
пройду стену. Шестой метр дался мне особенно тяжело. Наконец приступила к
седьмому. Постепенно мною овладевали отчаяние и апатия. Все вокруг
настолько прогнило, что казалось, я сама постепенно перехожу в полужидкое
состояние. У меня не хватало сил тщательно расчищать коридор, так что он
катастрофически сужался. Теперь я уже работала лежа.
Длинный и большой камень, лежащий поперек кладки, я вытащила с
большим трудом. Меньше усилий потребовали два соседних. Расковыряв
раствор, вытащила еще два, а потом и третий. Я уже собралась отбросить его
за спину, но что-то вдруг привлекло мое внимание. Известняк, как известно,
светлый камень, а у этого одна сторона была почти черной. Я рассмотрела
его в слабом свете коптилки, попробовала вытереть рукой и замерла: с одной
стороны камень был испачкан землей!
С отчаянно забившимся сердцем, стиснув от волнения зубы, я протянула
руку в образовавшуюся дыру и не нащупала камней. Рука уперлась в мягкий,
влажный грунт!
Первую горсть земли я рассматривала так, как ныряльщик рассматривает
найденную им впервые в жизни черную жемчужину. Мне жаль было выпускать ее
из рук. Опершись спиной о камни и закрыв глаза, я долго сидела неподвижно,
слушая райскую музыку, заполнившую эту черную нору.
И откуда только силы взялись! Я сама не заметила, как повытаскивала
остальные камни, отделяющие меня от этой чудесной, мягкой, черной земли.
Вернувшись в камеру, я сосчитала все черточки на стене. Их оказалось
шестьдесят три. Больше двух месяцев!
Теперь надо было попытаться привести в порядок взбудораженные чувства
и мысли. Дорога к свободе стала реальностью. Сброшена наконец страшная,
гнетущая тяжесть неуверенности, с которой я боролась уже остатками сил,
боясь себе самой признаться в этом. И вот я пробилась сквозь проклятую
стену!
Насладившись радостью, я приступила к разработке конструктивных
планов. Еще раз проверила направление и угол подкопа. Тоннель должен был
идти вверх под углом - не очень большим, иначе я вылезу на поверхность
земли посреди газона во дворе замка, но и не очень маленьким, иначе
тоннель пройдет под поверхностным слоем почвы вокруг всего земного шара.
Мое главное орудие труда - крючок - для земляных работ оказался явно не
пригоден. Пришла очередь кувшина. Разбивала я его очень осторожно,
стараясь получить куски покрупнее и не думать о том, что будет, если в
ходе земляных работ я натолкнусь на монолитную скалу.
Новое орудие труда вполне себя оправдало, можно сказать, что кувшин в
роли лопаты вполне выдержал экзамен. Я с таким энтузиазмом копала и
копала, что опомнилась лишь тогда, когда стала задыхаться. Тут я отдала
себе отчет, что, отбрасывая за спину вырытую землю, сама себе рою могилу.
Следовало что-то придумать.
Да всякий случай я оставила себе и второй кувшин, сообщив сторожу,
что тоже разбился. Это разгневало сторожа, и он, как видно, сообщил о
случившемся шефу, потому что на следующий день воду мне передали в
пластмассовой бутылке. Меня это очень огорчило, ибо перечеркивало надежды
на получение черепков в будущем. Оставалось утешаться мыслью, что собака,
например, роет землю лапами, почему я не смогу?
Затем решительным воплем я потребовала шефа. Пришлось ждать полдня,
что не улучшило моего настроения.
- Послушай! - заорала я, как только он появился. - Я надумала!
- Ну, наконец-то! - радостно отозвался он. - Говори!
- Шиш тебе! Сам знаешь, что я тебе не верю. Ты обещал улучшить мои
бытовые условия?
- Получишь все, чего только не пожелаешь. Говори же!
- Я скажу тебе первое слово. Что я получу за первое слово?
- А что бы ты хотела?
- Брезент! Иначе я тут заработаю ревматизм. Если за первое слово я
получу брезент, то подумаю, может, и второе скажу. Сначала посмотрю, как
поживется тут с брезентом.
- Ладно! - проревел он, подумав немного. - Говори первое слово!
- Сначала брезент.
- Нет, сначала скажи!
- Как бы не так! Или брезент, или катись к черту. Мне уже все равно!
Я настояла на своем. Поздно вечером через отверстие в потолке мне
