основным способом передвижения на Арракисе - факт,
частично обязанный отдаваемому предпочтению, а частично
тому жестокому обращению, которое уготовано планетой для
всяческих механических приспособлений. В суровых условиях
Арракиса человеческое тело является самым устойчивым и
надежным ресурсом для хаджжа. Может быть, именно скрытое
осознание этого факта и делает Арракис совершенным
зеркалом души.
Карманная книга хаджжа.
Ганима пробиралась назад, в Табр, очень медленно и осторожно, держась
в глубочайших тенях дюн, неподвижно съеживаясь, когда к югу от нее
проходил поисковый отряд. Сознание ее было охвачено ужасом - червь,
пожравший тигров и тело Лито, опасности впереди. Он погиб - ее
брат-близнец погиб. Она подавила слезы, нянча свою ярость. В этом она была
чистейшей Свободной. И она знала это - этим упиваясь.
Она поняла то, что говорилось о Свободных. Они, якобы, не имели
совести, утеряв ее в жгучей жажде мести тем, кто гонял их с планеты на
планету в их долгих странствиях. Глупость, конечно. Только у самых диких
первобытных нет совести. У Свободных - высокоразвитая совесть,
сосредоточенная на их благополучии как народа. Только пришельцам они
кажутся зверями - точно так же, как пришельцы кажутся зверями Свободным.
Всякий Свободный очень хорошо знает, что способен совершить жестокость, не
испытав чувства вины. Свободные не чувствуют вины за то, что пробуждает
это чувство в других. Их ритуалы обеспечивают им избавление от чувства
вины, иначе бы оно могло их погубить. Потаенными глубинами своего сознания
они понимают, что всякий проступок может быть приписан, хотя бы частично,
хорошо известным извинительным обстоятельствам: "несостоятельности власти"
или "ЕСТЕСТВЕННОЙ дурной склонности" ли - разделяемой всеми людьми, или
"невезению", которое любое ощущающее создание должно быть способно
распознавать как столкновение между смертной плотью и внешним хаосом
мироздания.
В этом отношении Ганима чувствовала себя чистой Свободной, побегом,
тщательно усвоившим племенную жестокость. Ей нужна была только цель - и
целью, явно, был Дом Коррино. Она жаждала увидеть, как брызнет на землю к
ее ногам кровь Фарадина.
У канала ее не подстерегали никакие враги. Даже поисковые отряды ушли
еще куда-то. Она пересекла канал по земляному мосту, прокралась сквозь
высокую траву к тайному выходу из съетча. Внезапно впереди нее полыхнул
свет, и Ганима ничком распростерлась на земле. Она пригляделась сквозь
высокие стебли алфалфы. Снаружи в проход вошла женщина, и кто-то
позаботился приготовить ей вход так, как следовало быть приготовленным
любому входу в съетч. В тревожные времена всякого приходящего в съетч
встречали яркой вспышкой света, чтобы на время ослепить пришельца и дать
охране время на принятие решения. Но такой свет никогда не должен был
светить далеко в пустыню. Видимый здесь свет означал, что отомкнуты
внешние запоры.
Ганиме горько стиснуло сердце, это нарушение законов безопасности
съетча - струящийся свет. Да, везде и всюду признаешь этих Свободных в
кружевных рубашках!
Свет продолжал светить веером на землю перед основанием кручи. Из
тьмы сада на свет выбежала девушка, что-то боязливое было в ее движениях.
Ганиме виден был яркий круг глоуглоба внутри прохода и ореол насекомых
вокруг него. Свет освещал две темные фигуры в проходе - мужчину и девушку.
Они стояли, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.
Ганима ощутила что-то не то. Не просто любовники это были,
подстерегающие момент, что б ускользнуть из съетча. Свет был рассеян в
проходе над ними и позади них. Они разговаривали на фоне светящейся арки,
отбрасывая наружу длинные тени - где каждый мог наблюдать за их движениями
по этим теням. Мужчина то и дело освобождал руку, и делал жест - быстрый и
резкий жест украдкой, который тоже воспроизводился отбрасываемыми тенями.
Тьму вокруг наполнили одинокие звуки ночных созданий. Ганима
отгородила сознание от этих отвлекающих звуков.
Так что же с этими двумя неладного?
Движения мужчины так скованны, так осторожны.
Он повернулся. Отражение от одеяния женщины его осветило, показав
мясистое красное лицо с большим пятнистым косом. Ганима испустила глубокий
и бесшумный вздох узнавания. ПАЛИШАМБА! Внук наиба, сыновья которого пали
на службе Атридесов. Лицо - и еще одно, обнажившееся, когда пола его робы
взметнулась при его повороте - обрисовали для Ганимы законченную картину.
Под накидкой у него был пояс, а к поясу пристегнута коробочка,
поблескивавшая рычажками и циферблатами. Наверняка, изделие Тлейлакса или
Иксиана. И, несомненно - передатчик, освободивший тигров. Палишамба. Это
означало, что еще один наибат перешел на сторону Дома Коррино.
Кто же тогда эта женщина? Неважно. Кто-то, кого Палишамба использует.
Мысль Бене Джессерит вдруг вторглась в сознание Ганимы: "У каждой
планеты свой собственный срок, равно как и у каждой жизни".
Она отлично припомнила Палишамбу, наблюдая за ним и этой женщиной,
видя его передатчик, его жесты украдкой. Палишамба преподавал в школе
съетча. Математику. Начетчик и невежда. Пытался объяснить учение Муад Диба
через математику, пока Жречество этого не запретило. Поработитель умов, и
процесс этого порабощения можно было понять предельно просто: он передавал
технические знания, не передавая истинных ценностей.
"Мне бы следовало заподозрить его раньше, - подумала она. - Все
признаки были налицо".
А затем, со жгучим спазмом в животе: "Он убил моего брата!"
Она принудила себя к спокойствию. Палишамба и ее убьет, если она
попробует настичь его здесь, в тайном входе. Теперь она поняла, и почему
совсем не в духе Свободных свет выставлен напоказ, выдавая секретный вход.
В этом свете они наблюдали, не ускользнул ли кто-нибудь из жертв.
Наверняка испытание для них - ждать так в незнании. И теперь, когда Ганима
разглядела передатчик, она могла с уверенностью объяснить движения руки.
Палишамба часто и сердито нажимал на один из рычажков передатчика.
О многом говорило Ганиме присутствие этой пары. Весьма вероятно,
подобный наблюдатель таится в глубине у каждого входа в съетч.
В носу ей защекотала пыль, и она почесала нос. Ее раненая нога
продолжала пульсировать, а руку то ломило, то жгло. Пальцы оставались
бесчувственными. Если дойдет до использования ножа, ей придется держать
его в левой руке.
Ганима подумала о том, чтобы воспользоваться пистолетом маула, но его
характерный звук наверняка привлечет нежелательное внимание. Следовало
найти другой путь.
Палишамба опять отвернулся от входа - темная фигура на фоне света.
Наружу стала смотреть разговаривавшая с ним женщина. В женщине была
живость хорошей вышколенности - она знала как, краем глаз, следить за
тенями. Значит, она не была просто полезным орудием. Она была частью более
глубокого заговора.
Теперь Ганима припомнила, что Палишамба домогался места Каймакана,
политического губернатора Регентства. Он - часть более широкого заговора,
это ясно. У него много сторонников. Даже здесь, в Табре. Ганима
рассматривала все грани возникавшей таким образом проблемы, исследуя ее.
Если бы ей удалось хоть одного из этих стражей захватить живьем, то
поплатились бы и многие другие.
Внимание Ганимы привлекло "ф-ссс" небольшого животного, пьющего из
кваната. Естественные звуки и естественные вещи. Память ее отправилась в
поиск через странный барьер безмолвия в ее мозгу, нашла там жрицу Джоуфа,
взятую в плен в Ассирии Сенначерибом. Воспоминания этой жрицы подсказали
Гамме, что следует делать. Палишамба и женщина были просто детьми,
загораживающими путь и опасными. Они ничего не знали о Джоуфе, не знали
даже о той планете, на которой Сенначериб и жрица обратились в прах. То,
что вот-вот должно было произойти с парой заговорщиков, могло бы быть
объяснено им - будь им это объяснено - в понятиях, берущих свое начало
здесь.
И кончающихся здесь.
Перекатившись набок, Ганима скинула фремкит, отстегнула трубку
пескошноркеля, откупорила ее, удалила из нее длинный фильтр. Теперь у нее
была сквозная трубочка. Выбрала иголку из запасного ремонтного комплекта,
обнажила криснож и обмакнула иголку в полость с ядом на кончике ножа -
туда, где некогда находился нерв червя. Раненая рука затрудняла ей работу.
Движения ее были медленны и осторожны, с опаской держа отравленную иглу,
она извлекла из набора комок спайсовой ваты. Тупой конец иглы она туго
закрепила в этом комке, и затем так же туго вогнала свой металлический
снаряд в трубку пескошноркеля.
Прямо держа свое оружие, Ганима подползла чуть ближе к свету,
двигаясь медленно, чтобы как можно меньше задевать стебли алфалфы. При
этом она внимательно присматривалась к танцующему скоплению насекомых Да,
среди них были мухи пьюм, известные своими болезненными укусами.
Отравленное острие может остаться незамеченным - по нему хлопнут, как по
укусившей мухе, и смахнут с тела. Оставалось решить кого из них поразить -
мужчину или женщину.
МУРИЦ. Имя само по себе выпрыгнуло в памяти Ганимы. Так звали
женщину. Ей припомнилось то, что о ней говорилось. Одна из тех, кто вьется
вокруг Палишамбы, как насекомые вокруг источника света. Она - слабее, на
нее легче воздействовать.
Очень хорошо. Палишамба выбрал на сегодняшнюю ночь неподходящую
напарницу.
Ганима поднесла трубку ко рту, осторожно вздохнула - и выдула воздух
одним мощным толчком.
Палишамба хлопнул по щеке, отвел руку с пятнышком крови на ней. Иглы
нигде не было видно, он своей собственной рукой смахнул ее прочь.
Женщина сказала что-то утешающее, и Палишамба рассмеялся. Он еще
смеялся, но его ноги начали уже подкашиваться. Он осел на женщину,
пытавшуюся его поддержать. Она зашаталась под его тяжестью. В это время к
ней подошла Ганима и прижала к ее пояснице острие обнаженного крисножа.
Словно болтая о пустяках, Ганима сказала:
- Без лишних движений, Муриц. Мой нож отравлен. Можешь отпустить
Палишамбу. Он мертв.
30
Во всех главных общественных силах вы обнаружите
подспудное движение к обретению и удержанию власти через
использование слов. От знахаря и жреца и до бюрократа -
это одно и то же. Управляемое население должно безусловно
принимать слова власти как действительность, путать
символизированную систему с осязаемым мирозданием. При
поддержании такой системы власти, определенные символы
сохраняются вне общего понимания - символы, имеющие дело с
регулированием экономики или с определением местной
интерпретации здравомыслия. Такая форма символа-тайны
ведет к развитию фрагментированных субязыков, каждый
становится сигналом, что его пользователи вобрали
определенную форму власти. С этой точки постижения
процессов власти, наши Имперские Силы безопасности всегда
должны настороженно следить за формированием субязыков.
- Наверно, незачем вам это говорить, - сказал Фарадин, - но, во
избежание любых ошибок, я сообщу, что здесь спрятан тайный наблюдатель,
